– Не успеете.
– Это надо обсудить.
– Не занимайте наше время пустяками. Нам к контрольной надо готовиться.
Не знаю, возможно, мне хотелось скандальчика, могущего оставить свой след, пусть негативный, в моей биографии, но директор, несмотря на заполитизированность, был добродушный человек, и дальше этой беседы дело не пошло.
В другой раз, уже после смерти Черненко, я, опять на уроке, рассказал директору анекдот: “В политбюро звонят и спрашивают: ”Вам генсеки нужны? – Вы что, дурак? – Да, дурак, старый и больной”.
Мне и это сошло с рук. Директор сам был не в восторге от маразма, происходящего вокруг.
Конечно, нехорошо смеяться над старостью, но геронтократия мертвила весь уклад политической жизни в стране.
* * *
Борис закончил школу и поступил в Харьковский университет на физический факультет. Теперь он каждую неделю уезжал в Харьков.
Я тоже стал задумываться о будущей профессии. Меня привлекали физика, химия, медицина. Медициной интересовался для сохранения здоровья. Для независимости от врачей. Я догадывался, что здравоохранение у нас скоро будет переживать не лучшие времена.
Не хотелось ограничиваться знанием в какой-то одной области, а заниматься всем интересным сразу уже не доставало времени. Но большей частью я учился “чему-нибудь и как-нибудь”.
Порой со мной происходили странные истории. Запомнился один урок географии.
Почему-то мне хочется спать, или кажется, что хочется спать. Я опускаю голову на парту, закрываю глаза.
Урок проводит директор. Он требует внимания.
– Я вынужден поставить тебе двойку, – говорит Валентин Николаевич.
– Ставьте, – отвечаю я, испытывая ощущение ненужности, суетности происходящего.
– И даже не одну.
Я хочу только отдохнуть, и мне смешно, что пугают двойками.
Директор рассказывает об экономичных способах размещения заводов.
Я собираю учебники, встаю и иду к дверям. Чувствую, что сейчас возникнет конфликт.
– Извините, мне срочно надо уйти.
– Я не могу этого позволить.
– Я не прошу разрешения, я лишь извиняюсь, что вынужден уйти.
– А мне что делать?
– Продолжать урок.
Я выхожу из класса, спускаюсь по лестнице. Валентин Николаевич идет за мной.
– Я не могу этого так оставить.
– Не обращайте внимания. Я, кажется, заболел, у меня поднялась температура.
– Надо сходить к врачу.
– Наверное, я так и сделаю.
Я ухожу, сам не понимая зачем.
Внутри меня копилось напряжение. В конце дня я попытался рассказать классной руководительнице Ларисе Николаевне, что происходит.
Я говорил про возможность предвидения будущего, о потоках негативной информации, идущей ко мне. Я рассказываю о будущем кризисе в стране, о необходимости что-то предпринять. О том, что я не только не смогу ничего изменить, но и сам попаду в водоворот событий и буду сильно потрепан. Я говорю о новой войне на Кавказе, такой же нелепой, как и Афганская.
Меня упрекают в отсутствии патриотизма, но я чувствую облегчение. Мне неважно, как это будет воспринято. Я хочу забыть об этом, не думать, и это легко удается. Домой я иду почти счастливый.
* * *
В восьмом классе я узнал, что Танин класс расформировывают, и в девятый она переходит к нам. Любовь вспыхнула с новой силой, принеся с собой одни мучения. Я по-прежнему любил еще и Наташу.
О чем я, Боже мой, о чем?
Душа горит страстей огнем.
Хочу любить. Кого – не знаю.
И чувствую, что все теряю.
Скоро я понял, что люблю Татьяну, не теперешней, а той, какой она была когда-то.
На новогоднем вечере я сделал Наташе предложение выйти за меня замуж.
Живу я, жизнь не замечая,
Ни счастья, ни беды не зная,
Живу, как будто бы во сне.
А я хочу гореть в огне.
Хочу всю жизнь страданьем мерить,
Хочу всю жизнь любить и верить,
Что есть цель жизни на земле,
Что, может быть, она в тебе.