Изломы судеб. Роман

– Теперь пойду спать. Завтра в час дня буду докладывать Хозяину.

К часу дня Николай и проспавшийся Гулько прибыли к Сталину. Борис Яковлевич доложил о казни Ягоды.

– Что с остальными? – спросил вождь.

– Остальных, товарищ Сталин, завтра ночью в «Коммунарке» расстреляют.

– Съезди, посмотри. А наш воробышек Ежов – прыткий! Далеко полетит, если не остановить.

У Лебедева сложились странные отношения с новым наркомом. Он то приближал Николая, то отдалял его. Так во время выборов в Верховный Совет СССР Ежов сам предложил Лебедеву стать его доверенным лицом. Поехали в город Горький, где баллотировался нарком внутренних дел. Встреча с избирателями проходила в недавно построенном Дворце культуры работников автозавода. В соответствии с инструкцией, Николай Александрович вошел в здание первым. Войдя, он попытался придержать дверь, державшуюся на тугих пружинах. Рука в перчатке заскользила, дверь вырвалась и ударила по лбу наркома. «Ё… твою мать!» – заверещал полутораметровый Ежов, отброшенный на руки сопровождавших его лиц. Вышли на сцену. Зал, рассчитанный на несколько тысяч человек, встретил наркома овацией. Раскланиваясь с залом и аплодируя самому себе Ежов, цедил сквозь зубы нецензурщину в адрес сидевшего рядом Лебедева. Наконец, аплодисменты утихли. Николай зачитал биографию наркома и предоставил ему слово. Жуткую картину всеобщего заговора нарисовал тот в своем выступлении.

– Везде и всюду враги. Они есть на каждом заводе, в каждом колхозе, в каждом учреждении. Вы думаете врагов нет здесь? – спросил он, подойдя к краю сцены. – Есть! И их много! Но недолго им гулять по нашей родной советской земле! Всех возьмем!

С этими словами Ежов взметнул вверх свой крохотный кулачок. Овация была ему ответом.

– Да здравствует товарищ Ежов! Даешь ежовые рукавицы для врагов народа! – неслось из зала.

В ту же ночь арестовали всех, кто присутствовал на встрече с наркомом. Николай же больше месяца не показывался на глаза начальнику.

Атмосфера страха охватывала страну. Безотказно работала машина подавления. Каждую ночь тысячи людей отправлялись за решетку. Каждый день тысячи людей пополняли лагеря. Каждый день сотни людей расстреливались или уничтожались другими способами. Главный удар наносился по старым членам партии. Они могли знать что-то компрометировавшее Хозяина и его приспешников. Они на правах старых товарищей протестовали против репрессий, против диктатуры. Поэтому в тот период Сталин выдвинул лозунг: «Кто не с нами –тот против нас!» В созданном Наркомате партийного контроля фабриковались материалы по исключениям из партии, за которыми следовали передачи дел в следственные органы. Нарком народного контроля Шкирятов, которого сразу же прозвали Малютой Шкирятовым по аналогии с подручным Ивана Грозного – Малютой Скуратовым, еженедельно ездил к Хозяину для утверждения списков исключенных из ВКП (б) – ветеранов партии, высших руководителей, военных. Казалось, не было такого коммуниста, под которого Наркомат партийного контроля не сумел бы подвести идеологическую базу для исключения из партии. В этой обстановке награждение, повышение в должности не приносило радости: все знали, что сразу за ним может последовать арест. Наряду с доносами, написанными по идейным соображениям, писались доносы из зависти и желания отомстить. Страх царил не только в народе – он царил даже в Кремле.

Разоткровенничавшийся однажды Ворошилов показал Николаю Александровичу, как перепланировали его кремлевскую квартиру.

– Хочешь знать, где моя спальня? Смотри! – с этими словами нарком нажал на одну из книг в большом стеллаже.

Стеллаж отъехал и сквозь проем нарком с гостем вошли в спальню.

– Но это – еще не все! Вот подарок балтийских моряков, – указал Ворошилов на веревочную лестницу, прикрепленную к подоконнику. – В случае чего можно спуститься на кремлевскую стену.

Боялся всего и Сталин. Он не верил даже своим приспешникам, не раз доказывавшим ему преданность. Почти все их родственники были арестованы и содержались в тюрьмах в качестве заложников.

Лебедев не участвовал в ведении следствий, в допросах «с пристрастием». Туда охотно направлялся Гулько. Все больше оттеснял Николая Александровича от контактов с Хозяином Власик. Правда, по приказу Сталина Николай по- прежнему проводил с ним три месяца на одной из южных дач, сопровождал в театры, на парады, спортивные мероприятия. Нередко отвозил на подмосковные дачи. Как-то «упали» на Лебедева ордена «Знак почета» – в тридцать шестом году и Красной Звезды – в тридцать седьмом. Хотя сам Николай Александрович не видел своих каких-то особых заслуг, достойных правительственных наград.

– Пока не могу тебе вернуть «ромб», вот и компенсирую орденами. За каждый орден положена ежемесячная выплата. Так, что только на наградах ты имеешь зарплату советского служащего. Предлагал повысить тебя в звании, но, сам знаешь, у Ежова семь пятниц на неделе.

Примерно тоже самое сказал Ежов, сославшись на упёртость Хозяина.

В отпуск 1938 года Иосиф Виссарионович поехал без Лебедева и Гулько.

– Власик управится! У него большой опыт организации моей охраны.

На три месяца вздохнули спокойно. Планировали мероприятия по охране других членов Политбюро, оставшихся в Москве. Затем еще раз просмотрели планы мероприятий по встрече Сталина, когда тот возвратится из отпуска. Отдельно – если поедет по железной дороге из Сочи в Москву, отдельно – если доедет поездом до Баку, а оттуда по Каспийскому морю и Волге в столицу. Еще раз начали вносить уточнения в планы мероприятий во время парада и демонстрации трудящихся 7 ноября и последующего за ними банкета в Георгиевском зале Большого кремлевского дворца. Словом, все шло как всегда и ничего не предвещало беды.

18 сентября 1938 года Гулько заглянул в кабинет Лебедева.

– Тебя вызывает нарком, – сказал он и быстро закрыл за собой дверь.

Николай Александрович вышел из кабинета. С двух сторон в его виски полетели удары. От одного увернулся, второй «поймал». Когда очнулся, почувствовал, что руки скованы за спиной наручниками. С его гимнастерки спарывали петлицы, затем сорвали с груди ордена и знак «Почетный работник ВЧК-ОГПУ». Подняли на ноги, сняли портупею, выудили из заднего кармана галифе браунинг. После этого «от души» двинули в челюсть.

– Где маузер? – спросил старший из группы захвата.

– В сейфе…

– Повели! Обыск на рабочем месте будем проводить!

– Не все нашел! – усмехнулся Лебедев. – В правом голенище посмотри!

Оттуда вытащили финский нож, отобранный много лет назад Николаем у контрабандиста. Лебедев всегда держал при себе это оружие на случай, если в экстремальной ситуации кончатся патроны в маузере и браунинге. В кабинете предъявили ордера на арест и обыск подписанные самим Вышинским, отперли отобранными у задержанного ключами сейф, изъяли маузер. Втерся Гулько.

– Не знал, Коля, что ты окажешься троцкистом, заговорщиком и фашистским агентом, – ударил он Лебедева в солнечное сплетение, промазал, нанес еще несколько ударов, от коих Николай увернулся. – Знал бы – собственной рукой тебя – паскуду бы «шлёпнул»!

– Борис Яковлевич, – обратился Лебедев к начальнику. – Здесь явное недоразумение! Ошибка! Надо бы доложить Хозяину…

– Контрразведка не ошибается! – нанес еще серию ударов Гулько. – Хозяин знает о твоем аресте! Доложили шифровкой. Говори, гнида, где прячешь изобличающие тебя документы?

– Ты, что, Борис Яковлевич, рехнулся? Кто же такие документы держит на рабочем месте?

– Дворник тебе Борис Яковлевич! Я для тебя, гнида, старший майор государственной безопасности, гражданин Гулько!

– Товарищ старший майор! Не отвлекайтесь! Нам бы провести обыск, да сдать эту нечисть во Внутреннюю тюрьму, – остановил Гулько старший из оперов.

Перевернули все вверх дном. Разумеется, ничего порочившего Лебедева, кроме бутылки армянского коньяка, не нашли.

– Совсем разложился! Пьянствовал на службе! – шипел Гулько, пытаясь завладеть бутылкой.

– Это, товарищ старший майор, вещественное доказательство, – остановил его старший группы и, заворачивая бутылку в газету, кивнул подчиненным. – Обыск на рабочем месте результатов не дал. Обыск по месту жительства уже проводит другая группа. Вы, товарищ Гулько, возьмите, что необходимо для работы. Остальное уборщица выбросит. Пошли!

На дверях кабинета уже прикручивали новую табличку.

«Старший майор госбезопасности Николай Сидорович Власик», – успел прочитать Лебедев.

Николая провели в другое крыло огромного здания, спустили в подвал, передали под расписку тюремщикам.

– Переодеть бы его… – сказал старший из оперов. – Не хорошо, что враг народа в нашей, чекистской форме…

– На полигоне в «Коммунарке» переоденут, когда расстреливать будут, – с хохотком ответили ему. – Нет сейчас бывшего в употреблении красноармейского обмундирования. Все разошлось по арестованным! Да и гимнастерку его вы повредили – ордена «с мясом» выдирали. Не представляет она никакой ценности.

Лебедева погнали в душ, выдали обмылок дегтярного мыла, мочалку, использованную не одним сидельцем. Осмотрел врач, которого в-первую очередь интересовало: не страдает задержанный туберкулезом и венерическими болезнями. Отвели в камеру-одиночку с привинченными к полу столу, стулу, железной кроватью с тощими тюфяком и подушкой. Не успел осмотреться, вызвали на допрос. В переоборудованной под кабинет камере Николая встретил молодой одутловатый от пьянства мужчина, пропахший мочой и перегаром.

– Я – Павел Яковлевич Мешик – следователь контрразведки, – представился он. – Ваши анкетные данные мне известны – взяты из вашего личного дела. Не будем терять времени на биографические подробности. С предъявленными вам обвинениями вы знакомы из ордеров на арест и обыск. Расскажите, Николай Александрович, а еще лучше чистосердечно напишите о своей контрреволюционно-троцкистской, заговорщической, шпионской деятельности. Как и при каких обстоятельствах в эту деятельность вас вовлек ныне разоблаченный и расстрелянный враг народа Ягода?

– На чью же разведку мы с Ягодой работали?

– Как на чью? На немецкую!

– Товарищ следователь! – сказал еще не привыкший к обращению «гражданин» Николай. – Вы газеты читаете? Знаете, что фашисты творят с евреями! Как мог еврей Ягода быть немецким шпионом?

– Тамбовский волк вам товарищ! Я для вас – гражданин следователь. Здесь, в показаниях вашего бывшего сотрудника, написано, что был…