Мир, в котором мы живем

Сколько прошло дней, как я упал?

Шестьдесят или шестьдесят пять?

И кроме Ивана Васильевича больше гостей у меня не было вообще никаких. Даже ребята с работы бывшей не появлялись. Вот что значит выпасть из обоймы. Хотя бывших Проводников ведь не бывает…

– Здравствуй, Леша, – очень тихо проговорила она.

Я приосанился на диване и решил прикрыть свое маечное пузо хотя бы пледом. Но если честно, нет у меня пуза, кубики там, правда, уже начинают растекаться от лени и безделья…

– Привет, Настюха! – я даже рукой махнул, а она улыбнулась.

– К тебе можно?

Я огляделся:

– Ну ты… это… уже вошла, вроде, – я указал на место на диване возле себя. – Присядешь?

Она мотнула головой, села. Ей чертовски шла военная форма и лейтенантские звездочки. Да и вообще красивая девчонка, однако! О! Потянуло-то как снизу!

А она села и в руках так пилотку теребит. Ну, я торопить ее не стал. Есть, конечно, вопросы, но они подождут.

– Я это, попросить прощения пришла, – и носом шмыгнула.

– Прощение? За что? – ну, в принципе я знал, за что.

– За то, что мы тебя подставили тогда. Но там… Мы там… – и уже хныкнула.

– А что ты одна? Светик решила без прощения обойтись? – немного холодно проговорил я. Решил сыграть плохого следователя. Но вот ответ Насти меня ошарашил, можно сказать, убил.

Она хлюпнула носом:

– Светка… погибла… – проговорила она, но ни одной слезинки, но теперь я понял, почему ей жутко плохо.

– Как это? – я даже обалдел. Вот так новости!

– Шершунчик… Крыса большая… Я отвлеклась, отстала на несколько шагов, а он как из-за угла и на Светку, – снова носом хлюпнула. Да ты плачь, глупая! – Одним движением ее растерзал! Я, конечно, пистолет выхватила и пристрелила гада, но поздно уже все было…. Для Светки… А ведь это… по дороге твоей домой было… Если бы ты ходил, она бы жива осталась. К тебе все хотела прийти, говорила, что совесть сведет ее с ума, и не думала она, что так все обернется с тобой! Просто ее желание соблазнить тебя с желанием командования совпало. А потом, когда Сила ушла… – но не договорила, потому что наконец ее накрыло с головой. Она так заревела в голос, дернулась ко мне, уткнулась в мою грудь, прижалась и окончательно разрыдалась.

Кажется, даже я заплакал…

А потом она была со мной. Осталась у меня. Мягкая, податливая как пластилин. Я даже не понял, куда делась моя тривиальность, или наоборот, просто обычности нам и не хватало, или ей? Но нам было очень хорошо вдвоем…

Как хорошо, когда кто-то есть рядом!

И Настя осталась у меня жить. Три дня она в конвое, три дня отдыхала у меня. Раньше она жила со Светкой, но после ее гибели отдала квартиру рядом с Центром в общий фонд, а сама в общагу перебралась, где людей побольше, и вскоре узнала, что поселились в ее бывшей квартире две других девчонки, тоже подруги, тоже водители, но из другой автороты.

А потом ночью где-то дня два назад ее как током ударило. И она наконец решилась ко мне прийти, хотя почему-то думала, что я ее прогоню. Глупая, кто же такую красоту от себя отпустит?

И мир преобразился…

Да, женская рука в квартире много значит. Уютней стало, видимо, от присутствия женского запаха, аромата ее тела, так как обстановка ведь прежней осталась. И буржуйку почти всегда топит, и чайник всегда наготове и уголь еще завезли, ей как состоящей на службе и довольствии стоимость угля была понижена на пятьдесят процентов! Кстати, Проводникам вообще на семьдесят процентов дешевле он продавался. Но и так тоже хорошо.

К моей бороде отнеслась нейтрально, но я все-таки ее сбрил. Увидел, как своей щетиной поцарапал ее грудь; она, конечно, не ругалась, но чувствовал, что ей не очень приятно, ее ведь тело, все-таки, но сдерживалась, чтобы меня не обидеть. Поэтому сбрил я бороду. Да и чего ее растить. Ведь жизнь новая началась.

А где-то после Нового года, числа так десятого января, в моей квартире появился еще один гость и не кто-нибудь, а сам Кирилл Васильевич Нуков, крутой тип и одетый с иголочки! В костюме-тройке и в пальто до пола. Последний писк моды, надо сказать. Один из богатейших людей Горского круга! Заработавший свой капитал в Пустоши. Я несколько раз водил его Конвои в Пустошь. Но вообще он человек нормальный, без пальцев и снобизма. Хотя, конечно, кто я и кто он.

Есть в Горске два самых дорогих ресторана – «Максим» и «Париж», так вот я со своими девчонками был там всего два раза, в каждом по разу, и столик на пятерых мне обошелся в пять тысяч купонов! Пять тысяч, пусть и на пятерых! Вот как раз я эти деньги в конвое Нукова и заработал, так как платил он всегда щедро. А вот он, как я слышал, каждую неделю со своими пятью девчонками в эти рестораны ходит!

Мы с Настей как раз просто сидели, отдыхали на своем диване. Конечно, вид у нас был не совсем приемный, я в майке и трениках, а Настя в моей длиннющей рубашке на голое тело, но Нукова это ничуть не смутило, даже были видны понимающие огоньки в его глазах.

И вошел он просто один, оставив своих охранников, двое их всегда, за дверью.

– Приветствую, Алексей! Настя! – проговорил он и руку так поднял меня, приветствуя, а Насте чуть заметный, уважительный поклон головы.

Я, конечно, не вскочил с места, но встать встал и руку протянул:

– Здравствуйте, Кирилл Васильевич.

Он усмехнулся:

– Просто Кирилл, и на «ты», мы же договаривались. Ровесники почти, как-никак…

Я хмыкнул. Насчет ровесников это он загнул. Лет на десять меня старше:

– Это когда было, – я махнул рукой.

– Всего три года прошло. Единственное, что изменилось, я стал еще чуть-чуть богаче, чем был, но не более того. Я мало изменился. Люди приносят мне деньги, так за что мне их презирать? Они просто уйдут к другому за лучшей долей, даже если там и хуже, то просто назло… – вздохнул. Был у него конкурент, которого он воспитал и который его предал. Поэтому и охрана…

Меня после этого немного закрутило с военными, не отпускали они меня от себя – и где их благодарность? -поэтому я больше не водил его Конвои, как, впрочем, и его конкурента. Но это не по каким-то принципам, просто некогда мне было. Впрочем, была еще причина…

Я указал рукой, что он может присесть. И он так огляделся, хмыкнул и, сходив на кухню, принес из нее стул, поставил его и сел как бы во главе полукруглого дивана. Согласен, сидеть сбоку как-то не пристало его статусу.

Но при этом сел он не вальяжно, а просто спокойно, как равный с равным.

Сел, и в руке его появился золотой портсигар. Посмотрел на меня, и я на это только пожал плечами. Он понимающе кивнул и убрал сигареты. Я не курил, и в моем доме тоже никто не курил, но перетерпеть одну сигарету я бы сумел.

Еще несколько секунд помолчал, а потом проговорил:

– Ты, надеюсь, знаешь, что Бурлаков расформировали?

Вот так и сказал – Бурлаки. Любопытно.

Ну, а насчет расформирования…

Знал, конечно…

Мне Настя много чего рассказала в ту незабываемую ночь. Когда мы, удовлетворенные и обалдевшие от сумасшедшего секса и тысячи поцелуев, просто лежали на моей огромной кровати. Точнее, просто на полу, покрытом матрацами, одеялами и подушками…

Она водила ручкой своей по моему обнаженному телу, выискивая мои смешинки – это когда мне было щекотно, а ей это жутко нравилось – и рассказывала, рассказывала, рассказывала. А я слушал, так как за шестьдесят четыре дня, пока был вне любой жизни, я пропустил много интересного.