Собрание сочинений. Том I

Не замечая его, Маргарита Евгеньевна возбуждённо продолжала:

– Мне кажется, ему суждено быть неудачником. Делал попытку чертить каркасы корпусов – не получилось, пробовал разрабатывать электросхемы – опять осечка! Что же касается его способностей, как Дон Жуана…

– Здравствуйте! – прервал её рассказ Дмитрий, поняв, что речь идёт о нём. – Извините, товарищи, но Юрий Степанович посоветовал мне с вами познакомиться. Хочу освоить пайку электросхем…

Малюгина резко обернулась на знакомый голос, и все увидели, как её круглое лицо начинает заливаться густой краской. А ещё через минуту она уже метеором вылетела из монтажной мастерской.

35. Застукал!

Лишь теперь Дмитрий по-настоящему понял, как была права и дальновидна Людмила Леонидовна, когда предупреждала его о возможных сплетнях в его адрес. Пришлось ему испытать на себе и коварство бывшей мачехи, которая заманила его к себе домой, чтобы трезвонить сейчас о нём направо и налево.

«Видимо, она решила отомстить таким образом моему отцу за то, что он оставил её?» – с горечью думал Дмитрий, и сердце его сжималось от этой страшной догадки. «А когда это известие дойдёт до моего отца, каким это будет для него ударом! Но ведь должен же быть какой-то выход? Прежде всего, необходимо нейтрализовать Малюгину. Но как это можно сделать? Правда, теперь появилась надежда, что она хотя бы на какое-то время перестанет сплетничать, раз я её застукал. Что же касается моей работы, то я попрошу Юрия Степановича давать мне задание на дом. Лишь бы побыстрее добиться какого-то ощутимого результата!»

Пребывая в таком подавленном настроении, он не заметил, как к его столу тихо подошла Людмила Леонидовна. Постояв некоторое время в нерешительности, она всё-таки обратилась к Дмитрию:

– Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Викторович.

– Да-да, пожалуйста, Людмила Леонидовна!

– Пойдёмте-ка со мной…

Как только они вышли в коридор, Людмила Леонидовна начала рассказывать:

– Сегодня Малюгина не вышла на работу. А ведь я ещё вчера заметила, что она была чем-то очень озабочена. По моей просьбе Юрий Степанович зашёл к ней домой, чтобы узнать что случилось. Оказывается, она серьёзно заболела, и её уже доставили в больницу. Не могли бы вы навестить её?

– Не беспокойтесь, Людмила Леонидовна, я сегодня же вечером навещу Маргариту Евгеньевну…

36. Злокачественная опухоль

Прежде чем зайти в палату к Маргарите Евгеньевне, Дмитрий решил поговорить с лечащим врачом. Он сказал, что больная была доставлена в приёмный покой каретой скорой помощи. Она жаловалась на периодические сильные боли в области левой груди. Основную причину заболевания сама Маргарита Евгеньевна видела в сильном стрессе на производстве. Об этом она подробно рассказала врачу. Он сразу же проникся к ней искренним сочувствием. Между прочим, от неё не укрылось, с каким вожделением и восторгом смотрел он на её роскошные формы, пока она рассказывала о своих бедах.

«Если всё обойдётся, обязательно ещё не раз навещу этого милого очаровашку после выписки из больницы. Может быть, Бог даст, у нас с ним что-то ещё сложится», – подумалось тогда ей…

Однако снимок показал, что опухоль злокачественная. Когда врач передавал этот снимок Маргарите Евгеньевне, в его глазах стояли слёзы…

Консилиум врачей принял единственно правильное решение – удалять поражённую раком грудь, дабы вторичные очаги болезненного процесса не появились в новых местах её организма…

И вот сегодня, следуя совету лечащего врача, Дмитрий не стал заходить в палату, где лежала Маргарита Евгеньевна, а только передал через дежурную медсестру записку от сослуживцев и фрукты.

37. Суицид

Выписавшись из больницы, Рита Малюгина твёрдо решила не появляться больше в отделе. Зная свою натуру, она хорошо понимала, что, потеряв привлекательность, уже никогда не сможет быть весёлой и непосредственной, как прежде. Ей было вполне достаточно увидеть рубец в том месте, где совсем недавно находилось нечто, что было главным её достоинством, чтобы сразу же начать обдумывать детальный план самоубийства.

«Я слишком привыкла к тому, что своей буйной красотой и сногсшибательными нарядами легко покоряю сердца мужчин. Теперь же я буду вызывать у них в лучшем случае жалость и сострадание, а в худшем – неприязнь и отвращение… О женщинах же лучше вообще не думать. Любая из них теперь отыграется на мне, если захочет. Даже „плоскодонки“ с нулевым номером бюста могут унизить меня!» – с горечью думала она. И её огромные серые глаза не просыхали от слёз…

Приняв в тот же вечер окончательное решение, она делала всё уже почти автоматически. Нашла чистый лист бумаги, села за стол и быстро написала: «Дорогие мои, Витюша и Дима! Простите меня, если можете, за всё. Об одном вас только прошу – берегите Светика. Мне ждать от жизни больше нечего… Прощайте!» Записку эту она почему-то не подписала.

Затем она открыла воду в ванной и положила на туалетную полочку пачку лезвий для безопасной бритвы. Когда ванна наполнилась на половину тёплой водой, она, как была, в халате, легла в неё. Очень медленно вынула из обёртки лезвие и вдруг резким молниеносным движением полоснула им по кисти левой руки, а затем сразу же опустила её в воду…

Уже через несколько минут Рита почувствовала, что её сознание начинает медленно угасать. В голове мелькали теперь лишь какие-то беспорядочные, хаотичные обрывки мыслей: «…Витюша, почему вначале ты предпочёл меня, а не… Будь же смелее, Дима… Светик, не забывай свою…»

Когда ванная переполнилась и алая полупрозрачная вода начала заливать квартиру, глаза Риты Малюгиной уже закрылись навсегда…

38. Разговор на кладбище

Вскоре после похорон Риты Малюгиной автобусы с детьми заводского детского садика должны были прибыть из Малых Вязём в Москву.

Отец и сын Улановы вместе с Людмилой Леонидовной пока ещё стояли у могилы только что похороненной Риты. Они разговорились…

– Да, жизнь заметно видоизменилась, – задумчиво говорил Виктор Парамонович. – Вспоминаю себя рядовым инженером. Тогда мне было около тридцати. Казалось, что буду вечно молодым и вся жизнь ещё впереди. И тогда в резерве на выдвижение – я имею в виду административные должности – числились сотрудники до сорока – сорока пяти лет. А после этого возраста работник уже считался неперспективным. Однако в последние годы налицо заметная переоценка ценностей.

Вот, например, выступал недавно крупный учёный из Сибирского отделения Академии наук. Он, между прочим, отметил, что у них почти все руководители важнейших строек имеют возраст до тридцати! Или вспомним, что наиболее значительные открытия в науке и особенно в области математики и физики также делаются в двадцать пять – тридцать лет.

Нередко и основной движущей силой науки в НИИ являются молодые учёные и аспиранты. Они наиболее активны, пока зарабатывают учёную степень, а затем, как правило, успокаиваются и «скисают». Положат в карман кандидатский диплом и плывут по инерции многие годы, если не всю жизнь. А какое-то материальное положение, между прочим, уже завоёвано. Во всяком случае, некоторая надбавка к окладу и определённый запас прочности…

– Добавлю в развитие этого, – перебил его Дмитрий, – что на Западе работников после сорока зачастую уже считают отработанным материалом.

– Так вот и я говорю, – продолжил свою тираду Виктор Парамонович, – что и в сорок, и в пятьдесят, и в ещё большем возрасте работник ни в коем случае не должен снижать своей активности! Могу привести сотни примеров, когда и учёные, и писатели, и художники достигали пика и подлинного расцвета в своём творчестве после пятидесяти лет. И продолжали творить ещё многие годы, оставляя миру свои вершинные произведения, нередко в последние годы жизни.

– А мне кажется, что основой для всякой личности являются его индивидуальные особенности, – вступила в полемику Людмила Леонидовна. – Ведь бывает, что один человек может и в пятьдесят лет выглядеть молодым и сил сохранить на троих, другой же только подходит к сорока, а уже стал полной развалиной. Всё зависит от здоровья – пошатнётся оно, и любой человек поневоле покатится вниз. Не будем при этом брать в расчёт таких незаурядных личностей, как Алексей Маресьев или Николай Островский, – они исключение…

– Нужно уметь ставить перед собой на каждом этапе, например, на одну пятилетку, реальную цель и, не щадя себя, идти к ней, не распыляясь при этом на мелочи. Именно поэтому я очень ценю в человеке два качества – целеустремлённость и силу воли. Если же он делает неправильную раскладку сил и не выполнит поставленную задачу один раз, затем другой и третий, то рано или поздно надломится, получив серьёзную моральную травму, и выходит из игры, пополняя армию неудачников… Тем более он страдает, если не успел утратить после серии осечек свою болезненную амбициозность и не снял с повестки дня свои честолюбивые планы. В этом случае он неизбежно становится ещё и завистником, – Виктор Парамонович заметно волновался, когда говорил всё это. Он не смотрел, по своему обыкновению, на собеседников и нервно потирал руки.

Ему пришлось судорожно глотнуть воздух, прежде чем он мог продолжать говорить:

– Конечно, вам может показаться, друзья мои, что я изрекаю прописные истины. Но ведь и вся жизнь человеческая состоит главным образом из мелочей, банальностей и этих самых прописных истин. Где-то в чём-то чуть-чуть не дотянул, где-то не хватило времени, что-то не рассчитал… А в результате – неудача и, как следствие, разочарование, упадок сил…

Или взять, к примеру, вопрос, нравится ли человеку его работа. От этого зависит если и не всё, то очень и очень многое: правильно ли выбран жизненный путь, по силам ли ему эта работа, есть ли перспектива для роста, сможет ли он стать профессионалом в своём деле? И не торопитесь, дорогие мои, сразу же отвечать на все эти вопросы! Ибо это не так легко, как может показаться на первый взгляд. Если бы я почаще задавался подобными вопросами, то избежал бы очень многих ошибок…

– Как, папа, неужто ты считаешь, что совершал в жизни серьёзные ошибки? Тебе ли сетовать на судьбу? Ведь ты так многого уже добился! – воскликнул Дима. – Уж кому-кому, а тебе-то грех жаловаться: любимая работа; главный инженер завода, причём всеми уважаемый… Чего же ещё желать?

– Всё это так. Однако я могу насчитать и немало промахов в жизни… Во-первых, мечтал стать учёным – не получилось; во-вторых, надеялся добиться успехов в литературе – опять осечка… Так что я бы не торопился записывать себя в разряд счастливцев. А ведь всё могло быть совсем иначе! Стоило только более осмотрительно и вдумчиво намечать жизненные рубежи… Короче, я призываю вас, пока вы оба ещё очень молоды, торопитесь жить, не транжирьте время, чётче прогнозируйте свои задачи на каждый год, месяц, неделю… И будете получать радость от каждого, даже и небольшого успеха. Вы будете счастливыми! Я заклинаю вас – почаще вспоминайте эти мои слова…

Виктор Парамонович опустил голову и как-то весь сгорбился, осунулся. И, пожалуй, впервые за последнее время Дмитрий заметил, что отец заметно постарел.

– А всё-таки, друзья, лучшими годами своей жизни я считаю последние восемь-десять лет. Более того, мне думается, что вообще самым лучшим периодом в жизни человека является возраст примерно от тридцати пяти до пятидесяти лет. Именно в эти годы – про себя я называю их не иначе как «золотым возрастом» – человек уже успевает чего-то добиться в жизни, хорошо знает свои потенциальные возможности, расстаётся с манией величия, если был ею заражён в молодые годы, и просто от души наслаждается жизнью, – с пафосом, который трудно было от него ожидать, произнёс Виктор Парамонович.

– Ничего, конечно, не могу пока сказать определённого насчёт «золотого возраста», ведь я его ещё не скоро достигну, – подхватил тираду отца Дмитрий, но самым сложным и захватывающим периодом для себя я считаю последнюю пару-тройку лет…

– Я согласна с тобой, Дима. Именно твои теперешние годы были и для меня периодом становления.

– Конечно же, каждый из нас по-своему прав, друзья… Однако с минуты на минуту придёт автобус с детьми, а мы ещё не решили, где будет жить Светик, – задумчиво произнёс Виктор Парамонович и посмотрел на часы. – Пора идти встречать!

– Мне кажется, Светочка нисколько не удивится, а даже обрадуется, если некоторое время поживёт у меня, – сказала Людмила Леонидовна. – Ведь вы помните, что Рита частенько просила меня забирать Свету из садика. А как только она привыкнет ко мне, мы переедем к вам…

– Да, пожалуй, так будет лучше, – тихо ответил Виктор Парамонович и вопросительно посмотрел на сына.

– Огромное спасибо вам, Людмила Леонидовна! За всё… – растроганно вымолвил Дмитрий, не замечая, что в его глазах стоят слёзы. Но это были слёзы радости…