– Докладываю. Рассмотрев все приемлемые варианты, решили мы с Григорием Михайловичем, что наиболее подходящей кандидатурой будет некий Борис Борисович Степчук, моя правая…
– Знаю! Сам его и отбирал тщательнейшим образом среди многих других кандидатур, чтобы направить к вам за наработкой специфического опыта. Сам – учти это, когда дозреет сей фрукт – и отзывать обратно в Москву буду. Но, уже не из твоего аппарата, а немножко из другого места. Да и не сегодня, а, как я уже сказал, когда дозреет. А дозреет он, думаю… эдак, через годик-полтора. Здесь должность одна как раз по его редкостному характеру и определённым способностям к этому времени освобождается… в связи с предопределённым уходом на пенсию одного уважаемого, заслуженного человека. А чтобы эта открывающаяся вакансия заполнена была предельно корректно и солидно, служебная анкета преемника должна быть соответствующей. Безупречной, и подходящей по всем пунктам. Поэтому, пусть Боря пофункционирует это необходимое время не у тебя, где ничего нового уже не почерпнёт и дополнительных плюсов к анкете не прибавит, а – на партийной работе, заняв пока ещё вакантную, ранее занимаемую Григорием Михайловичем Мордарём должность завотделом. И пусть себе спокойно курирует хорошо знакомые ему правоохранительные органы области вплоть сигнала, которым Родина призовёт его на ещё более высокий и ответственный пост. С партруководством центральным и областным по этому поводу мы уже принципиально договорились, теперь дело за вами: приступайте к конкретике – готовьте аттестацию и оформляйте перевод. А попутно – всю необходимую документацию на досрочное присвоение ему очередного классного чина – старшего советника. Ну и, само собой разумеется, что политически будет правильнее, если к непосредственной работе в обкоме Степчук приступит уже после получения ордена за выдающиеся успехи на прокурорском поприще. А то, целых два обкомовца на одной процедуре награждения за удачную ловлю преступников не ими, а рядовыми следователями – это будет уже явный перебор.
– А-а… Евгений Савватеевич… сумеем ли мы сделать это быстро, инкогнито, как я понимаю – сюрпризом для Бориса Борисовича? Ведь, в соответствии со своими служебными обязанностями, все кадровые документы, в том числе и на себя самого, он же и обязан оформлять, хотя… лично я не думаю, что это правильно, – в дрогнувшем голосе Стюднева явственно звучали ноты смятения, ревности к такому сомнительной, на его взгляд, заслуженности, но прямо-таки взрывному успеху молодого карьериста.
– Ну-у, Шура… Ты верен себе, как никто. За столько лет нашей дружбы так и не исправился. Когда же ты, наконец, избавишься от тотальной твоей зависти ко всем и вся?
– Нет, ну я же… можно было бы и на самом деле сюрпризом… поручить кому-то, например.
– И затянуть этим самым дело? Да ведь, так быстро и качественно, как он, никто в твоей конторе кадровую документацию не подготовит. Ты же сам это знаешь.
– Но, как вариант, я сам мог бы за это дело взяться… поверьте, Евгений Савватеевич, исключительно ради сюрприза.
– Ладно, Шура. Понимаю, что тебя гложет. По возрасту Степчук на два десятка с гаком моложе тебя. И если он уйдёт сейчас в обком, а ты уже будешь полноценным прокурором области, то можно ещё поспорить, кто из вас более важная птица. Здесь, кто как себя поставить сумеет. Но у тебя с твоим опытом шансов поболе, чем у него. А вот, если он получит прямо сейчас, сегодня политически равную облпрокурору должность, а ты по какой-нибудь досадной случайности не успеешь к этому времени прикрепить к петлицам свою генеральскую звезду и выскочить из ипостаси всего лишь исполняющего обязанности, то по самолюбию твоему, да и весу в правоохранительных кругах области это ударит больно… И, собственноручно подготавливая личное дело Степчука, где гарантия, что не вставишь ты там какую-нибудь настолько хитроумную шпильку, что на каком-то этапе своего служебного восхождения он может сильно споткнуться… и дальше идти уже прихрамывая, а то и вовсе остановиться. В худшем же случае – совсем лишиться работы в органах власти. Не надо, Шура, не надо… Пусть всё идёт своим чередом, как задумано не мной и тобой, а кое-кем гора-а-здо выше. А посему, друг мой, слушай!
– Слушаю, Евгений Савватеевич, – от того, что собеседник, находясь за несколько тысяч километров, угадал его потаённые мысли, настроения у Александра Всеволодовича не прибавилось.
– В общем, не тушуйся. Пощадим твоё уязвлённое самолюбие. Значит, перевод в обком готовь Борьке, так уж и быть, собственноручно и срочно. Как ты говоришь – сюрпризом. Документацию на правительственную награду – тоже. А вот, присвоение ему очередного классного чина, для собственного успокоения, можешь оставить на чуть позже. Вернее, подготовь, тоже сейчас – пусть лежит и дожидается, пока ты, опередив своего заклятого друга-соратника, не получишь генеральскую звезду. А, как только это произойдёт, спокойненько отправляй и степчуковский «полковничий» пакет. И всё будет «о-кей». Договорились?
– Принимается… – голос несколько успокоенного этими словами Стюднева звучал уже не так минорно, как только что.
– Вот, в такой, значит, комбинации и не обгонит тебя твой младший коллега. Хороший компромисс я тебе дарю? Цени! Ну и… с орденом третьим, это вы, Шура с Григорием, выход нашли, согласен, не худший из возможных в данном положении. Так что, как и порешили, готовь скорее бумаги, и закрываем тему.
– Слава те, Господи, закрываем, Евгений Савватеевич!
– И напоследок. Значит, список награжденцев первого краснознамённого
ряда с горем пополам сформирован – Мордарь, Стюднев и Степчук… Что ж, оспаривать его не будем, хотя компашка сюда вошла и не слишком разнородная, даже более того – своеобразная святая троица. Так и запишем… И, говоришь, в области вашей в преддверии торжеств по данному случаю всё отлично, без эксцессов пока?
– Б-без эксцессов, ув-веряю вас, Ев-вгений Савватеевич! – опять похолодело в животе Александра Всеволодовича.
– Ну, вот и ладушки! Привет коллегам…
ХХIII
Положив телефонную трубку, Стюднев ещё какое-то время приходил в себя, прежде чем его дыхание выровнялось, и он смог относительно спокойно осмыслить происходящее. Ура! Гип-гип!! Всё сложилось!!! Только, вот, концовочка этой эпохальной беседы нервишки немного щекотнула, да иезуитские вопросы в её середине. Но в целом удачно… очень-очень удачно!
Вообще-то, после такого насыщенного эмоциями разговора с Москвой неплохо бы и расслабиться под рюмочку-другую родимой, да… половина рабочего дня ещё впереди.
Конечно, в полученной только что на официально-дружеском уровне информации ничего сверхординарного, такого уж неожиданного не содержалось. Всего лишь словесное подтверждение давно витающего в воздухе. Но как, всё равно, волнительно! Наконец-то! Окончательное утверждение в ревностно блюдимой им должности, присвоение ожидавшегося так долго и с таким нетерпением «генеральского» чина Государственного советника, плюс орден уже фактически подтверждённый… и всё это сразу, в один присест. Хорошо!
А по отношению к подлецу Борьке Степчуку чувство двоякое. С одной стороны… аллергического свойства соседство-сотрудничество со сколь вызывающим, как гад ползучий, чувство омерзения в смеси с леденящим кровь подспудным страхом, со столь же и, увы, необходимым в решении некоторых, в большинстве своём негласных вопросов (а такая зависимость особенно отвратительна и тягостна) вот-вот закончится. С другой – не тебя, многоопытного и непоколебимо, до мозга костей преданного партии и закону специалиста-правоведа с учёной степенью и множеством прочих достоинств приглашает на ответственную руководящую работу областной комитет партии,
а – этого щенка, ублюдка, способного, подобно Талейрану[45 - Князь Шарль-Морис Талейран-Перигор (1754-1838 гг.) – французский дипломат, министр иностранных дел при дворе Наполеона Бонапарта. Прославился чудовищной хитростью, беспринципностью, коварством и мздоимством, а также вопиющим предательством по отношению к своему благодетелю-императору.], хладнокровно и
бесстрастно мимикрировать во что угодно, влезть в душу хоть к дьяволу, если
ему это выгодно. Да не просто берёт этакую образину обком на работу, а ведь
ещё и с ближайшей перспективой перевода на высокую должность в столицу! Где справедливость?
Но, в целом, всё-таки, чего уж там – хорошо! Разве что только опять же эти странные, возможно случайные, а возможно, и не совсем случайные, но в любом случае немало напрягающие вопросы замгенпрокурора Евгения Савватеевича – а то, и впрямь прознали что?.. В остальном же… всё пока в нашу пользу.
Дабы скоротать редко выпадающее в течение рабочего дня свободное от совещаний, заседаний и прочих рутинных дел время, Александр Всеволодович придвинул к себе раскрытую за минуту до телефонного звонка из Москвы папку с бумагами, изъятыми у следователя междуреченской районной прокуратуры Наконечного после недавнего инцидента на территории облпсиходиспансера. Процессуально эти документы были приобщены к уголовному делу по обвинению Корифея Десяткина в изнасиловании с угрозой убийством, но почему-то хранились следователем в тот день отдельной пачкой, хотя и в том же портфеле, что и всё дело. Но начал читать Александр Всеволодович, как ни мучило его любопытство, всё же не с изъятых документов, а – с хранимой в особом отсеке рабочего сейфа докладной записки своего «заклятого друга» Степчука. Усмехнувшись над первой, трусливо выделенной жирным шрифтом строчкой так называемой адресатной «шапки», всё остальное содержание записки постигал товарищ Стюднев весьма увлечённо. Итак…
«По прочтении – желательно уничтожить.
И.о. прокурора области
ст. советнику юстиции
тов. Стюдневу А.В.
от ст. помощника по кадрам
и контролю исполнения
советника юстиции
Степчука Б.Б.
Служебная записка
Согласно Вашего указания, … августа текущего года я сопровождал следователя прокуратуры Междуреченского района юриста второго класса Наконечного В.И. в областной психоневрологический диспансер для проведения запланированных конфиденциально мероприятий. Из них одно было негласным и совершаемым мною как бы по своему усмотрению, на страх и риск, чтобы, в случае неудачи, могло быть расценено исключительно как моё самоуправство без ведома вышестоящего руководства. Но, по сути – основным. Конкретно: конечной целью последнего являлось получение юридически безупречно оформленного медицинского документа о сомнительной психической стабильности в повседневном поведении вышеупомянутого Наконечного. Крайне желательно – с обоснованием алкогольной составляющей. В способ организации такового документа решено было не вмешиваться, моя функция ограничивалась лишь обеспечением служебно-делового контакта Наконечного с медработниками.
По форме и по содержанию искомый документ получился в итоге действительно безупречным, подходящим для подшивки его в личное дело работника прокуратуры.
Подлежавший выписке из диспансера в этот же день бывший ревизор Сёмушкин А.Н. был должным образом и без каких-либо накладок подготовлен к испрашиваемой им перед выпиской из диспансера беседе с Наконечным, что и являлось, по сути, вторым, и второстепенным, из запланированных нами на этот день мероприятий.
Силовые воздействия ни в отношении Наконечного, ни в отношении выписываемого Сёмушкина не предполагались.
Однако, без всяких на то видимых причин Наконечный В.И. вдруг, ни с того, ни с сего, повёл себя неадекватно, проявил словесную невоздержанность в виде грубых оскорблений в адрес руководства диспансера, допустил с целью захвата вышеупомянутого готового документа физическое насилие по отношению ко мне без причинения заметных телеснчх повреждений, а затем совершил попытку убить или, как минимум, покалечить заместителя главного врача.
Охрана в лице санитаров вынуждена была принять законные меры, применив предусмотренную правилами для подобных случаев смирительную рубашку, а медперсонал, естественно, использовал для окончательного успокоения потерявшего способность контролировать свои действия Наконечного В.И. соответствующие препараты. После чего он был помещён в стационар, в отдельное изолированное спецпомещение для буйных больных, под круглосуточный присмотр. Врачами диспансера происшедшее предварительно продиагностировано как последствие тяжёлой алкогольной интоксикации организма пациента.
Через неделю, … сентября текущего года, когда Наконечный В.И. пришёл в себя и вернулся к способности общаться с окружающими относительно нормально, без вспышек агрессии, мною была проведена с ним беседа, в результате которой он согласился сразу, как только покинет стационар, воспользоваться своим законным правом на очередной трудовой отпуск с отдыхом по предложенной нами семейной санаторно-курортной путёвке. И даже сам стал настаивать, чтобы отпуск был предоставлен ему как можно скорее. А поскольку в отпуске он, по его словам, подтверждённым при дальнейшей проверке бухгалтерией и мною лично, не был уже три года по разным причинам, то потребовал, чтобы дали ему возможность в этот раз отгулять всё упущенное.
К расследуемому им уголовному делу по обвинению Десяткина К.Е. Наконечный, как ни странно, неожиданно для всех проявил полное безразличие. Акт передачи дела в распоряжение начальника следственного управления прокуратуры области он подписал не глядя, и даже, похоже, с облегчением.
На основании изложенного, в связи с изменившимся в прямо противоположную, т.е. в совершенно спокойную, даже, я бы сказал, апатичную сторону поведением Наконечного В.И., и с учётом совокупности иных сопутствующих обстоятельств, полагаю целесообразным следующее:
1. В целях минимизации риска привлечения излишнего, крайне ненужного общественного внимания к инциденту, проявить максимальную осторожность,
и не применять к Наконечному В.И. принудительного стационарного лечения в психиатрических лечебных учреждениях, ограничившись временной условной, без должного оформления, постановкой на учёт. И – если рецидива в ближайшие год-два не произойдёт, учёт этот аннулировать.
2. Принять меры к недопущению огласки происшедшего через средства массовой информации, согласовав этот вопрос с отделом пропаганды и агитации обкома партии, и поставив в известность лично третьего секретаря (по идеологии) Мордаря Григория Михайловича. Пресечь, также, вероятность утечки информации через любые иные каналы, включая болтливость медицинского персонала, вплоть до привлечения виновных в огласке к уголовной ответственности в соответствии с текущим законодательством.
3. Заключить с Наконечным В.И. компромиссное (исключительно устное) соглашение о том, что он, со своей стороны, навсегда забывает о деле Десяткина, а мы, то есть прокуратура области, в свою очередь, забываем о психиатрическом фрагменте его биографии. Но медицинское заключение облпсиходиспансера по нему прячем пока, на всякий случай, в сейф, и если в течение такого-то времени никаких выкрутасов Владислав Игоревич не выкинет – уничтожаем эту досадную, неприятную всем нам бумажку окончательно, тем самым давая ему теоретическую возможность трудоустройства по специальности в любой точке Советского Союза, кроме нашей, конечно, области, в которой он и сам вряд ли уже захочет продолжать работу…