Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

Какова же радость тех, кому удалось проскочить! Она бессмысленна, эта радость, но чувство чистой победы, которое наполняет везунчика, сравнимо с тем счастьем, которое взрывается в душе спортивного чемпиона. Нет ни гонорара, ни наград, ни произведённой полезной работы, а есть лишь радость от сиюсекундного события – Меня не поймали! Поймали других, менее прытких, менее везучих, менее сообразительных. Да и бог бы с ними. Я – лучший! Я – уникальный!

Сергей играл в «капканчики» с прошлого века, когда основной публикой, не считая детей, были работяги и продавщицы, грубо отдыхавшие от грубого труда. Дети оставались детьми и в новом веке, но заказы на увеселения всё больше переползали из демократичных парков культуры на закрытые корпоративные праздники, выезды фирм на природу, на пикники и прочие тимбилдинги.

Новые люди, которые уловили на уши лапшу про исключительный уровень самих себя, поверили в продвинутый статус креативного класса, белые воротнички, работники офисов, менеджеры и даже мерчендайзеры – во время игры в капканчики ничем не отличаются от работяг прошлого столетия.

Человеческая сущность остаётся неизменной. И вот уж пузатый офисный мужик в белой рубашке и галстуке – радостно бежит под «Барбарики». Несётся он, чтобы проскочить через круг взявшихся за руки коллег, а тут звучит команда «Стоп!» Но мужик-то не простой, а креативный! Он успевает упасть, проехать белым пузом и шёлковым галстуком по травушке-муравушке, проскользить словно пингвин по льду, чтобы радостно вскочить на ноги за пределом капканчика и задрать руки вверх, словно гладиатор, победивший льва: «Я смог! Завидуйте! Я чемпион!»

Чемпиону мало дела от того, что пузо его стало зелёным, и останется таковым до конца корпоративного мероприятия. Плевать ему на угаженный галстук. Чувство победы дороже имиджевых потерь. Радуется взрослый дурачок. Он успел выскочить из круга до того, как прозвучала команда «Стоп!» Нелепа его радость. Никто за ним не гнался, ничего ему не угрожало, а ловили его по команде, и не в серьёз, а в шутку.

Так, бегите же, чемпионы! Бегите быстрей, чтобы не поймали вас те, которым не повезло, которым не дано азарта в желании проскочить, промчаться в последний миг, чтобы остаться снаружи, в своей торжествующей уникальности.

Те, которые попались – держатся за руки. Они неподвижны, но объединены в сообщество. Это уже не отдельные человечки, не те, которые надеются лишь на себя. Ловцы увлечены общей задачей. Другие чувства – делают других людей, а ведь, люди-то изначально одни и те же! В чём разница меж ними? Ни в чём. В ситуации разница. Одним везёт, а другие – вместе. Одни живые, а другие – сплочённые. Одни индивидуальны, а других всё больше. Полярная разность задач превращает игру в нескончаемое противоборство.

Конфликтное пространство несётся мимо Сергея. Словно живые растения – вспухают, растут на его глазах новые «капканчики». Сейчас, в данный миг, играют эти вот детишки, но одновременно в памяти, в расслоении его личного мира – всплывают «капканчики» с другими людьми, на других площадках, других времён и даже эпох. Эпохи сменяются, а «капканчики» остаются. Не так ли устроен мир?

040

«Нынче старый ампансакабе снова потешил нас несуразными играми, кои он то и дело учиняет над своими подданными, а те, словно послушные дети, безропотно поддаются его сумасбродствам. Я бы даже назвал их ритуалы коллективным безумием, если б не следовала за ними польза, подтверждённая многолетним процветанием племени. На этот раз польза вышла в мою сторону, и была столь же неожиданной, сколь очевидной.

Построив мальгашей в ровный круг, он выделил четверых женщин из племени, разбил их на две пары и поставил обе пары на противоположных сторонах круга. Там они должны были держать друг дружку за обе руки, в то время, как остальные малагасы, бывшие в кругу, тронулись против часовой стрелки и стали проходить через стоячие пары как сквозь ворота. Движение происходило под ту же ритмичную музыку, которая звучала в нашу предыдущую встречу.

Едва ампансакабе крикнул что-то резкое и гортанное, как музыка оборвалась, а стоявшие попарно женщины резко опустили руки вниз. Один из малагасов попался в ловушку и оказался в самом центре первой пары. Другая пара не поймала никого.

Старик обратился к соплеменникам. Видимо, объяснял правила. По ходу объяснений, он помог тому, который попался, взяться за руки с поймавшими его женщинами и стать третьим в их компании.

Снова выкрикнув нечто краткое, ампансакабе запустил игру музыкальных инструментов и движение мальгашей по кругу. Потом вновь прозвучала команда, и движение прервалось так же, как и давеча. На этот раз попались двое. Оба примкнули к тем, кто их ловил.

«Так это ж «Золотые ворота!» – воскликнул Ваня и устремился в идущий через «ворота» круг. Его порыв ускорил движение малагасов, что обрадовало старого ампансакабе, и тот захлопал в ладоши, ускоряя ритм оркестра и движение подданных по кругу. Тут и я вспомнил подобную игру, виденную мной во времена Казанской ссылки. Пихнув под локоть Григория Кузнецова, я последовал примеру нашего юного друга, и постепенно нам троим удалось изрядно оживить движение игры.

Пётр не последовал нашему примеру, остался наблюдать за игрой, в то время, как малагасы приняли участие белых людей с радостью. Оркестр ускорил ритм, и вот уж мы неслись через «ворота» во всю прыть.

Ловкому Ване удалось ни разу не попасться в «золотые ворота», а меня всё-таки поймали. Когда забава закончилась, особенно довольным оказался старый император. Он подозвал меня, Григория и Ваню, и сказал: «Вы помогли мне воплотить в жизнь то самое, что я видел во сне. Не знаю, для чего это было сделано, но если сон стал живым, значит, последуют события, полезные для моего племени и для всех нас.

Внешний мир отделён от внутреннего границей человеческой оболочки. События внешнего мира легко становятся достоянием внутреннего, но когда события пересекают черту в обратной направлении, это всегда к добру. За это я подарю тебе синий предмет. Я нашёл его на берегу, и долго думал над ним. Наверное, тебе он будет полезней, чем мне» – и старик выдал мне тот самый синий карандаш, который я возил с собою с тех пор, как его подарила мне дочь губернатора Макао.

Не так давно это было. Когда «Святой Пётр» добрался до Китая и вошёл в португальский порт Макао, в компании моих соратников совершенно потерялась былая сплочённость. Люди есть люди, и каждому то и дело хочется повернуть не в ту сторону, куда влечёт его судьба. Добрая треть команды желала развернуть судно и обратным курсом вернуться в Большерецк. Мои аргументы им не хотелось принимать во внимание, поскольку тяготы плавания увесистей слов.

Трое наших товарищей погибли в схватке с туземцами. Пятнадцать человек унесла лихорадка. Погибли самые увлечённые, самые надёжные мои товарищи. Сила духа не всегда гарантирует победу. Никто из моих соратников не поддержал меня, когда я решился продать галиот. «Святой Пётр» стал для нас частью родины, расставаться с которой тяжко.

Пока шли мои переговоры с губернатором, дочь его изрядно увлеклась общением со мною. Не мудрено. Девушка на выданье, а на тысячи миль вокруг ни одного порядочного европейца. Одни торгаши, да солдафоны. Желая произвести на меня впечатление, она взялась показывать мне произведения живописи, которые создавала при помощи цветных карандашей. Детская забава, надо заметить, но пуще всех её картин увлекли меня сами карандаши, верней один из них, синий. Взор мой так и застрял на нём, не имея возможности оторваться.

Проницательная девушка заметила мой интерес и спросила – с чего он возник? «Это удивительно, Мари! – воскликнул я вполне искренне – Этот самый карандаш снился мне однажды в детстве, и вот теперь я вижу его и не верю своим глазам. Именно тот цвет, не голубой, не тёмный, а глубокий синий, при необычайной чистоте!» «Ну, так возьмите его себе. Будете вспоминать меня, а я буду печалиться о потере карандаша. Это и смешно и не так тяжко, как вспоминать о разлуке с вами» – сказала она великодушно, и отказать ей в этом капризе я не смог, как и во всех прочих.

С тех пор я берёг чудно обретённый мною карандаш. Теперь же слова ампансакабе удивили меня сильней, чем сам факт возвращения утерянного предмета. Старец говорил о материализации чего-то из внутреннего мира, а карандаш для меня тоже был примером таковой материализации. Он оказался некой эмблемой того случая, когда идея приходит в реальный мир из-за непроницаемой границы, отделяющей сны от реальности. Ампансакабе сказал о карандаше так, словно не Мари из Макао, а именно он знал о том, что мне снилось в далёком детстве…»

041

«Зачем вы читаете мне дикарские бредни про хороводы, сны и карандаши?» – перебил Пуавра Ларшер. Губернатор поднял взгляд от дневниковых записей и ответил покровительственно: «Потому что вы, мой друг, не читаете сами»

Ответ не удовлетворил капитана. «Почему я обязан всё это слушать? Какой мне прок с того, что старый дикарь подарил бунтовщику его же собственный карандаш? Тоже мне, подарок! Я бы ещё понял, если б в этих дневниках было нечто существенное, полезное для нас. Ладно бы ещё, если б он рассказал о прелестях той самой Мари, каковы её ланиты, и на какие капризы там намёк.

Конкретнее надо! Написал бы, к примеру, вот так: «Я вошёл в будуар и повалил бедную девушку на кровать. Наши уста слились в сладком поцелуе и я ощутил удары её сердца сквозь упругую, напружиненную грудь» – совсем бы вышло другое дело! Если бы я вёл дневники, то обязательно утыкал их подобными сценами, чтобы людям приятно почитать. Ничего такого не описано у вашего графа. Он – эгоистичный человек. Он не думает про читателя и пихает глупости про какой-то карандаш. Я не могу взять в толк, причём тут карандаш? Какого чёрта?»

Пуавр дождался, когда в Ларшере закончится критический порыв, и ответил: «Наверное, я читаю всё это потому, что следует знать противника глубже. Надо изучить его суеверия, причины переживаний, всю ту систему ценностей, которая заставила его пойти против Франции. Скажите, Ларшер, нашли ли вы тот самый синий карандаш в вещах Бениовского?»

«Штаны да рубаха, вот и все его вещи! К тому же, какое теперь нам дело до карандаша? Враг побеждён. Побеждён мною, хотя я не читал этих дневников, а вы их читаете уже десять лет, и всё бес толку! Пустые слова»

«Слова не бывают пустыми, даже если их пишет круглый идиот – возразил Пуавр – были бы они только написаны. В конце концов, даже если идиот не сможет описать событие, то всё равно из написанных слов будет видно, кто их писал. Именно поэтому дураки склонны писать о себе.

Настоящее слово, уложенное в рапорт и отправленное по инстанции, неизбежно порождает перемены, приводит в движение воинские гарнизоны, поднимает паруса на кораблях, заставляет артиллерию стрелять. Поглядел бы я на ваши батальные победы, если б на них не было дано санкции свыше. Вы исполнили приказ, а я инициировал его с помощью тех самых слов. Понимаете разницу?»

«Понимаю – капитан гордо задрал голову – я рисковал жизнью для того, чтобы вы несли околесицу» «Так, напишите об этом! – воскликнул губернатор – Напишите рапорт с применением всех ваших талантов. Дайте понять туда, в наши с вами министерства, от какой опасности вы спасли Францию. Но сделайте это так тонко, чтобы не было заметно, что вы осознаёте свою роль. Пусть её осознают другие. Пусть увидят они, какого опасного дракона победил доблестный рыцарь!

А ведь, другие драконы продолжают кружить над империей! Они продолжают разрушать её словами. Теми самыми пустыми словами, о которых вы так высокомерно отозвались!»

«Чего-то я вас не пойму – Ларшер наморщил лоб – вы слишком заумно говорите. Я об ваши разговоры словно об камень бьюсь. Невозможно проникнуть внутрь. Давайте, лучше, выпьем, а то у меня уже голова онемела. Крючкотворство это, знаете ли…»

Пуавр отложил дневник и молча покинул веранду. Капитан Ларшер задумался о том, как трактовать этот поступок. То ли губернатор на что-то обиделся, то ли он пошёл за вином. У этих крючкотворов всегда так. Не понятно, чего от них ждать. То ли поддержки, то ли удара в спину. Вот, был бы Ларшер императором, давно бы приказал отрубить головы всем крючкотворам и словоблудам. Оставил бы лишь тех, которые не ковыряются в словах, а делают своё дело. Приказано наступать – наступают. Приказано отступать – отступают. Сразу не стало бы никаких угроз короне и прочих глупостей, про которые пытается рассуждать этот щедрый на слова, но жадный на выпивку губернатор.

042

С мелкими детьми легче, чем со старшеклассниками. Ничего не надо придумывать. Сказано играть – играют. Сказано встать попарно и отправиться в школу – исполняют. Шумно, через пень-колоду, и не попарно вовсе, но в точном стратегическом направлении. По окончании игровой программы, сразу после финального хоровода, дети похлопали клоуну, крикнули хором: «Спасибо!» и под окрики педагогов схлынули с игровой площадки.

Сергей быстро разоблачился, уложил костюм в кофр, а свисток и парик с поролоновым носом в рюкзак. Это личные детали реквизита. Помог водителю загрузить оборудование в багажник. Просто так помог, в знак благодарности за проявленный энтузиазм. Баба Света вручила Сергею конверт, который он тут же, не открывая и не пересчитывая денег, пихнул в свой рюкзачок.

«Я в управление» – сказала Света водителю и ушла.

Застёгивая молнию на рюкзаке, Сергей бросил взгляд под ноги и увидал валявшийся в луже карандаш. Синий. Мягкий. То ли синевекая начальница его уронила, то ли он давно уже плавал тут, в луже. Да и не целый даже карандаш, огрызок меньше половинки.

«Вроде бы, я чего-то невнятное думал о синем карандаше, или не думал. Ещё в Москве, на Курском вокзале – вспомнил Сергей, подбирая огрызок. Нечто похожее на дежавю колыхнулось и тут же растаяло, оставив вместо следа огрызок карандаша в руке.

«Давай, клоун, подброшу тебя к станции» – предложил водитель, он же звукооператор. «Конечно, так будет быстрей, чем искать автобусную остановку, потом ждать автобуса, потом ещё автобус окажется не тот…» – соглашаясь, Сергей машинально сунул карандаш в карман.

Пока ехали, водитель-оператор вскользь поинтересовался, сколько отслюнявила Света. «Конверт – уклончиво ответил Сергей – я передаю конверт администратору, а он выплачивает мне 4 тысячи»

«Система – резюмировал водитель-оператор – и давно ты этим промышляешь?» «С советских времён» – ответил Сергей, чем вызвал то ли понимание, то ли сочувствие, а чтоб закрепить это неясное, но тёплое состояние атмосферы, тут же продекламировал стишок:

«Страна находится в упадке,

и правит ею криминал,

а мы – на этой вот площадке!

И миг торжественный настал.

Невдалеке от средней школы,

чтоб не прервалась жизни нить,