Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

В Америке шла предвыборная компания. После убийства в ноябре шестьдесят третьего Джона Кеннеди президентом США стал вице- президент Линдон Джонсон, но только до конца текущего срока. А дальше – выборы. К власти от республиканцев шел сенатор, генерал в отставке Барри Голдуотер. Многие тогда говорили, что если Голдуотер придет к власти, то не избежать войны с Америкой! Так говорила и моя баба Вера. Я весь драматизм момента понимал. Правда, ненадолго фамилия эта перепуталась в моей детской голове с похожей по звучанию фамилией папиного и маминого приятеля по поездке в Африку – Готлобер (в дальнейшем первый ректор СИНХа) …Про атомную бомбу я тоже уже знал. «Страшней атомной бомбы!» – часто шутя о ком-то или о себе в неподходящий момент, – весело говорила наша баба Женя. Моей маме исполнилось шесть лет в день, когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму. А чуть позже – и на Нагасаки. Голдуотер, слава богу, проиграл Джонсону и для советских людей ушел в небытие. А мы наслаждались изумрудным цветением лета!..На юг каждый год мы еще не уезжали, но мне и здесь все нравилось очень.

Приходила к нам в садик стройная черноглазая, в двумя длинными темными косами девочка лет четырнадцати, которую звали Вика. Наверно, пионервожатая… Она тоже что-то нам читала… Дядя Витя мой любимый, наконец-то, женился. Людмила Федоровна Смирнягина, очень приятная двадцативосьмилетняя тагильчанка с темнорусыми волосами и голубыми глазами, работавшая тогда диспетчером на заводе Электро- Медицинской Аппаратуры, очаровала дядю окончательно и бесповоротно. За мной в садик намного раньше обычного пришла баба Вера, в приподнятом настроении. Она принесла мне в подарок очень красивые, по крайней мере, мне так казалось, красные носки. И сказала, что дядя Витя и уже однажды виденная мной тетя Люда поженилсь! И что молодожены и мои родители, наши родные и родные тети Люды, дядивитины друзья ждут нас в их доме на Заводской. Когда мы приехали, то я увидел счастливого дядю Витю в белой рубашке, правой рукой на спинке венского стула он нежно обнимал молодую жену, тоже веселую и довольную в нарядном зеленом платье. Приехала и старшая сестра тети Люды, женщина общительная и с хорошим характером. Как всегда пели, заглавную партию исполнял дядя Витя! В июне или июле того же, или следующего года мы ездили на пляж на Малоконной станции визовского пруда с моими мамой и папой, бабой Женей, дядей Витей и тетей Людой, дядей Володей Мильчаковым с супругой – тетей Аней, дядей Колей Богаткиным и еще кем-то. Вода была что надо, все плескались от души. Я тоже… и смотрел на мир через чьи-то темные очки по фасону как у В. Ланового в фильме» Полосатый рейс». Сквозь эти черные очки все выглядело еще раньше и в какой-то фиолетовой гамме! А мама мне рассказывала, что название Малоконная станция взялось от того, что когда-то давно здесь малых коней (жеребят) купали. Добрый старый ВИЗ, Васина горка!

Глава девятая. Старшак

В августе мне исполнилось шесть лет. И вскоре я и мои однокашники были переведены в старшую группу. Это повышение мне нравилось, ведь когда-то мы с такой завистью смотрели на «старшаков», которым можно было днем не спать. А теперь и мы вот выросли в «старшаков» и можем весь дневной сон и мертвый час послать куда подальше!))

Мы всей группой гуляли по дорожкам парка Энгельса, небольшая облачность, но очень тепло, листва еще зеленая, кто-то из мальчишек нашел на дорожке чуть погнутую проволочную шпагу и отдал ее мне рядом идет Люда Чащина и Коля Удилов и все наши. Вот оно, счастье!) Я привык к воспитателям, дяде Эдику, даже – Тамаре Гавриловне и мне было хорошо! Нам показывали наши любимые диафильмы и читали толстую книжку сказок братьев Гримм… Там какой-то силач на плечах мог носить свою деревню, но дальше страницы книги были вырваны, и я так и не узнал, что там было дальше!..Появилась в садике очень хорошая молодая женщина – музыкальный работник. Она прекрасно играла на фортепиано и пела, побуждая петь всех нас. Репертуар ее очень нам понравился…» С нами милый скворушка до весны прощается!» и еще песенка услышанная мною от нее раз и на всю жизнь: " Девушка в платье ситца, ситца каждую ночь мне снится, снится. Так почему же мама твоя мне не разрешает жениться?!» Эту песню прекрасно и артистично потом напела Люда Чащина!..

Накануне снятия Никиты Сергеича с постов главы партии и правительства где-то в сентябре шестьдесят четвертого на утреннике мы пели песню про кукурузу. Папу заведующая попросила сделать на музыкальный номер кукурузный початок. И папа сделал, как всегда, на славу! Початок был большой, гипсовый, полый, раскрашенный желтой, зеленой, каштановой и другими красками под настоящую кукурузу! Он немного смахивал на изображение с фантика шоколадной конфеты «Чудесница» (тоже- с кукурузой) и на маленькую атомную бомбу)), но все равно был прекрасен! Петь заглавную партию определили артистичную, большеротую, похорошевшую Марину Горбунову. Папа, когда узнал кто перед ним, корректно, но решительно наругал мою недавнюю мучительницу. Я торжествовал. А Марина потом подобревшая, в слезах раскаяния просила меня: " Я больше никогда к тебе не буду приставать. Не жалуйся, пожалуйста, на меня своему папе. Он хороший, но я его вчера испугалась, и стыдно было! «Вскоре папа и я Марину простили. На празднике ею, в черных кудрях, сверкающей искрами черных очей, звонко (и как-то с юмором) певшей, все залюбовались. Остальные тоже звонко Марине подпевали. У Марины в руках, как младенец, был созданный папой цветной початок. Мы пели: " Очень любят все ребятки кукурузные початки! " " …Мы расскажем вам секрет, что по цвету и по виду кукурузы лучше нет!» – солировала артистично-звонкая Марина. Дорогой Никита Сергеевич правил предпоследний месяц! В октябре после дневного сна я протер глаз и пеедо мной Сережка Ершов, наш рыжеволосый вундеркинд, Коля Удилов и, вроде бы, Женя Горовец грянули на музыку» Три танкиста» как бы в мою честь панегирик: " Пели мы вчера про трех танкистов. А сейчас в полете на Москвой – Комаров, Егоров, Феоктистов – экипаж машины боевой!» На место Хрущева пришли двое- Леонид Ильич Брежнев стал Первым секретарем Центрального Комитета КПСС и Алексей Николаевич Косыгин – Председателем Совета Министров СССР.

В молодые годы с Косыгиным хорошо была знакома лучшая подруга бабы Жени- тетя Оля (Лёля) Чазова. Ее первый муж был в Иваново или где-то в тех краях директором текстильного комбината и Косыгин – тогда нарком легпрома, а потом – председатель Совнаркома РСФСР часто заезжал к ним в гости. Разговаривали с тетей Лелей и ее мужем – конечно, ровный и вежливый в быту. «Но при этом очень серьезный, никогда ни улыбочки! "– говорила тетя Лёля. Это было в послевоенное и еще, наверно, – предвоенное время.

Все члены Политбюро, включая главу партии и государства получали одинаковую зарплату – тысячу двести рублей (новыми) в месяц, кандидаты в члены Политбюро – тысячу сто, «просто» секретари ЦК КПСС и зампреды Совмина – тысячу, министры – девятьсот и восемьсот рублей. Мой папа в хорошее время тоже получал семьсот- восемьсот рублей в месяц, бывало и поменьше, и побольше: тысячу, тысячу двести и более. Директор оборонного завода, недалеко от нашего дома получал восемьсот рублей, директор ВИЗа – больше тысячи, зам. командующего Уральским военным округом в звании генерал- лейтенанта – семьсот пятьдесят, член -корреспондент Академии наук или ректор вуза- восемьсот, академик – девятьсот и более, доктор наук и профессор – пятьсот и более, кандидат наук и доцент- триста двадцать рублей, столько же – подполковник в армии, председатель хорошего колхоза, и начальник крупного цеха на заводе, обычный хороший рабочий на заводе – двести пятьдесят рублей, шахтер- передовик – шестьсот, молодой инженер только после вуза – сто двадцать рублей, техник – девяносто рублей, парикмахерша – семьдесят рублей, вахтеры и уборщицы – шестьдесят рублей. Ниже шестидесяти рублей в месяц зарплат уже не было. Впрочем, были – манекенщицы (модели, по – сегодняшнему!) Домов моделей… но они работали, как говорится, от случая к случаю. Знаменитый клоун Карандаш – две тысячи рублей в месяц, академик Капица – три тысячи, звезда эстрады Муслим Магомаев – три с половиной тысячи и более. Наверно, уж самыми богатыми в нашей стране людьми были великий писатель Михаил Шолохов, легенда эстрады и кино Леонид Утесов, Александров и Орлова, скульпторы Манизер и Вучетич, главконструкторы Туполев, Илюшин, Королев, композиторы Шостакович и Богословский, полярник Папанин, скрипач Ойстрах.

Пенсия гражданская самая высокая – персональная союзного значения – двести сорок рублей, обычная высшая пенсия – сто двадцать рублей, маленькая зарплата в середине шестидесятых – семьдесят рублей в месяц, минимальная пенсия – сорок рублей. Обыкновенный человек получал сто двадцать – сто пятьдесят рублей. Волга стоила около шести тысяч, а старенький Москвич – тысячу.

Хрущева выпроводили в отставку с невероятно огромной пенсией (больше таких не было) в девятьсот девяносто рублей. Папиной сестры тети Марии муж – дядя Вася, Василий Прокофьевич Шасталов, участник войны, живший с женой и дочками и работавший в ближнем Подмосковье – в пос. Крекшино позже рассказывал, что еще при власти Хрущев ездил по окрестным местам почти без охраны. Позади за ним только пустая машина сопровождения. «Один раз, когда я ехал из вторых Горок, – вспоминал дядя Вася, – дорогу там в связи в проездом Хрущева перекрыли, а потом открыли внезапно, я стоял ждал, лето – стекло кабины опустил, и тут со мной поравнялась «чайка» и тоже притормозила, смотрю – в ней Никита, черт лысый, прямо со мной локоть в локоть, смотрим друг на друга, он такой крепкий, загорелый, в сером костюме, меньше, чем в метре от меня!"…Это дядя Вася рассказывал мне, правда, уже десять лет спустя. В студенческой песенке тех лет пелось: " А наш Никитушка, хоть ростом был с аршин, но дел великих он немало совершил – при нем пахали целину, при нем летали на Луну (спутник – В.Е.), при нем достигли мы сияющих вершин! Но в октябре его немножечко «того»… – тогда узнали мы всю правду про него. Что он хозяйство развалил, что он Насера наградил. И что гораздо будет лучше без него!.. Очень, конечно, много строилось при Хрущеве жилых и нежилых зданий, мостов и дорог. Как сейчас вижу в солнечный день начала лета большую стройку в районе Малышева – Генеральской, скопище техники- экскаватор, бульдозер, самосвалы и в этом мощном веселом гудении теплый летний ветер взметает в воздух желтую песчаную пыль!.. Это ощущение подъема, нужного людям дела, темпа было очень благоприятно для пытливого детского ума и приобщения к чему-то большому и перспективному!

Глава десятая. Детское питание

Давно люблю листать, рассматривать большую иллюстрированную книжку « Детское питание», многие стишки отсюда наизусть. Иногда мне из неё дома готовят. Моя баба Вера готовит вкуснейшее, хоть и без изысков.

Мне шесть лет, мои знания и умения, самостоятельность растут! Я стал хорошо рисовать лица людей, особенно в профиль. Как -то еще до конца не проснувшись, представил гипсовый профиль какой-то из папиных скульптурных работ и четко понял как изображать на бумаге линию лба и носа, губ и подбородка. Умылся, сел за стол и …нарисовал!.. А потом и всю фигуру в ее пропорциях. «Не рисуй головастиков!» – говорил папа, поясняя: " Голова должна укладываться в росте нарисованного человека семь раз». Я уже учился считать до ста и объяснение папы постепенно понял. Тети Людина сестра позднее со смехом вспоминала папины нечастые наставления моим рисункам: " Мальчик получился почти что хорошо. Но руки должны быть подлиннее. А то ведь, если что, он с такой рукой даже пописеть не сможет!» Я рассказал об этом недавно своей дочке Лизе перед ее поездкой в Брюссель и неизбежным посещением знаменитой достопримечательности этой столицы Евросоюза.))

В свои шесть лет я уже мог и лицо Ленина нарисовать, узнаваемого не только бородкой и лысиной, но и другими внешними чертами. Осенью я ходил по улице в фиолетовом клетчатом бушлатике и зеленоватой шапочке на манер летческого шлема, с металлическими пуговками. На ногах – коричневые с рантом ботиночки. И сегодня такая одежда смотрелась бы удобно, современно. Вот мы идем с бабой Женей мимо кинотеатра» Октябрь» (» Колизей»), и я нахожу прямо на асфальте квадратик красного оргстекла, прекрасная находка. Отсюда на трамвае едем к бабе Жене на ВИЗ, с ночевой. Она у моих родичей отпросила внука, тем более что дядя Витя с тетей Людой уехали куда-то ненадолго. Так называемый «стандартный» дом – не что иное, как двуэтажный в два подъезда бревенчатый барак. На втором этаже двухкомнатная квартира. Лестница поскрипывала, в доме всегда было тепло, уютно. Оранжевый абажур над круглым обеденым столом, венские стулья, шифоньер желтого цвета, швейная машинка» Зингер» с ножным приводом, печка, большой черный дермантиновый диван, кровать, этажерка… во второй комнате – письменный стол, книжный шкаф, кровати с покрывалами, на столе – настольная лампа с тонированной под бронзу гипсовой античной фигурой, держащей красный абажур, на кухне стол, шкафы, на стене синие большие коромысла.

За водой приходилось идти на колонку. Туалет в доме, но с деревянным толчком, почти как в деревенских домах. Перед каждым из домов двор с детской площадкой и столбами для сушки белья, справа – дровяники. Несмотря на такую непритязательную обстановку, здесь и во всей округе было как-то очень уютно. Недалеко завод, напротив – величественный по тем временам Дом культуры металлургов ВИЗа, где всегда показывали хорошее кино, кафе» Сталь»… Такое жилье считалось до середины шестидесятых хорошим, недалеко от центра города. Причем, как я уже говорил, дед – Герман Борисович Клопов (когда в шутливом настроении или чуть навеселе – " Герман фон Клоппе, барон фон Клопманн»)) – был начальником отдела капстроительства в Уралгеологии, Горздраве и других организациях Свердловска, участником войны, а баба Женя – Евгения Потаповна Тяжёлых- старшим инженером (раньше недолго и начальником была) отдела оборудования ВИЗа и очень уважаемым на всем заводе человеком.

После войны дед Герман нередко выпивал и, несмотря на то, что очень любил свою Женьку, доченьку Лилю – «Люнюшку», любил своего сына Витюшку, гордился его блистательной учебой и Артеком (осень 1947 —январь 1948), он мог подолгу засиживаться в близлежащей пивной и приходить под градусом. В послевоенные времена пивные назывались «американками», народ пил там пиво и водку или разбавлял одно другим, ел пельмени и сосиски, дешевые конфеты. Говорили за жизнь, вспоминали войну, пили за родину и Сталина. Когда умер Калинин дед Герман плакал, и другие плакали. Это притом, что отец его бывший вятский, глазовский предприниматель Отец деда Борис Николаевич Клопов даже в военные годы так и не смирился с советской властью и терпеть не мог ее вождей. Конечно, когда ушел из жизни Иосиф Виссарионович рыдала почти вся страна. Только моя тринадцатилетняя мама почему —то не плакала, как не плакал еще не встреченный ею молодой художник – мой папа… Нет, я ничего не хочу этим сказать, им тоже было жаль, просто вот так…

Папа видел Сталина воочию на трибуне Мавзолея во время демонстраций на Красной площади… В пятьдесят пятом сорокадвухлетняя Евгения Потаповна и сорокадевятилетний Герман Борисович разошлись. Он стал жить на 8 Марта, напротив кинотеатра» Мир». А на Заводской – она с сыном и дочерью. Выйдя на пенсию, дед уехал с ВИЗа на 8 Марта, преподавал строительные дисциплины в техникуме, участвовал в проведении в городе строительных выставок.

Мне очень нравилась скульптура перед входом в ДК металлургов ВИЗа, созданная в пятьдесят седьмом году моим папой и скульптором Петром Алексеевичем Сажиным. Она называлась «Мир, труд, семья!» и представляла собой гордо стоящего во весь свой трехметровый рост молодого красивого мужчину в рубашке и брюках с ремешком, его столь же молодую и красивую, пышноволосую жену. На руках у папы с мамой был годовалый примерно сынишка, а над головой родители и ребенок держали не меньше, чем двухметровой длины изящную лавровую ветвь. Вроде как: слава! Скульптура стояла на гранитном постаменте, отлитая просто в гипсе и затонированная под темно – зеленую бронзу. Да, сюжет плакатный, но изящно воплощенный и в духе времени. Довольно часто гипс трескался, и папа с дядей Петей за бесплатно ее подновляли в ответ на обещания директора завода отлить скульптуру в металле. В начале семидесятых скульптура потрескалась и директор ВИЗа Чернавин и вскоре сменивший его на этом посту хороший знакомый моих родителей Владимир Сергеич Ожиганов попросили папу и Сажина опять отреставрировать композицию. Но они отказались продолжать сей сизифов труд. Махнули рукой, мол, какая —то она к тому жу морально устаревшая. Стиляги от искусства, поди —ка, нос воротят. В конце концов обветшавшую скульптуру как – то ночью просто снесли. А жаль, хороша была! В восьмидесятые она, наверно, смотрелась бы китчево. А в наши дни тысячи людей бы у нее фотографировались! Сейчас о скульптуре вспомнили, о ней говорят и пишут. Я в детстве даже не до конца верил, что это дядя Петя и папа изваяли такой шедевр!)

В кинозале ДК были еще под потолком барельефы русских писателей. И папа был автором портрета Гоголя, который мне тоже очень нравится. Но потом стал отнекиваться от него. А напрасно. Наверно решил, что переборщил с длиной носа и Гоголь получился несколько шаржево.

На Заводской мне было очень хорошо. А какие вкусные пельмени баба Женя делала! Плохо только, что игрушек не было. Что-то не купили ничего мне сюда, а я не догадался настоять. Один раз нашел в ящике стола маленький дяди Витин перочиный ножичек с потемневшим лезвием и марковного цвета ручкой, выпросил и мне баба Женя подарила, я был рад! Оранжевый абажур иногда перед сном моим выключали, и я какое-то время любовался горячим оранжевым огнем, танцующим в печке!.. Папу баба Женя очень уважала (и он ее), звала; «Вовочка» или (чуть шутошно)):" Мой дорогой зять!» Игрушек не было, но можно было общаться с бабой Женей, дядей Витей и тетей Людой, вырезать что-то из бумаги, рисовать.

Новый тысяча девятьсот шестьдесят пятый год мы встретили отличным веселым утренником. Пели перед родителями песню: " Чудный день, замечательный воздух! Надевайте коньки и на лед – встретим так Новогодний наш праздник, что б потом вспоминать целый год! На коньках хорошо, на санях хорошо и с горы хорошо прокатиться! Но еще веселей, в десять раз веселей возле елки плясать и кружиться!..» Праздник был великолепным! А потом мама почему -то отпросила из садика, но я был рад. Мы идем за руку с мамой и весь воздух этого облачного декабрьского дня словно пропитан подступающим новым годом непонятно каким волшебным образом. Зачем -то зашли в гостиницу «Исеть», потом в ДК им. Дзержинского и здесь мама меня зачем-то покормила. Наверно, за время утренника я проголодался и мама догадалась об этом. До сих пор помню вкус прекрасного бифштекса с перловой кашей под вкуснейшим красно- оранжевым соусом! Вспомнил, и снова захотел такого в общем-то весьма простого лакомства.

Как я уже сказал, была у нас и сохранилась по сей день большая иллюстрированная книга конца пятидесятых «Детское питание». Там есть картинка» Мама пришла!» Мальчик лет двух в кудряшечках и белой рубашечке радуется приходу мамы. Моя мама Лиля всегда говорит, что на этом фото вылитый я в эти свои годы. «Ах какой в кафе уют, сколько много вкусных блюд! Как проворно, быстро, повко здесь слонята подают!» – и на странице изображены веселые слонята, несущие на поднятых хоботках подносы с яствами. Буратино с упаковочкой плавленого сыра восклицает:" А вот и сыр прославленнный – полезный, вкусный, плавленый!» Так все реально и сегодня!

Вспомнил еще как мы ели в садике. Федотов с компанией еще в средней группе утвердили такой приоритет, что мальчишки во что бы то ни стало должны есть суп» железной " (стальной) ложкой, а отнюдь не алюминиевом. Если положили дежурные тебе алюминиевую, ты должен от нее как угодно избавиться. Такая ложка считалась девичьей. Алюминиевая с тремя глубокими продольными полосками на ручке. У нас была еще «фашистская» (трофейная, стальная тоже) …И по иерархии лучшей считалась стальная, а худшей (только для мальчиков, конечно) алюминиевая женская. Фашистская занимала среднее положение. Весной наши отношения с Людой Чащиной стали портиться. Она стала как-то небрежнее в отношениях со мной. Любовалась собой и гордилась своими поклонниками. На лето она ни с того, ни с сего стала приглашать меня к своей бабушке в Тарасовку. Что это за деревня я не знал. И только по прошествии лет где-то услышал, что это название одного из городков Подмосковья. Было, конечно, приятно быть удостоенным такого доверия. Но вскоре я услышал, что и нашего главного хулигана Федотку Люда пригласила туда же. Он громко хвастался всем, что Людка пригласила его «в саратовку». Потом выяснилось, что и Сережку Сысоева она тоже пригласила. В общем, бабушке предстояло принять целый десант. На мои попытки выяснить в чем тут дело она только смеялась и говорила, что ни в чем не виновата и на всех места у бабушки хватит.

Я был настолько обижен, что потребовал Люду вернуть подаренные мной значки. Я бы их не взял, это было сказано от обиды, в сердцах. Поначалу

Люда опешила, но на следующий день ее грусть как рукой сняло. Она заявила, что не может мне вернуть мои подарки, поскольку» недавно в доме был пожар, и все значки (включая Сталина) … сгорели.» Еще через пару дней она подарила мне металлический значок «Ленинград» со свинцового цвета Медным всадником на фоне ночного питерского неба. Улыбалась и старалась быть такой же милой, как раньше, но натянутость улыбки была очевидна и ей, и мне. Конфликт был устранен, но отношения были уже не те. Как она хорошо пела: " Девушка в платье ситца, ситца каждую ночь мне снится, снится! Так почему же мама твоя мне не разрешает жениться!»..

Конец января… вечером мама зашла в сберкассу на Ленина 60, а меня оставила поиграть у входа. Слово «сберкасса» написано вертикально («с"вверху, потом «б»…) сверящимися розовыми буквами на массивной зеленой плоской «колбасе», прикрепленной к стене дома (где сейчас кофейня). Розовый свет надписи дает блик на ровный вечерний снег. Знакомая тетя о чем-то заговорила с вышедшей из сберкассы мамой. И я, чуть сердясь от этого, копаю деревянной лопаткой розовый снег!..

Весной шестьдесят пятого у нас стали потихоньку начинаться подготовительные занятия к школе. Мы рисовали карандашом палочки и еще какие-то простейшие геометрические фигуры. Потом, наверно в апреле, нас повели на экскурсию в школу рядом с парком Энгельса, вроде бы девяносто четвертую. Точнее, в саму школу мы не заходили, но кратко переговорили на дорожке перед школой с кем-то из неизвестных мне выпускниц нашего садика. Зато потом все закричали: " Вон Марина!“ И в окне второго этажа мы увидели мою „учительницу красивой походки " (домомучительницу) Марину Горбунову. День солнечный, девчонки – школьницы играют перед школой в классики, а Марина Горбунова с пышными черными волосами, как какая-нибудь Джина Лолобриджида со второго этажа своей школы (могла бы уж спуститься, ради такого случая) что-то нам весело кричит!.. Дома я рассказал родителям, что «выпускники» нашего садика направляются потом в эту самую школу. На это мама сказала: " Эта школа хорошая, но тебе лучше пойти в школу рядом с нашим домом, а туда нам далеко.

И мама решила, что Вадьке надо перед школой дать передышку. Я не возражал, хотя садика было пронзительно жаль. Все закончилось как-то внезапно… Людка, ребята! Прощайте, мои дорогие, я не забуду вас никогда!..Сколько лет прошло, страшно сказать, а …как вчера! Налью сейчас рюмочку коньяка за садик мой родной. С нами милый скворушка до весны прощается…

Глава одиннадцатая. Дошкольные дела, события

Не закончив садика)), я снова оказался в свободном парении, насколько оно вообще может быть свободным у шестилетнего мальчика из городской интеллигентной семьи. Да, мне уже шесть с половиной, не за горами школа. Я научился читать, складывать и вычитать. Больших проблем с этим не быцло.

Моя первая испробованная в чтении книга – это» Снежная королева» Андерсена. Большая, иллюстрированная книга сказок Ганса Христиана Андерсена, изданная на русском языке болгарским издательством. Я и до этого очень хотел читать. В частности – русскую сказку» Пойди туда- не знаю куда, принеси то – не знаю что «…Вдруг буквы, как по волшебству, стали соединяться в слова и строчки. До этого меня учили, но у меня не получалось. А в шесть лет видимо время подошло. Потом и писать научился карандашом. Мама переучивала меня из левши в правшу. Я обеими руками умел рисовать, писать и что-то делать, но левой все же лучше получалось. Книга андерсеновских сказок» Соловей», «Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик», «Оле Лукойе» и, конечно, сама «Снежная королева» восхищали. А иллюстрации… Герда, в красной юбке с белым фартуком, скачущая на северном олене. Снежная королева, в белом, переливающемся драгоценными камнями платье! В минуты, когда злишься на человечество, на соотечественников, хорошо бы вспомнить, что кто-то в детстве нам такую красоту, эти образы, пропитанные добротой, нарисовал! Обалдеть! Не говоря уж о самом Андерсене. Только с годами осознаешь это чувство благодарности авторам такой прелести. Они же подарили нам часть жизни, которой без них у нас бы не было. Недавно у меня были хорошие духи (мужские) под названием «Silver shadow» – буквально «серебряная пелена» или» серебряный туман». Так вот и эта книга поселила в меня какой-то серебряный туман. Не такой, что застилает глаза, а тот, что помогает воспринять красоту, добро, изящество мира. Искренне написанное произведение, даже сказка, не застилают, а просветляют наш взор, наши ум и чувства. Мне хочется написать эссе- исследование о нашем «советском» Андерсене. Чудесные иллюстрации, добрый и умный (при этом – понятный и ребенку, и взрослому нашей эпохи) перевод, добротная, хоть и недорогая, полиграфия. Огромные тиражи, позволяющие чуть ли не всей стране в унисон, на каком-то почти одном общем дыхании знакомиться с героями, сюжетом. Единство доброго и прекрасного -«калокагатия» как называла это таинство интеллигенция античности)). А эти издания так хочется увидеть, подержать в руках и детям почитать, да как найти?

Ладно Андерсен, а как быть, если хочется конкретного издания, менее известного. Например, с нежностью помню детскую книжку- сказку в тонком переплете «Пойди туда- не знаю куда, принеси то- не знаю что» – ведь есть разные варианты- вариации этой далеко не безызвестной русской сказки. Но, мне кажется, что наиболее хороша версия, где героя зовут Андрей – стрелок …Он и подстрелил на охоте горлицу, которая вдруг и говорит ему… человеческим голосом: " Не губи меня, Андрей- стрелок. А отнеси меня к себе в горницу, посади на окошко, как начну я засыпать – бей меня наотмашь…» Конечно, там антиподом Андрею выступает воспылавший страстью к его супруге Царь, есть там и царский советник (негодяй еще тот), и великаны, и дворцы. Как выписан царь- худой, в черном с золотым позументом, перетянутом широким поясом, кафтане, нос с горбинкой, всем обликом напоминающий стервятника. У него и рукоять меча на поясе являет собой головку стервятника с загнутым клювом. А какие терема, палаты! Донага пропившийся мужичонка – Кабацкая теребень, дородный Царский советник и худые длиннобородые великаны, стоящие в морской пучине по пояс и благородная молодая пара- Андрей -стрелок и его любимая! Мы и раньше с мамой ходили по городу, но теперь это стало почти ежедневным нашим занятием. Наш любимый Свердловск развернулся передо мной во всей своей красе. Как хорошо гулять по городу на молодом апрельско- майском полуденном солнышке!

Мама решила купить домой красивый и удобный кухонный гарнитур. В доме, где потом долгое время располагался магазин» Политическая книга», на площади пятого года, шла никак не афишируемая в народе запись на гарнитур «Польская кухня». Мы -то как прознали – непонятно. Меньше десятка гарнитуров на весь большущий наш город! Мы с мамой познакомились с молодой красивой женщиной по имени Муза. Ровесница мамы или на пару лет постарше, лет двадцать семь, блондинка с глазами цвета морской волны. В лице, элегантной стройности фигуры что-то неуловимо- прибалтийское. Но говорит без акцента. Похожа на совсем молоденькую Казимиру Прунскене. Мы идем от площади к Дому союзов (б. Дом Севастьянова) но почему-то по стороне фонтана Каменный цветок, мимо несуществующего памятника Татищеву и де Геннину, с очередной переклички очередников на шикарную кухню, смеемся, тетя Муза весело со мной кокетничает. Как с ребенком, конечно! А вы что подумали?)) Она уже делала какую-то хорошую карьеру в Доме Союзов – областном совете профсоюзов. Это было как-то в рифму: Муза из Дома союзов! Солнце апреля и мая! Нам и Музе тоже достался этот гарнитур. Польская кужня! Сколько лет, любимая кухонка, ты украшала наш скромный быт своим нездешним шиком. Белоснежная, с зеркальными вставочками на месте ручек, выдвижными пластиковыми ящичками для круп, одной смешной табуреткой с двойным дном. Директора, заслуженные и народные артисты с едва заметно вспыхнувшей в глазах их завистью говорили маме: " Да, Лиль, это выше всех похвал!» Предметная среда нашего детства! Но я немного недоговорил о книжке» Пойди туда – не знаю куда «…Я в восторге от этой книжки. Очень понимаю теперь уже не просто книголюбов, а именно библиофилов, стремящихся что есть сил отыскать то или иное издание, смотреть на него как на потерянную много лет назад и, наконец -то найденную, любимую девушку полными слез и счастья глазами, прикасаться к этим виденным в сокровенных снах страничкам и вот воочию отвоевать у времени крошечный островок своей полузабытой самости!

Вот уже и лето наступило. Все в свежей зеленой листве. Мама купила мне книжку с картинками, я прошу почитать. Это про французские колониальные бесчинства в Алжире. И про моего ровесника, лет шести мальчика Ахмета. Вся семья мальчика погибла, дом разрушен, идти некуда и зачем теперь жить? По книжке было видно, что алжирский народ действительно страдал, что это все правда. Я не считаю, что детей надо изолировать от политических коллизий. Если народ страдает, гибнут взрослые и дети, то об этом мир должен знать. «Хотел от страданья заплакать Ахмет. Но он не заплакал, ведь слез уже нет…» Мальчик с лицом Алладина в белой чалме крупным планом смотрит со страницы прямо нам в глаза, в его же огромных черных глазах – ужас и страдание! Это мы еще идем на встречу с тетей Музой, на Плотинке, перед еще несуществующим бюстом Мамина- Сибиряка у пруда мама читает мне эту книжку. На днях прозвучали автоматные выстрелы и взрывы в Париже. От этих взрывов и пуль террористов погибли сто тридцать ни в чем не повинных людей, в основном- французов. Наш знакомый парень, москвич, оказался на том жутком концерте рок- группы, где террористы устроили настоящую бойню. Он был у самой сцены и тем самым ближе к спасительному выходу. Люди от автоматных очередей падали слева и справа от него. Он пробирался к выходу как можно незаметнее, пока эти убийцы перезаряжали автоматы. Перед выходом лежали мертвые тела… И корчились от боли окровавленные раненые люди. Они хватали за ноги, моля о помощи. Он спас раненую девушку- француженку. Они бежали по ночной улице, забежали в какой-то из окрестных домов. Хозяйка квартиры сделала все, что было им нужно. Не раз спросив при этом, закрыли ли они за собой ворота перед домом. В хостеле, где этот парень жил, ему хотели вернуть все деньги за прожитые дни. Он отказался, но был благодарен за сочувствие. Прислал нам свое фото зрителей концерта, сделанное за пару минут до нападения. Все живы – здоровы, улыбаются. Жуткое событие, весь мир сейчас с Парижем. Я два раза был в этом чудесном городе и еще туда хочу. Очень жаль людей. Сегодня весь мир с ними. А вот Алжиру во времена моего детства сочувствовали далеко не все.

Помню хороший арабский фильм» Чертёнок», про мальчишку Асама, который случайно узнает о страшном преступлении. Фильм шел в «Салюте», еще старом. Там же шел и наш отличный фильм «Деловые люди» по мотивам рассказов О. Генри. Моя баба Женя не любила тогда молодого еще Юрия Никулина. Конечно, совершенно зря. Дядя Витя в качестве прикола подарил ей на день рождения открытку с портретом «любимого артиста». И Леонова не любила, после» Полосатого рейса». Потом потеплела к нему после картины «Донская повесть». Потрясающей, по Шолохову. Я не случайно сказал «картина». Так люди тогда, особенно кто годами постарше, называли художественное кино. Сходили на картину!

Еще помню фильмы тех пет» Я покупаю папу» про мальчика, у которого не было папы, но который мечтал о папе. И он купил папу в универмаге, как манекена и гордо шел со своим новым папой за ручку по улице Горького. И польский цветной фильм «Жена для австралийца», где поляк по национальности, давно в силу обстоятельств ставший гражданином Австралии, решает жениться все же именно на польке и едет за невестой, там он встречает некую строгую молодую красавицу по имени Пани Ганка… А еще хороший суровый румынский или болгарский фильм «Неоконченые игры» о подростке по имени Митко, ставшем партизаном. Там еще где-то в начале фильма стоит строй немецких солдат, все четкие, но один из них -субтильный интеллигентик, у которого с носа срываются и падают под ноги очки. Потом мы видим, что очки упали в глубокую луху, солдат нагибается за ним, но офицер или фельдфебель сапогом своим нажимает на затылок неловкого очкарика, понуждая его тем самым пить из лужи. Тогда мальчишка Митко стреляет в фельфебеля из своей рогатки камнем, отвлекая все внимание от такой сцены на себя и спасая честь неловкого солдатика. Они потом подружатся, солдат станет антифашистом, а у Митко появится не только настоящий вальтер, но и опыт настоящего бойца. “ Сорванец “ —венгерский фильм о веселой озорной девушке, чем —то похожий на наши фильмы с Надеждой Румянцевой»

Родители, конечно, ходили и в театр. Но я начал приобщаться к театру только с семи лет, когда оказался в Кукольном. Понравилось! Потом был спектакль в ТЮЗе. Наша Музкомедия с военных лет гремела в городе и по стране. В конце пятидесятых папа лепил с натуры потрет звезды свердловской, а потом одесской оперетты Людмилы Сатосовой, Но где эта скульптура сейчас? В наши дни репертуар оперетты разбавлен сомнительного качества мюзиклами, что-то знакомое осталось, вроде бы таким же, да все же не таким.

В зимнее время мой папа носил пальто из толстого темного сукна с черным каракулевым воротником и такую же шапку пирожком, кожаные черные ботинки. И кожаные перчатки, хотя до семьдесят пятого года они были довольно редки. Когда папа и наши люди в пятьдесят девятом приехали в Париж, то услышали фразу: " О, русские снова на широкие костюмы перешли!» -«А мы от них еще и не уходили!» – смеялся в нашем разговоре папа. К середине шестидесятых и наши перешли на узкое, на однотонные и полосатые галстуки.

В пятидесятые и начале шестидесятых папа носил оранжевато- черный галстук с небольшой бахромой на концах. и с муфточкой для экономии времени при оформлении узла. Потом уже я играл этим галстуком. Всегда брюки носились папой на узком кожаном ремне в петельках. Узкие брюки то с отгибами, но без них (чаще всего) внизу брючины. Папа носил костюмы самые дорогие, стоившие сто двадцать рублей! В холодную погоду мужчины носили кальсоны. серого, белого или бирюзового цветов. У папы было на холодное время красиво обтягивающее его стройную фигуру китайское темно- серое «лечебное» белье «Дружба». С мелко написанными красными и синими иероглифами (!) на шелковом ярлычке. Мама носила прекрасную каракулевую шубу с плечиками, черную шубу, на красной, в черную клеточку, подкладке, аж за тысячу двести рублей. Новыми, как уточняли в то время, говоря о таких серьезных суммах. И такую же шапочку, или норковую. Золотые украшения у мамы были хорошие, но никакого антиквариата я не помню. Как-то летом потеряла она в трамвайной толчее за остановку от дома только что купленые золотые часы с браслетом.

Нижнее женское красивое белье купить было не проблема. Дорогие и не очень комбинации в кружевах и без красовались во всех витринах магазинов «галантерея- трикотаж», были б средства. Но это все равно ценилось. Мама вспоминает, как одна ее однокурсница по университету только сняв в гардеробе шубу «обнаружила», что она в комбинашке. Взвизгнула и убежала домой. Но в реальности это был придуман такой ход демонстрации сокурсникам (в основном, одному из них) своей стройной фигуры в красивой комбинации. С войны, говорят, наши генералы навезли своим женщинам не мало красивых комбинаций. Те с непривычки сочли их за вечерние платья и явились на какой-то бал или прием. А простые наши женщины, работая в холода на улице, носили толстые хэбэшные рейтузы иногда чуть не до колен, зеленоватого или голубоватого цвета. И прочую нижнюю амуницию практичных цветов и безо всяких кружевов. Говорили, что один известный зарубежный актер, чуть ли не Жерар Филипп, даже по приезде домой из нашей страны даже устроил для французского бомонда выставку советского женского белья. Если это правда, то это, конечно, свинство. Страна пережила такую войну, побеждала в Сталинграде и на Прохоровском поле, пока они сидели там под своим Петэном и компанией. И хорошо, что наши женщины были обеспечены этим толстым, но практичным, бельем, сохранявшим им здоровье и саму жизнь. Кто-то сказал, что бог его наказал, забрав так рано. Его встречали с благодарностью, любовью, а что взамен… Но у игривых французов представления о цинизме, кощунстве даже, подчас снивелированы. И не хочется тревожить критикой память действительно хорошего актера, обращаясь к непроверенным фактам…

Весной и осенью все носили легкие плащи – макентоши, иногда в народе называвшиеся пыльниками. Мне нравились макентоши цвета чая с молоком и светло- серые. Время миниюбок и высоких причесок, туфель на шпильках и узконосых штиблет… Весной интеллигентные женщины стали предпочитать демократичные беретики шляпкам. Позже перешли и к цветным шелковым платкам.

В моду вошли прически» Бабетта». Солнечным летним днем, после двух мы идем с мамой в кинотеатр «Урал» на Свердлова на французскую кинокартину» Бабетта идет на войну», где жизнерадостная симпатичная французская девчонка Бабетта в исполнении восходящей звезды Бриджит Бордо вместе со своими друзьями и однополчанами – английскими военными отважно сражается против немецко- фашистских захватчиков. Здесь множество смешных и просто веселых моментов. Немцы -злые и самодовольные остолопы, особенно один из их начальников – толстый майор, который на лошадь-то забирается с грехом пополам и… задом наперед. И конечно, майор и его команда – главные антагонисты Бабетты и ее друзей оказываются, в конце концов, как и все немцы-фашисты, повержены и посрамлены. Девушка и ее друзья разыгрывают друг друга в свободное от своих боев время!..Она угощает сигаретой нравящегося ей британского офицера, он закуривает и вдруг… сигарета взрывается. Его лицо все в саже. Герои фильма умирают со смеху. И зрители -тоже. Через двадцать лет после войны и наш зритель уже мог симпатизировать таким сюжетам.

Еще один яркий фильм: франко —итальянско – голливудский, но о времени накануне Великой Французской революции, с острыми в прямом и переносном смысле сценами фехтования – " Скарамуш», где главный герой Андрэ Моро, становится лучшим фехтовальщиком всей Франции, чтобы отомстить некоему маркизу де Мэйну за гибель своего друга. Отличный фильм, но много жарких поцелуев крупным планом. Мама мне, как бы извиняясь, говорила: " Закрой глаза!»

От оперного театра справа стоит красивый жилой дом, в народе называемый Домом артистов. Там и правда немало жило, возможно, что и сейчас живет, артистов свердловских театров. Какие хорошие магазины располагались на первом этаже этого дома! «Полуфабрикаты», где продавались вкусные заварные трубочки с кремом, шоколад и шоколадные конфеты, какао, чай и кофе с молоком. Там хорошая продавец в белом кружевном кокошничке, увидя меня, лучезарно улыбалась и дарила- вручала мне конфету «Белочка»! И снова, и снова! Когда мама очень приветливо, тактично, благодарно попыталась за конфету заплатить, добрая фея также ласково, но решительно отказалась от этой компенсации. Я потом не раз вспоминал эти поистине прекрасные, вкусные моменты! Далее располагался магазин «Подарки», где продавались столовые сервизы, столовое же серебро, сумки, перчатки, зонтики, подносы и шкатулки, которые действительно могли бы послужить кому угодно замечательным подарком! Наконец, просторнейший, напоминавший чем-то Елисеевский гастроном, магазин хлебобулочных изделий с расписными потолками. Там продавались и булочки с марципаном, глазурью, маком, и самые демократичные за пять копеек свежие пирожки с повидлом! На работе у бабы Жени был коллега Александр Степанович, передававший иногда мне приветы и конфеты. Так я почему-то считал, что фамилия его Марципанов. Но не Марципанов точно. В Венгрии Лиза дочка моя посещала Музей марципана. Наелись там со знакомой молодежью нашей всяких вкуснятин!..

Стройки и, соответственно, экскаваторы в хрущевское время были всюду. Вижу как сейчас июньский день шестьдесят четвертого года за мостом на Малышева – строится здание Малышева 101 – будущий свердловский ВНИИТЭ… Бульдозеры и ветер вздымают золотистую песчаную пыль. С включенным двигателем стоит большой экскаватор. Экскаваторщик на минутку спустился из кабины на землю о чем-то переговорить со своими. Папа просит разрешения подсадить меня в кабину. Экскаваторщик смеется, он не против. И вот я сижу в какбине, держусь за вибрирующие рычаги, вдыхаю запахи бензина и солярки. Называйте как хотите – кайф, даже оргазм, если это допустимо в отношение мальчишки младшего дошкольного возраста! Мне больше нравились экскаваторы с ковшом от себя, чем с ковшом на себя. Наверно, потому что эта разновидность встречалась реже. Впрочем, это намного реже не только у машин, но и у людей. А еще мне нравилось, когда экскаватор качал на тросе тяжелую кувалду. Уж потом мне стало жалко старые сносимые постройки. А тогда я был в восхищении!» В летнее время, разумеется, я много времени с радостью проводил на улице.

Глава двенадцатая. Во дворе и дома

Летом шестьдесят четвертого, а тем более- шестьдесят пятого я уже хорошо знал ребят нашего двора, живущих в нашем доме. Кроме, вроде, уже упомянутых мной Кирюши, Севы Кондрашина, Паши Глушкова, Саши Нестерова, Ларисы Кушнер, Лены Вдовкиной, Алёши и Вани Мосиных, Лёши Мамонтова, Ольги и Алёнки Симоновых, Илюхи и Радика Шариповых, Сашки Макарова с сестрами, Андрея Вербова, Вовы Крысанова, Люды Колобовой, Вити Яговитина. С удовольствием произношу имена ребят и прошу извинить меня за какие —нибудь на сей счет повторы. Сюда нужно добавить Сашу Штинова, Андрея Бегичева, Наталью Кобякову и Веру Рогалёву, Виталика Бабченко, ребят постарше – братьев Лены Вдовкиной Вову и Женю, Лёшу Павловского, Сашу Ионина, Володю и Алёшу Алёхиных, братьев Катаевых, Таню Черепанову, сестер Тарасенко.

С шести лет мои сны стали ярче. Раз мне снился сон, как папа сделал мне грузовик из глины в натуральную величину. И я с высокой горы несусь на этом грузовике. Справа от меня в глиняной кабине сидит Люда Чащина. С девушкой на скорости!)) Сон был при этом очень хороший, без всяких двойных смыслов. Я проснулся с радостным чувством.

В реальности же были и огорчения. Вот мы идем июньским жарким полднем с бабой Верой на Шарташский рынок. Я спрашиваю бабу Веру: " А сколько тебе лет?» – «Сто два, "– отвечает она. – " Так это ж еще не так много» – подбадриваю я ее. – " Это много, скоро умру "– не хочет подбадриваться прабабушка. -" Да живут и по двести лет!» – восклицаю я, вспомнив прочитанный мне в садике рассказ про какой-то старый якорь, пролежавший на дне двести с лишним лет.– " Двести лет не живут» – отрезает баба Вера. -«Живут, живут!» – не унимаюсь я и готов уже плакать. Она, успокаивает меня, и соглашается со мной. Заодно говорит, что ей всего-то семьдесят два. Ну, это уже несравненно лучше!) На Шарташском рынке баба Вера мне купила игрушечную деревянную пушку на манер Царь- Пушки с внушительным, длиной сантиметров тридцать стволом, внутри которого был очень сильный боек на пружине. Вставляешь в ствол деревянное ядро – размером с бело- шоколадный шарик «Рафаэлло» – оттягиваешь боек с деревянной – как у шила- красной ручкой на конце, отпускаешь, он бьет со всей силы в деревянное золотого цвета ядро и оно летит. Улетело б далеко, но привязано шелковой нитью к жерлу ствола. Пушка была цвета морской волны, на деревянных колесах. В тот день я где-то на рынке подцепил ангину и заболел. Баба Вера остановилась о чем-то поговорить с моим приятелем Сашкой Штиновым, а я уже с трудом дошел до подъезда и еле ее дождался. Температура была высокая, но скоро прошло.

Была у Сашки Штинова почти настоящая (!) металлическая салатного цвета машина с педалями. Садишься и едешь. А еще у Сашки Штинова была очень хорошая бабушка. Мы обсуждали с ней русскую историю и русскую культуру во дворе. Немного полноватая, больше от возраста, со светло- голубыми глазами и убранными назад седыми волосами, очень обычной красной кофте. Сашина бабушка производила впечатление самой простой женщины, но умный внимательный взгляд и взвешенная четкая речь выдавали в ней сразу человека непростого. С ней мы разговаривали о Ломоносове и не только о нем. Незадолго до этого папа откуда-то из мастерской своей принес мне изрядно потрепанный учебник истории для седьмого класса средней школы какого-то сорок девятого года под редакцией академика Панкратовой. В учебнике были непритязательные, но очень выразительные черно- белые иллюстрации. Начало было оторвано, вместе с обложкой, и все начиналось с Ивана Грозного. Мы с бабой Верой как коршуны бросились на эту книжку и читали, читали, пока не прочитали до самого конца. С тех пор я полюбил историю всем сердцем и стал как-то ощущать исторический путь нашей страны.