Золотой колодец. Избранные рассказы

Калиф сразу отдал сыну пристройку, провёл свет, развесил картины по стенам. Мальчишка, не привыкший к начинающей славе и суеверного почитания художников, которых у мусульман считали вторыми, после Бога, страшно смущался и краснел. Сам местный мулла, узнав о таком явлении в посёлке, пришёл посмотреть его работы и благословил на этот промысел божий, заказал четыре портрета пророка Мухаммеда для местной мусульманской общины. Я решил помочь ему в этом, сказал зайти в понедельник.

Разлили горячую душистую шурпу по косам (национальная глубокая глиняная миска), а из серебряного старинного кувшина, Калиф сам налил всем по бокалу вина и поднялся, чтобы сказать тост:

– Дорогой, усто Вадим! То, что Вы сделали с нашим Тамерланом – неоценимо! На своём семейном совете мы решили отблагодарить Вас и были очень счастливы, если бы Вы взяли в жёны любую из наших дочерей. Они знают об этом и дали согласие. Давайте выпьем за здоровье и счастье Великого мастера!

Я поднялся с бокалом и сказал:

– Спасибо всей семье и особенно вам, юные красавицы, но, к сожалению, вынужден отказаться от такого щедрого подарка. Так как работа на урановом руднике и смертельная доза облучения, от которого, вроде бы я и вылечился, но последствия могут сказаться в любое время и мне придётся навсегда забыть о женитьбе. Видимо, у меня другая судьба! Но, я благодарен этой жизни, что встретил на пути тебя, Камюр, и твоего сына, учить которого мне доставило большое удовольствие, так как он – талантливый человек и его ждёт большое и богатое будущее. Предлагаю тост за Тамерлана!

Женщины пригубили, а все мужчины выпили до дна. Вино оказалось очень вкусным и терпким. Я поинтересовался у Калифа, что это за вино и откуда оно. Он ответил, что это вино из горного винограда особого лечебного сорта и делают его немного. Завтра Тамерлан принесёт в мастерскую 20-литровую бутыль, чтобы мастер навсегда излечился от всех, даже будущих болезней. И ещё он сказал:

– И всё же, я хочу оставить память о нашей встрече. Примите от меня подарок, от которого вы не имеете права отказаться, чисто мужской от старого воина.

Калиф развернул кусок зелёного сукна…

На пробивающихся сквозь виноградные листья лучах солнца засверкал великолепный кинжал-кортик.

КОРТИК АСА «ЛЮФТВАФФЕ» («LUFTWAFFE»)

Привожу, почти дословно рассказ Калифа:

«Это случилось в 1943 году на переломном этапе войны с фашистами. Я был лётчиком, командиром звена штурмовой авиации самолётов «ИЛ-2», которые фашисты называли летающими танками за бронированный фюзеляж.

Звена, как воинского подразделения, уже не было. Я чудом остался один со своим напарником штурманом. Всех моих товарищей сбил, появившийся на нашем участке фронта, немецкий лётчик-ас. Он уничтожил наших лучших лётчиков-истребителей, которых прислали на помощь с других участков фронта, но был неуязвим, даже издевался над всеми нами: летал не в специальном лётном шлеме, а в офицерской фуражке.

Перед тем, как расстрелять самолёт, он на мёртвой петле, сверху или снизу, появлялся перед носом жертвы, прежде чем выпустить смертельную очередь.

Участок фронта,150—200 километров, был практически заблокирован этим ассом.

И вот, мною был получне приказ разбомбить и уничтожить танковую колонну. Приказ – равносильный пути на эшафот. Я и штурман простились со всеми, оставили все свои награды и документы, адреса родственников, кому нужно выслать похоронное сообщение.

На низкой высоте чудом проскочили линию фронта, выполнили приказ – уничтожили танковую колонну, а заодно, и колонну машин с топливом, устроив сущий ад на земле.

Возвращаться нужно было на большой высоте, так как мы знали, что уже отдан приказ всему фронту сбить нас. Я не набрал и 3 километров, как передо мной мелькнул силуэт мессера. Это он! Решил покрасоваться перед всем фронтом и продемонстрировать свой мастер-класс. Вот уже его самолёт появился передо мной, выполняет свою «мёртвую петлю», но я, на какую-то тысячную долю секунды, успел первым нажать на гашетку пулемёта.

Шлейф огня и дыма полыхнул из мессера. Выходящего из «мёртвой петли» самолёт потянуло в сторону нашего фронта. Раненый асс отчаянно пытался развернуть свой самолёт, но его неотвратимо уводило в нашу сторону.

Мгновенно сообразил, что мне следует лететь следом, как можно ближе к подбитому асу, ведь, не станут же они стрелять по своему самолёту?

Мой расчёт оправдался полностью: по мне не сделали ни единого выстрела, хотя подбитого аса неотвратимо несло к земле. Его самолёт упал и взорвался на нейтральной полосе.

А у нас был приказ: при малейшей возможности сесть рядом с подбитым самолётом и попытаться завладеть планшеткой лётчика, где могут быть важнейшие секретные данные о противнике.

Быстро оценив обстановку, я приземлился рядом со сбитым самолётом подбежал к горящей машине. Колпак кабины отлетел при падении, лётчик в фуражке был уже мёртв, почти вывалился наружу. К руке была пристёгнута планшетка на золотой цепочке. Попытался сдёрнуть её с руки лётчика, но она была закрыта на спецзамочек. Выхватив из кобуры «ПМ», выстрелами в упор отстрелил лётчику кисть, сорвал планшетку с документами. Сбоку у аса заметил этот кортик, который взял на память в качестве трофея. В армии это считалось мародёрством и сурово каралось, вплоть до расстрела. Штурман взял, упавшие с руки лётчика, красивые швейцарские часы.

К самолёту бежали от окопов немцы, стреляя на бегу из шмайсеров. Под прикрытием нашего бронированного «Илюши», мы перевалились в кабину и, благополучно оторвавшись от земли, вскоре были на своём аэродроме.

Документы в планшетке оказались чрезвычайно важные: карты дислокации немецких аэродромов на линии фронта в 600 километров!

Я должен был получить звание Героя Советского Союза, но особисты зарубили этот приказ на основании того, что я был крымским татарином. Мне дали только орден Отечественной войны 1 степени, а штурману – второй.

Кортик оказался именным. Вот, смотрите, усто Вадим, здесь гравировка фамилии и имени аса и цифра «200» за сбитых 200 советских самолётов!

В планшете было ещё представление Герингом этого лётчика к награде вторым Железным крестом (высшая военная награда в фашистской Германии) за 250 сбитых наших самолётов, фото на память вместе с Гитлером, первый Железный крест, толстая пачка квитанций денежных переводов на адрес жены в Берлине рейсхмарками за каждый сбитый наш самолёт. Как подсчитали финансисты в штабе армии – громадная сумма!

Конечно, я принял от Калифа этот драгоценный подарок и решил сразу же отнести его в свою однокомнатную служебную квартиру, которую недавно мне дали на заводе. Михалыч поставил туда новые замки, посчитав, что это пока у меня самое надёжное место. И только повесил его на ковёр, как раздался звонок в дверь. Я в этой квартирке ещё ни разу не ночевал и не ожидал никаких гостей, но открыл дверь. На пороге стояли Женя и его друг – Первый секретарь горкома:

– А я с Евгением Ивановичем, заехал к Вам в мастерскую, чтобы пригласить поужинать с нами. Евгений Иванович рассказал мне, какие у Вас великолепные знакомства в правительстве Назарбаева и какие вы им щедрые подарки преподнесли. Уж, не собираетесь ли Вы, Вадим Александрович, принять их предложение и уехать работать у них министром горно-рудной промышленности республики?

– Не раньше, чем через год: у меня ещё здесь, в Узбекистане дел невпроворот, только не в качестве министра, а главного советника Славского по горному делу. Он мне сказал, что сам полетит к Назарбаеву, представит меня ему, чтобы выполняли все мои распоряжения, как его собственные. По Скажу о подарках, которые вручил моим друзьям в Казахстане. Готов ответить за разбазаривание государственного металла не по назначению. Пусть вычтут из моей зарплаты, она у меня сейчас немаленькая, как-нибудь переживу убытки.

– А как думаете я должен поступить, получив, вот такую телеграмму:

– «Убедительно просим Вас, содействовать срочной командировке в распоряжение ЦК Компартии республики Кромм Вадима Александровича по личному приглашению Первого секретаря Назарбаева Норсултана Назарбаевича», – и его личное факсимиле».

– Неужели Вы думаете, что как только меня поманят пальцем, брошу все свои дела в двух огромных комбинатах, рекультивацию пустыни после уродования её, почти 15 лет, роторными гигантами, своё новое хобби – оформительскую чеканку и обещание Евгению Ивановичу выиграть Всесоюзный смотр-конкурс на лучшую автобазу в стране? По-моему, нужно больше доверять своим работникам! Я ни разу, кажется, не подвёл Вас, за время всего нашего знакомства, а вот, Вы не спасли меня от досрочной тюрьмы. Какой ЦК утвердит меня на должность министра с моим уголовным прошлым? И не забывайте, я – не член Компартии. Никогда им не стану по причине репрессированных родителей – поволжских немцев. Уж поверьте, если бы в своей нелёгкой жизни я преследовал шкурные интересы и строил карьеру, мы бы сейчас не разговаривали на пороге этой жалкой квартирки.

– Да, квартира не по размеру Ваших многочисленных талантов, но жить в ней можно!

– Можно жить и в бочке Диогена, но там, в Древней Греции. Здесь, в нашей стране, я не испытываю ничего, кроме унижения. Почему государство имеет право распределять квартирные метры по принципу:

«Этому – даю, а этот – подождёт 15—20 лет! Этот должен жениться для трёхкомнатной квартиры и иметь 2—3 детей!»

Что, все деньги идут на защиту Родины от внешнего врага? И кого вы защитите, если очень скоро униженное и обиженное поколение деградирует и не будет способно больше ни на что, кроме примитивных инстинктов выживания?

– С Вами трудно вести диспут. Вашей логике, закону построения мысли позавидовали бы философы Древнего мира. Как типичный представитель государственной власти, поднимаю обе руки и сдаюсь! Что это за кинжал висит на ковре? Можно полюбопытствовать?

– Да, пожалуйста, смотрите! – я взял кинжал и подал ему в руки, хотя внутри у меня всё похолодело:

– Знает ли Евгений об этом кинжале? Ведь, он много лет работал рядом с Камюром, которого ни в коем случае нельзя было подставлять. Он, вроде бы, нелегально присвоил себе этот трофей, а эти партийные деятели пойдут на всё, на любую подлость, чтобы завладеть таким необычным предметом.

– Боже, мой! Да это же именной клинок-кортик фашистского аса! Вот здесь, под свастикой, мелкой гравировкой его имя, фамилия и цифра «200». Да это же, 200 сбитых им, советских самолётов! – в восторженных словах Первого секретаря было неподдельное восхищение подвигом фашистского аса, легко отправившего на тот свет каких-то 200 неумёх-растяп.

– Только сам Гитлер мог вручать такие награды вместе со своим «Железным крестом»! У Вас, случайно, его нет? Откуда у Вас это чудо?

– Человек, совершивший это чудо, получил звание Героя Советского Союза. Но не за то, что сбил аса, а за документы, карты дислокации немецких аэродромов на линии фронта в 600 километров, по которым немедленно был нанесён удар наших войск, сберёгший жизни сотен тысяч бойцов Красной Армии. Этого лётчика уже нет в живых, а кортик подарил мне его сын, за одну неоценимую услугу, о которой не скажу, так как это – не моя тайна.

Я заметил, что Первый секретарь дал подержать кортик Евгению, и тот о нём ничего не знает. У меня сразу отлегло от сердца.

– Этот кортик должен быть у меня. Вы, Вадим Александрович, никогда не сможете его сохранить при этих условиях жизни. Давайте договоримся, что этот клинок отдаёте мне во временное пользование и хранение. По-малейшему требованию, я верну его. По рукам?

Так я оказался, по нелепому стечению обстоятельств, живым воплощением поговорки: «Калиф на час!»

ПОРТРЕТЫ ПРОРОКА МУХАМЕДА

Как и обещал, вначале недели мы с Тамерланом начали работать над портретом пророка Мухамеда и вначале над эскизом.

Во французском заказе был эскиз великолепного портрета пророка, но я посчитал, на всякий случай, не использовать напрямую чужую работу, взял только прекрасно проработанные черты лица и вставил их в уже известные портреты. Сделал удачную компиляцию: перенесли на плакированный (пищевой алюминиевый лист, покрытый сверхчистой плёнкой очень чистого алюминия, отчего такой алюминий не окисляется, имеет ослепительно-белый, яркий цвет). После тонировки «под французское серебро» (серебристый графит в порошке, размешанный в светлом нитролаке – моё фирменное изобретение), портрет невозможно отличить от серебряного изделия.