Психолог

Псевдоаудитора звали Зигмунд. И при нем был ручной ворон, обладающий невероятной магической силой.

Этот странный гость мог сообщаться с дикими оборотнями, от которых человеческого остался лишь внешний вид, да и он постепенно терял свои привычные очертания.

И жена Брендона, Моргана. Суккуб, пришелец из другого мира, женщина-демон, обладающая необъяснимо фантастическими способностями. Она была гораздо сильнее любого другого человека, могла на равных потягаться даже со старшими аудиторами, а ее способность очаровать любого мужчину или даже женщину никогда не давала осечек.

Какую игру ведет Брендон, если он врет? И зачем ему врать настолько фантастически неубедительно?

Аудитор закончила интервью, с облегчением закрыла исписанный вдоль и поперек различными заметками блокнот и вышла из комнаты, предварительно поблагодарив мужчину за оказанное следствию содействие.

Брендон лишь невразумительно буркнул ей в ответ, но она не обратила на такую мелочь внимания. Все ее мысли теперь занимали загадочный гость, посетивший лагерь разбойников, а также не менее загадочное покушение на короля Виллема. По пути она прихватила с собой бутылку вина, понимая, что ей предстоит короткая бессонная ночь, состоящая из интересных мыслей, выпивки и одиночества.

Лишь когда возлюбленные остались одни, Брендон наклонился к девушке и нежно поцеловал ее в губы.

– Выживи, хорошо?

Он тепло улыбнулся ей, гладя ее руку. Он собирался еще долгое время пребывать у ее ложа, передавая ей свою энергию, свою любовь через одним им ведомый энергетический канал. Пусть она выпьет его досуха, пусть он упадет замертво от усталости и изнеможения, но главное, чтобы она выжила.

Ведь Брендон был практически единственным, на кого не действовали чары Морганы. Он был им совершенно неподвластен. Потому что лучшее средство избавления от влюбленности – это сильная глубокая неразрушимая любовь. А он любил ее всем своим человеческим сердцем.

Она вдруг резко сжала его руку и подалась вперед всем телом.

– Тихо, тихо, – нежно произнес он, укладывая ее обратно. – Все хорошо, я здесь. Отдыхай.

Но она явно тянула его к себе, и он прильнул ухом к ее потрескавшимся от внутреннего жара губам.

– Если он здесь… беги, спасайся…

– Его больше здесь нет, любимая. Он ушел. Просто ушел. Все хорошо.

– Нет… не хорошо…

Ее слова были едва-едва слышны, и он сильно напрягал слух, чтобы разобрать хоть что-то.

– Отдыхай, любимая, все хорошо. Отдыхай.

– Если он придет, – снова хриплым и тихим голосом произнесла она. – То убегай. Оставь меня.

– Я тебя никогда не оставлю, ты же знаешь, – и он сильно сжал ее нежную ручку.

– Тогда мы умрем вместе…

Губы ее исказила рваная недобрая улыбка. Он нахмурился и приблизил свои губы к ее щеке.

– Кто это, любимая? Кто это был на самом деле?

Она тяжело вздохнула, мучительно набирая в грудь воздуха, и на ее больном выдохе он услышал ответ, которого он никогда не ожидал услышать.

И с этими словами она обреченно откинулась на подушки, возобновляя свой отчаянный бег по дороге жизни, испещренной ямами и оврагами, покрытой вязкой грязью и широкими глубокими лужами. Но она продолжала бежать, а ее муж давал ей для этого все необходимые силы. Она должна была добежать до финиша и выжить. Любой ценой.

А что до этого… с ним он разберется позже. Обязательно разберется. Ведь все монстры должны встретить одинаковый конец.

Все они должны оказаться глубоко в могиле. Иначе и быть не может.

XXX

– Ты убил ее, – мягко сказал ему священник в белоснежных одеждах.

– Да. Знаю, – виновато повторил уже сказанное тысячу раз Зигмунд.

– И что ты скажешь в свое оправдание, Зигмунд?

– Мне нечего сказать, святой отец.

Священник тяжело вздохнул, садясь в кресло напротив Зигмунда.

– Вот, смотри, – он показал Зигмунду книгу в мягком переплете. – Она очень любила ее читать. Я сам ей читал, когда она полностью ослепла.

– Да, – тяжело проглотив ком в горле, тихо ответил Зигмунд.

– А теперь ее больше нет.

– Да.

Они немного помолчали.

– Зигмунд, давай будем с тобой откровенными. Ты же сам сказал, что хочешь быть честным с самим собой, так? – священник мягко взял руку Зигмунда в свою и по-отечески мягко взглянул на него.

– Да, – Зигмунд, казалось, уже позабыл другие слова.

Он смотрел, не моргая, ничего не соображая, на стену позади священника, весь напряженный, встревоженный.

– Скажи мне… только честно! Если ты солжешь служителю Бога, то это будет несомненным грехом, но если ты солжешь себе, Зигмунд, то это будет предательством от самого близкого к тебе человека. Ты понимаешь?

– Да.

– Скажи мне… какое место ты занимаешь в этом мире? Зачем ему нужен? Чем ты можешь пригодиться? Какую пользу ты несешь? Ты же прекрасно знаешь, Зигмунд, что все в природе имеет свой четкий не размытый смысл. Так какой смысл… в тебе?

– Я… не знаю, святой отец. Я не знаю, – едва сдерживая слезы, тихо произнес Зигмунд.

– Тогда… – священник вздохнул, словно разговаривал с маленьким ребенком. – Почему ты еще жив, Зигмунд? Почему ты жив, а она мертва? Почему ты позволяешь существовать подобной несправедливости?

– Потому что… – Зигмунд запнулся.

– Зигмунд, – святой отец крепко пожал руку Зигмунда. – Она бы не хотела, чтобы ты жил. После всего, что ты сделал. Она желала бы счастья миру и тебе, ты же ее знаешь… но миру будет лучше без тебя, Зигмунд. Это единственно верная правда, и ты ее знаешь.

– Но я не могу, отец, не могу! Сколько я ни пытался – ничего не выходит, ничего! – горько произнес Зигмунд со слезами отчаяния на глазах.

– Поэтому я здесь, сын мой. Чтобы ты искупил свои грехи. Я помогу тебе, Зигмунд, тебе нужно верить мне. Скоро все закончится, обещаю.