Червонец

Его судорожная попытка схватить Зинаиду Абдуловну за шкирку и размазать её по ближайшей стене, естественно, не удалась. Да и не могла удасться… – санитары и прочий персонал психиатрических лечебных заведений своё дело знают.

XXII

Александр Всеволодович как всегда не без внутреннего трепета снял трубку требовательно звонившего прямого московского телефона:

– Стюднев слушает…

– Привет, Шура! Ну, как там живы-здоровы, как подготовка к празднеству? Времечка-то на раскачку уже не осталось.

– Вашими молитвами, Евгений Савватеевич, – Стюднев так ни разу за всю свою прокурорскую жизнь и не смог преодолеть снобистского барьера, и по сей день позволял себе называть только на «вы», и по имени-отчеству, даже самых близких друзей-однокашников по институту, если они хоть на ступеньку стояли выше по служебной табели о рангах. – Всё, тьфу-тьфу, на мази.

– Что ж, молодцы! Кто бы сомневался. Да, Шур, тут генеральным приказ подписан. Сергей Мартемьяныч, достигший, наконец, необходимого возраста, с завтрашнего дня – персональный пенсионер союзного значения. По возвращении его из санатория проводы на заслуженный отдых должны быть организованы, как положено, на высшем уровне.

– Сделаем, Евгений Савватеевич, какие вопросы. Такого человека, многолетнего нашего наставника и учителя, да не уважить…

– Мы тут, со своей стороны, от имени Генпрокуратуры обеспечим, конечно, что требуется, но и вы уж там у себя, глядите, не подкачайте.

– Хорошо бы, уважаемый Евгений Савватеевич, совместить эти

торжественные проводы Сергея Мартемьяновича с празднованием, к которому мы с вами готовимся, то есть с чествованием стахановцев[44 - Стаханов Алексей Григорьевич (1905-1977 гг.), – Герой Социалистического Труда. В 1935 г., будучи шахтёром-забойщиком, установил мировой рекорд по добыче угля, перевыполнив дневную норму на 1350%. Синоним понятию «трудовой героизм». Позже появились версии о фальсификациях данного «героизма».] нашего дела, – Стюднев говорил размеренно, стараясь по возможности растянуть разговор с тем, чтобы успеть уловить истинное настроение собеседника, угадать настоящую подоплёку звонка, а сориентировавшись, попытаться вызнать, предстоит ли, наконец, долгожданное его полноценное, без этого обрыдшего «исполняющий обязанности» вступление в должность прокурора области, или же пришлют на неё кого-то другого, «варяга» со стороны. О чём и объявят сейчас мимоходом, как бы вскользь, между делом.

Но изощряться Александру Всеволодовичу в провидческих и вызнавательских потугах, к счастью, не пришлось, столичный собеседник без всяких пауз и предварительных намёков благодушно, ни на полтона не меняя тембра голоса, подвёл разговор к главному, с таким приятным сердцебиением ожидаемому:

– Было бы действительно неплохо, Шура, объединить два таких мероприятия в одно, поскольку с нашими мыслями это полностью совпадает. Хотя, тьфу ты, прости, дорогой мой, какой же ты теперь Шура? Даже неудобно уже, пусть и чисто по-дружески, по-школярски называть тебя так. Только – Александр Всеволодович! Ну, на худой конец – товарищ Стюднев. Ты ведь у нас с завтрашнего дня, одновременно с решением вопроса по Сергею Мартемьяновичу, не какой-то там временный «и.о.» с непонятным расплывчатым статусом, а – самый настоящий, «взаправдашний», как выражается моя маленькая внучка, прокурор области. Копию приказа получишь на днях по фельдъегерской почте, а на подлиннике распишешься в ближайшей командировке в Москву.

– Спасибо, Евгений Савватеевич!

– Да и соответствующий должности классный чин – государственный советник юстиции третьего класса – обмоешь одновременно с должностью. Как,

не утомил я тебя таким бурным потоком информации?

– Евгений Савватеевич! Уж, и не знаю, как благодарить. Я… я… вы же знаете, что отслужу, отработаю так!..

– Ну-ну-ну, успокойся, дорогой. Понимаю – столько времени в подвешенном состоянии, да ещё суметь в этом состоянии не просто прочно удержать в руках бразды правления в важнейшем областном органе надзора за законностью, но и поднять показатели работы до такого высокого уровня. Одни из лучших в стране по итогам года – это, брат, не каждому по силам.

– У нас, Евгений Савватеевич, есть районы, где раскрываемость по тяжким вообще стопроцентная.

– Именно поэтому и закономерно, что одного из трёх занаряженных на вашу область орденов Трудового Красного Знамени удостоен прокурор такого района. Бычков, кажется…

– Коровкин, Фёдор Лукич Коровкин. Очень хороший прокурор и замечательный человек, порядочный семьянин. Но, простите, Евгений Савватеевич, мы хотели бы просить вашего разрешения немного переиграть нам тут распределение наград. Именно в отношении этого хорошего человека. Понимаю, списки там у вас уже, наверное, утверждены. И, всё же…

– Что случилось? Человек по всем параметрам, по твоим же оценкам, подходящий, а с орденом – переиграть… Хм-м… Надеюсь, уж в отношении хотя бы себя-то лично вы с Мордарём ничего переигрывать не собираетесь? И дело касается только этого Бык… тьфу!.. Коровина?

– Коровкина. Нет-нет, ничего такого особенного не произошло. С Григорием Михайловичем Мордарём у нас полнейшее взаимопонимание по всем вопросам. Он идёт первым номером по списку, я – вторым. А что касается Фёдора Лукича Коровкина… Он, кстати, тоже наш с вами институт заканчивал, только на пару курсов позднее. Вряд ли вы его помните – тихий такой, малоприметный, застенчивый в общении. Такие обычно слабо запоминаются даже ближайшими однокашниками вузовскими, хотя со временем из них нередко получаются толковые и продуктивные работники, а то и низовые руководители, потолок которых, как правило – должность местечкового прокурора, или, допустим, председателя райнарсуда. Безупречно отработают своё, и тихо уходят на заслуженную пенсию, иногда, если повезёт – персональную республиканского, и даже союзного значения. Так же тихо доживая потом жизнь в этом же райцентре. Так вот, почему-то, скорее всего из ложно понимаемой скромности, или такой же идефикс-сверхчестности, считает себя Фёдор Лукич недостойным столь высокой награды.

– А высочайшие в области показатели его района по раскрываемости?

– Стопроцентная раскрываемость преступлений в его представлении – прямая трудовая обязанность всех сотрудников правоохранительных органов, работающих исключительно по зову сердца, из идейной, а не какой-то иной убеждённости. Вот так…

– Странно… хотя и заслуживает уважения такая позиция. Представляешь, если бы все у нас такой «ложной скромностью» вдруг заразились? Какой скачок произошёл бы в самосознании кадров! Горы бы своротили на пути к идеальному обществу! Но, тем не менее, с зависающим по такой непредвиденной причине орденом надо что-то делать… Сами себя можем высечь: государство высоко оценило труд немалого коллектива вашей облпрокуратуры в целом, выделило хороший лимит на правительственные награды, а конкретно вручить их и некому, что ли… Дескать, работаем всем гуртом хорошо, а каждый по отдельности ребята наши плохонькие, и наград недостойны. Особенно рядовые трудяги. Один орден – обкому, второй – прокурору области, а третий забирайте назад. Так? Ну, что скажешь, Александр, комар тебя бодай, Всеволодович?

– Есть, кажется, выход…

– Правильно, светлая твоя голова! Кто фактически раскрывает преступления и улучшает показатели самого боевого участка переднего края борьбы с преступностью – района? Конечно, следователь! В тесной связке с милицейскими оперативными службами, о которых мы тоже позаботились – их ожидает своя порция наград: пусть не орденов, но медалей самых престижных для этой категории сотрудников. А какой район вышел в передовые, какой у нас в первой строке праздничной отчётности? Ещё раз правильно – Междуреченский. Так, давайте и переоформим на следователя-«стопроцентника» этого района отказной орден его «шефа» Фёдора Лукича Коровушкина.

– Коровкина…

– Да какая теперь разница – Коровина, Быкова, Овечкина!.. Словом, времени хоть и крохи остаются, но пока ещё оно позволяет что-то исправить, поправить. Срочно присылайте одобренные обкомом характеризующие героя документы, мы позвоним Грише Мордарю, попросим не затягивать с визированием, и – вперёд!

– Я извиняюсь, Евгений Савватеевич, но… как раз именно с этим следователем не всё увязывается под такую награду. Специалист, конечно, классный, каких поискать – этого у него не отнять, и я ему, как сыну, всё бы отдал, даже свой орден уступил бы. Но… маловато он ещё работает в этом районе, да и женат, в свои тридцать с небольшим, аж третьим, обратите внимание, браком.

– Что, пьёт? И по этой причине рушит семью за семьёй? Так ведь, у вас в глубинке, трезвенников-то днём с фонарём не сыскать, а – гляди ж ты, рождаемость куда выше городской, что и поддерживает какой-никакой баланс, не даёт государству нашему окочуриться из-за естественной убыли населения. То есть, хоть днём и пьют, а ночное своё дело всё ж разумеют. И семьи сельские худо-бедно существуют, разводов почти не бывает, в отличие опять же от городских реалий. Или, по другой какой причине меняет жён как перчатки ваш классный следователь? Половой гигант, наверное, красавец-гуляка?

– Да я бы не стал обвинять его ни в каком сегодняшнем разврате. Чего зря наговаривать на остепенившегося после некоторых ошибок ранней молодости человека. Хотя, парень он действительно видный, женщины на него заглядываются, не без этого. Просто… не складывались у него как-то с самого начала что личная жизнь, что служебная биография. Очень уж неуживчив по характеру… такое впечатление, что без конфликтов он, не только дома, но и на службе, как без пряников. А для общественно-политической характеристики работника советской правоохранительной системы это – не лучший штрих.

– Согласен, минус немалый, когда у сотрудника наших органов нет нормальной, крепкой, раз и навсегда сколоченной семьи – ячейки социалистического общества.

– Ну, справедливости ради, стоит отметить, что с последней живёт, вроде,

неплохо, даже, можно сказать, хорошо. Хорошо настолько, что в отпуск рвётся, на пару с ней, неудержимо. И, заметьте, Евгений Савватеевич, как раз – на время наших предстоящих торжеств с награждением. Ни о каком переносе отпуска даже слышать не хочет. Плевать парню на все подобные мероприятия. Кому, в таком случае, прикажете навешивать назначенную ему, как герою, награду? Извиниться перед участниками и гостями торжественного собрания, посвящённого этому знаменательному событию, и объявить, что, мол, один из трёх орденов Красного Знамени, которые область заслужила, можно сказать, коллективным добросовестным трудом, вручить сегодня не можем, поскольку его конкретный, выбранный из вас кавалер начхать на вас всех хотел, и в отпуск с супружницей вчера-позавчера укатил. И не до государственных наград, и не до вас ему в жарких объятиях красотки…

– А что, трудно цикнуть на такого весельчака, да кулаком по столу, по-партийному?

– В том-то и беда, Евгений Савватеевич, что беспартийный он.

– Ну-у, тогда вообще о чём разговор. С этого и надо было начинать, и не тратить время попусту.

– Я, Евгений Савватеевич, просто хотел, чтобы вы были в курсе…

– Ну, и что же дальше?

– Вот, в связи со всем этим и возвращаюсь к мысли, которую начал было высказывать, да сбился. Посовещались, значит, мы с Григорием Михайловичем, и, за неимением другого достойного, безупречного во всех смыслах и подходящего по всем анкетным данным кандидата с переднего края, так сказать, битвы за соцзаконность…

– Да что там, у вас!.. Отчётные показатели – на зависть большинству областей и краёв страны, а на награду правительственную нормального претендента найти не можете: тот стесняется, как девица красная, этот – непроходной по личностным характеристикам. Не знаю уж… Поневоле напрашивается вопрос, а всё ли у вас там, в вашей, уважаемые Александр Всеволодович и твой куратор Григорий Михайлович, вотчине, на самом-то деле, в порядке? Или ты, родимый, в волнениях за даримые тебе должность, звание и орден в придачу, чего-то недоуказал в своих отчётах, да и сейчас недоговариваешь? И поторопились мы с регалиями твоими?..

Стюднев похолодел: неуж ли докатилась-таки какая-то нежелательная информация до центра? Вроде бы всё на настоящий момент без сучка, без задоринки даже в самых слабых звеньях общей цепи событий… А – всё ли? Ох, не нажить бы беды.

– Всё, спрашиваю, в порядке у вас, Александр Всеволодович? Шура-а! Что-то не слышу твоего бодрого, уверенного голоса.

А Александр Всеволодович был растерян настолько, что никак не мог собраться и выдавить из себя хоть слово. Так славно зачинался разговор, такие приятные вести прозвучали из уст вышестоящего товарища. Наконец, он всё-таки сумел перебороть треволнение, так неожиданно парализовавшее его волю.

– М-мы, Евгений Савватеевич, т-тут посоветовались с товарищем Мордарём, Григорием Михайловичем, недавно назначенным, то есть избранным…

– Да кстати, как Григорий чувствует себя в новой должности, всё хочу спросить? Забот, поди, навалило-ось! И не до нас теперь, грешных… Нас как однокашников имею в виду. Законность в области он и в должности обкомовского секретаря так или иначе курирует, в совокупности, конечно, со всей остальной идеологической работой.

– Прекрасно, прекрасно он себя чувствует, Евгений Савватеевич. А живую связь мы никак не теряем, продолжаем контактировать без малейшего спада интенсивности. Пока, во всяком случае. Ведь именно под его толковым, высоко профессиональным и всесторонне полезным кураторством достигли мы того, что достигли, то есть сегодняшних, без ложной скромности, приличных результатов. И, первый по списку из отпущенных нам орденов Трудового Красного… – абсолютно и бесспорно справедливая в отношении него награда.

– Хорошо, Всеволодыч, но ты не договорил, о чём же, всё-таки, вы с ним насоветовались по поводу третьего ордена? Второй-то, ясно дело – твой, без нюансов и оговорок. Проходит чисто.