Червонец

– Пожалуйста, Корефанчик, успокойся! Такой радостный сегодня день, а мы… Давайте, оставим всё грустное на потом, а? Владислав Игоревич, скажите ему…

– Не всё сразу, Корифей… – Наконечный, выплеснув в приспущенное боковое окошко остатки шампанского из стакана, попросил у Александры водки. – Дойдут руки правосудия и до этих мерзавцев. Главное – дело сдвинулось. Как говорит глава нашего государства[46 - Горбачёв Михаил Сергеевич (род. в 1931 г.), – советский и российский государственный и общественный деятель, Генеральный секретарь ЦК КПСС (Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза) в 1985-91 гг., президент СССР (Союза Советских Социалистических Республик) в 1990-91 гг., «автор Перестройки», приведшей к разрушению в 1991 г. СССР как державы с распадом на 15 суверенных государств.], процесс пошёл. Тысячи, десятки тысяч реабилитированных скоро вернут свои добрые имена. Уже сколько вернули…

– Имена – это, конечно, славно. Но загубленная жизнь, невозвратимые годы… Да и, пока твоё правосудие доберётся до каждого подонка от этого же так называемого правосудия, если вообще когда-нибудь доберётся, сколько ещё невинных душ будет загублено, судеб исковеркано…

– Слышу я, Корифей, затаённую угрозу в твоём голосе. Может, и ошибаюсь, но что-то беспокоит меня в твоём умонастроении. Каждое произнесённое тобой сейчас слово справедливо, но… не лучше ли, действительно, как того желает и наша Шурочка, отложить все напряжённые мысли немного на потом? А сегодня давайте-ка радоваться, ведь есть в честь чего!

– Правильно, мальчики! А можно, и я себе водочки вместо шампанского плесну малость? Что-то в душу такое крадётся тревожное. Гнать его прочь! Не хочу, чтобы оно перешибло радость встречи. Ну, Господи, что же это такое! Тревога вдруг влезла, и уходить не хочет. Трясучка какая-то внутренняя…

– Шурк, а давай напьёмся с тобой так, как в ту нашу ночь, за которую меня засадили в этот последний раз! – встряхнулся вдруг и Корифей Десяткин, в глубине глаз которого Наконечный успел заметить уже зародившуюся недобрую искру.

– Именно, как в последний раз, мы и любились тогда, Корефанчик. Это незабываемо! И сейчас хочу так же. Принимается! Как тогда! Простите нас, Владислав Игоревич, за такую вольность в вашем присутствии.

– Ладно уж, сам такой же заводной. Сейчас приедем ко мне домой, и отрывайтесь по полной всю ночь. Жена моя Дашка апартамент вам отдельный приготовила. Ложе – как для новобрачных.

– Новобрачной тут одной ещё развестись не помешало бы, с живым пока что паспортным мужем … – Александра налила себе побольше водки и, ни с кем не чокаясь, лихо выпила залпом. – А то, как бы действительно не в последний раз оказалось… ведь, искать меня начнут завтра же утром, если не раньше. Плевать бы я, конечно, хотела на это, но… дочка дома один на один с этим выродком, суррогатным отцом, осталась. Не обижал он её, правда, никогда раньше. Однако, ей-богу, что-то тревожно мне…

– Шурк, ну он же, твой ущербный, прекрасно понимает, несмотря на своё скудоумие, что удавлю я его как мизгиря, в случае чего!

– Он ещё не знает, Корефась, про твоё, такое неожиданное для всех, досрочное освобождение, и сегодня пребывает в полной уверенности, что ещё, как минимум, полных пять лет ему всё будет сходить с рук.

– Ребят… Шура, Корифей… ну, что вы, такая жизнь впереди открывается!

Завтра будет завтра, а сегодня – полный вперёд! Ну, за любовь?

– За любовь!

– За любовь… как в последний раз!

Вместо эпилога

И вот он наступил, последний рабочий день уходящего 2006-го, юбилейного, года серебряной свадьбы проживших в любви и согласии уже четверть века (как летит время!) счастливых супругов Владислава Игоревича и Дарьи Ивановны Наконечных. Завтра, в субботу 30 декабря, пусть и с опозданием в несколько месяцев из-за множества отсрочек по разным – конечно же, уважительным, – причинам торжество наконец-то состоится, и прямо из застолья «молодые» отправятся в «серебряно-свадебное» путешествие.

Путь их ляжет, для начала, в сердце Старого света – в великолепную столицу славной Австрии, где они посетят традиционный ежегодный, дарящий себя миру строго тридцатого, тридцать первого декабря и первого января шедевр шедевров – концерт Венского филармонического оркестра. Лучшего подарка от мужа к знаменательной дате Дарья Ивановна и представить не могла. Тем более, что Владислав Игоревич преподнёс ей эту поездку сюрпризом: однажды, после новогодней ночи он, поздно проснувшись, увидел жену, утирающую слёзы восторга перед телевизором (плавно льющаяся от экрана классическая музыка и в самом деле была потрясающей), и задумал обязательно предоставить любимой возможность в как можно более близком будущем побывать на этом концерте вьявь. Теперь задумка считай что осуществилась – этот Новый год начнётся красиво, как никогда!

Насладившись высоким искусством в дворцовой обстановке чопорной старушки Европы, супруги кардинально сменят среду пребывания – отправятся в зауральскую таёжную Азию, на малую родину Дарьи Ивановны, где когда-то в молодости являл миру свои следственно-криминалистические таланты Владислав Игоревич, и где они, полюбив друг друга с первого взгляда, поженились. Двадцать пять лет… это надо же! А кажется, будто всё происходило буквально вчера.

Но, и серебряная свадьба, и венский концерт-шедевр, и душеволнующее посещение мест, где прошли лучшие, как ни крути-верти, хотя бы в силу своей молодости, годы – это будет завтра, послезавтра, и так далее. А сегодня…

Доктор права, почётный профессор старейших в Европе Венского (основан в 1365 г.) и Кембриджского (основан в 1209 г.) университетов, вплоть до сегодняшнего дня читавший по особому приглашению специальный курс лекций в госуниверситете североамериканского штата Вайоминг, член ряда гуманитарных комиссий и комитетов по линии Организации Объединённых Наций (ООН), её специализированного учреждения ЮНЕСКО и некоторых других довольно значимых международных сообществ г-н Наконечный давал первую свою пресс-конференцию в новом качестве – как только что назначенный представитель созданного чуть более полугода назад органа Генеральной Ассамблеи ООН – Совета по правам человека, сменившего просуществовавшую шестьдесят лет одноимённую Комиссию.

Казалось бы, что тут особенного – ну, несколько трансформировалось одно из подразделений ООН; ну, в немалом списке функционеров этого подразделения появилась новая, не из всемирно известных даже, а вполне рядовая фамилия. Событьице не ахти какое звонкое в мировом масштабе… и собирать в честь него специально огромную пресс-конференцию, да с широким международным участием, с представительством ведущих мировых средств массовой информации, цветом журналистики всех основных их видов – прессы, телевидения и радио? Не слишком ли?..

Для непосвящённых – возможно, и слишком.

Но… международная журналистская братия ведь просто так, по пустякам в таких множествах не собирается. Её, когорту пишущую, фотографирующую, фиксирующую окружающую действительность всеми средствами, подаренными ей техническим прогрессом, на мякине, как того старого воробья, тоже не проведёшь, и на пустое времяпрепровождение никакими калачами и коврижками не заманишь. Только достойное внимания широкой публики событие её и привлечёт. А событием таковым может стать не только зрелищное действо, но и просто хороший рассказ из первых уст, выступление неординарной личности на неординарную же тему. Словом – что-то обязательно сенсационное, актуальное, по-настоящему интересное для читателя, телезрителя или радиослушателя, кои есть сегодня даже в пустыне. Так, что…

Да и, с первого же вопроса, прозвучавшего в адрес респондента из аудитории, все сомнения в серьёзности означенной пресс-конференции улетучились вмиг.

– Господин профессор! Скажите, Наконечный – ваша настоящая фамилия,

доставшаяся вам от родителей, или же псевдоним, символизирующий вашу несгибаемость в остро непримиримой, многолетней вашей борьбе с павшим уже полтора десятилетия назад, но с неизлеченными ещё и сегодня метастазами советским режимом?

– Простите, но я никогда не боролся с собственно режимом как таковым, никогда не считал себя ни антисоветчиком, ни антикоммунистом.

– Но, вы же никогда не состояли в рядах КПСС, что было противоестественным для ответственного сотрудника правоохранительных органов, прокуратуры особенно.

– Ну-у… во-первых… не настолько и крупным был я работником прокуратуры – всего лишь следователем районного звена, то есть на первичной должности, которую занимают обычно молодые, нередко такие же беспартийные как я, выпускники юридических вузов; а во-вторых… со мной постоянно случались какие-нибудь неприятности, мешавшие необходимому для служебного роста вступлению в партию. Вот, карьера моя и тормозилась от выговора к выговору, для формального снятия каждого из которых требовалось не менее года работы без замечаний от руководства. А без замечаний никак не получалось. В народе у россиян, да и не только, наверное, у россиян, такое характеризуют просто: хроническая невезуха, рок судьбы.

– И к особо неприятным, казусным даже, случаям можно, безусловно, отнести принудительное помещение вас властями в психиатрическую лечебницу, как инакомыслящего? Ведь такие факты, как тоже говорят у вас в России, «ставят крест» не только на вступлении в партию, но и на дальнейшей работе в правоохранительных органах вообще…

– Нет, что вы, какое инакомыслие. Тот случай с лечебницей совсем уж нелепый, и заранее вряд ли кем-то планировавшийся. Просто я психологически сорвался из-за несоответствующего моим понятиям о чести и совести, а попросту элементарной подлости кое-кого из своих старших по службе и по чину коллег… побуянил немного, потеряв самообладание. Кстати, произошло это как раз во время служебного посещения мною и одним из таких коллег того самого психоневрологического диспансера, куда меня, по вашему предположению, и поместили якобы как инакомыслящего. Нет, нет, нет… всё было гораздо прозаичнее. Медики, приведя меня в стабильно спокойное состояние, через несколько дней отпустили под письменное обязательство, что я больше никогда не буду хулиганить и применять физическую силу не только к начальствующим коллегам, но и вообще к кому бы то ни было.

– Но ведь этот случай действительно поставил крест на вашей прокурорско-следственной карьере?

– Слово «карьера» в Советском Союзе, к слову говоря, вообще не приветствовалось, было даже в какой-то степени ругательным, как носящее буржуазно-корыстный смысл. В этом направлении массово культивировались словосочетания вроде «трудовой путь», и так далее. Хотя, возможно… вы и недалеки от истины относительно «креста» карьере. В настоящей подоплёке чего я, впрочем, до конца ещё и сегодня не уверен.

– Но, позвольте, господин профессор, заметить, что по данным, имеющимся в распоряжении редакции представляемой мною газеты, вы в те годы были одним из лучших, если не самым лучшим среди следователей вашей системы. В том регионе, во всяком случае, где вы служили. Талантливым и…

– Под регионом вы подразумеваете область? Так в ней всего около десятка районов было, в прокуратуре каждого из которых по одному-двое штатных следователей. Общая цифра не так уж и велика для возможности стать там одним из лучших. Просто-напросто, не пьянствуй чрезмерно, слушайся начальство – вот ты и в числе хороших, поощряемых по праздникам мелкими наградами вроде Почётной грамоты, либо денежной премии в какую-нибудь четверть месячного оклада.

– Господин профессор, разрешите вопрос? В развитие темы, затронутой моим коллегой…

– Да-да, конечно, слушаю вас.

– С присущей вам деликатностью вы в своих ответах стараетесь существенно смягчать жёсткость поставленных нами вопросов о бесчеловечности режима, которому вам волей судьбы пришлось служить в вашей стране в годы вашей молодости. Патриотизм – это, конечно, похвальное качество, и заслуживает уважения. Но… даже среди десятков хороших работников региона талантливых – в лучшем случае один-два, а при этом ещё и бескомпромиссных, честных, неподкупных в такой степени, как лично вы – не так уж много в правоохранительных системах целых государств. Такие люди, как правило, чаще бывают неудобны, чем удобны для коррумпированного руководства. И здесь, в данном вашем случае, всё очень уж похоже на расправу. Тем более, с учётом вашей послужной истории до этого. Так вот, вопрос прямой, альтернативный, исключающий какие-либо третьи толкования: что ближе к истине – это было расправой с вами персонально по личным, служебным и иным мотивам со стороны ваших вышестоящих коллег в порядке какой-то мести, наказания и прочее, или, всё же – расправой большевистской системы с инакомыслием, с порядочностью и честностью, что, с учётом формы расправы, можно смело отнести к жесточайшему нарушению прав человека? И что, в свою очередь, вероятнее всего привело вас в конечном итоге к нынешнему статусу члена высшей международной структуры, как раз на правах человека и специализирующейся.

– Честно говоря, подобные мысли, бывало, посещали меня и в то, советское, время, но понятие «права человека» в нашей стране тогда вообще не звучало. Гласно, открыто во всяком случае. И я, как законопослушный гражданин, далёкий от всякого диссидентства, гнал их прочь. Ни личной мести с чьей-либо стороны, ни, тем более, мести всей системы по отношению к себе я не предполагал, но при этом понимал, конечно, внутриведомственный, чисто служебный интерес «отцов советского правосудия» в укрощении строптивого сотрудника, покушавшегося на благополучную статистическую отчётность. Чтобы другим, как говорится, неповадно было.

– Что, в свою очередь, красноречиво свидетельствует всё же о порочности канувшей в вечность советской системы в целом, и правоохранительной в частности. Ваша сегодняшняя, выстраданная и вполне логичная должность в аппарате Организации Объединённых Наций – живейшее тому свидетельство. Если таких как вы в Совете по правам человека когда-нибудь будет большинство, человечество от этого очень выиграет. Спасибо, профессор.

– Благодарю вас. Ещё вопросы?

– Уважаемый профессор! Позвольте? Может быть, мой вопрос и будет в какой-то мере созвучен с предыдущими, но наше издание больше интересует несколько иная постановка темы обсуждения. Вернее – один из её аспектов. Такой, например, как так называемая «утечка мозгов» из бывшего Советского Союза, а ныне Российской Федерации за рубеж. Вот, ваш, скажем, более чем уважительный случай. Вы – известный учёный немалого масштаба…

– Об утечке мозгов, как таковой, именно в моём случае говорить было бы уж слишком. Как вам известно, я не отношусь к представителям технических профессий, либо точных наук или естественнонаучных отраслей знаний. Поэтому, вряд ли мог бы быть востребован где-то за пределами своей страны как носитель стратегически важной информации. Ведь юрист, правовед, воспитанный на законодательной базе отдельно взятого государства…

– Но, ваша успешная преподавательская и научная деятельность, далеко ходить не будем – даже только здесь, в стенах этого университета, в сочетании с той заслуживающей изучения практикой, какую вам довелось пройти на вашей родине, говорит о вашей незаурядности, ценности как специалиста-криминалиста весьма высокого уровня. Да и общественная ваша деятельность, признание и авторитет в профессиональном сообществе в разных странах…

– Не хотелось бы демонстрировать ложную скоромность и усердно отрицать сказанное в мой адрес, но моя нынешняя научно-преподавательская работа в этой стране, а не там где я родился и вырос, состоялся как личность, а также общественная деятельность в международных сообществах, в том числе и ООН, отнюдь не являются результатом какой-то и чьей-то пропаганды, агитации извне, заманивающей рекламы «сладкого буржуазного образа жизни», или простого стремления вырваться из нищенского по общемировым меркам уровня жизни на более комфортный и престижный. Нет. Я эмигрировал из своей страны, как бы это поточнее выразиться, не из политических, не из меркантильных, и даже не из личностно-психологических соображений. Я просто смертельно устал бороться с ветряными мельницами подобно тому Дону Кихоту Ламанчскому из бессмертного произведения испанца Мигеля Сервантеса. Устал духовно и физически. Истощился. Интеллект мой отчаялся недоумевать по поводу происходящего вокруг. И я покинул страну с единственным умыслом – восстановиться, насколько это возможно… набраться сил, сопоставить свой опыт с опытом коллег из других стран, и с новым зарядом послужить, насколько хватит сил и умения, праву, но уже, если получится, на международном уровне. И все свои возможности, в частности по линии работы в Совете ООН по правам человека, направить на восстановление попранного достоинства людей, пострадавших от юридических систем в самых разных странах, в том числе, конечно же, и в своей родной России. Спасибо.

– Господин профессор! Руководство радиостанции, делегировавшей меня на эту пресс-конференцию, рассчитывало…

– На сенсацию?

– В некоторой степени да, но – на сенсацию своеобразную. Дело в том, что мы располагаем свежайшей, полученной непосредственно перед моим вылетом сюда, и нигде пока, ни на каких каналах не обнародованной информацией.

– Абсолютный эксклюзив?