Подумаешь, попал – 2

– Ну вот, ППЖ, заявилась! – тихо, чуть ли не шепотом проговорил Афанасий Петрович.

Я все же услышал, и неодобрительно посмотрел на него. В ответ был взгляд полный осуждения. Чего это он, ведь раньше и виду не подавал, что знает о моих похождениях.

Людочка, получив инструкции, направилась к нам. Санитарная машина уехала вместе с докторшей.

– Ну, так что будем делать с Ведерниковым? – напомнил командарм о текущей проблеме.

Я уже понял, разрешения на арест полковника он не даст. Мехлис добьется своего и от нашего демарша ничего, кроме неприятностей не не выйдет.

– Вы как хотите, но в моем корпусе он служить не будет! – твердо сказал я.

– Тут вот еще, пришла директива, продолжил командарм, твоего замполита корпуса Брежнева отозвали приказом о переводе, на Кавказский фронт. Вчера улетел.

Вот как значит, все-таки попадет он на свою «Малую землю», подумал я. Даже не попрощались с Леонидом Ильичом. Но ничего, даст бог, свидимся.

Подошла Людочка, и, отдав честь, стала осматривать мою руку, заставив пошевелить пальцами. Что я и проделал, с улыбкой глядя ей в её карие глаза, стараясь в то же время, не заскрежетать зубами. Очевидно, она все же, что-то заметила в моем поведении. Потому что, раскрыв сумку и порывшись в ней, сказала:

– Товарищ генерал-майор, пройдемте в помещение! Вам необходимо сделать укол, а Вы ведь не будете прилюдно оголять свой зад?

Горбатов, не выдержав, от души расхохотался. Пришлось, подчиниться.

Корпус начал было закрепляться на захваченных рубежах, но подошли армейские части и сменили нас, заняв наши позиции, и тем самым давая возможность передохнуть, пополнить состав.

Я определил базу моего штаба рядом с расположением бригады Воронина. Людей не хватало. Федорчук, мой водитель, взял на себя функцию ординарца вместо погибшего Павла Панкова. Вот еще одна смерть, которую я не мог простить Ведерникову. А тот заявился на доклад как ни в чем, не бывало.

– Почему мы прекратили наступление? – начал Ведерников с ходу кричать на меня. – Нужно продолжать его, а не устраивать врагу передышку, – возмущался он.

Я, посмотрел на него с огромным чувством неприязни.

– Бригадир Ведерников, – ни товарищем, ни по званию его называть не хотелось. – Вы по должности кто?

Тот с удивлением посмотрел на меня, потом произнес:

– Командир бригады.

– Вот. Наступление временно приостановлено по приказу командарма Горбатова, а он согласовал это с командующим фронта. Вам понятно? До подхода наших резервов и тыловых частей никакого наступления не будет. Тем более, что к немцам они уже подошли.

– Но представитель ставки, товарищ Мехлис, рекомендовал продолжить наступать, – не успокаивался полковник.

– Ведерников, сколько у вас в бригаде осталось танков и людей?

Тот молчал.

– И батальона не наберется, и это за два дня. Я вас, снимаю с бригады, – сообщил я ему. Приказ уже мною подписан и передан в штаб фронта.

–За, что?

– За невыполнение приказа! На каком основании Вы отозвали охранение штаба и артиллерии корпуса, прекрасно зная, что у нас в тылу до сих пор находятся окруженные немецкие части?

– Но после прорыва обороны противника мне нужны были силы для дальнейшего наступления, а резервы не откуда было брать.

– В результате вашего решения, несогласованного со мной, погибли сотни людей, в том числе начштаба корпуса полковник Травченко. Корпус остался без тяжелой артиллерии! К сожалению, я не могу отдать вас под суд, я лишь написал резолюцию, на каком основании снимаю вас с должности. Все, идите, вас отзывают в штаб армии.

– Ну, мы еще посмотрим, кто был прав, – выходя из комнаты, полковник с силой хлопнул дверью. За нею, донеслись слова. – Он еще пожалеет об этом, мальчишка, выскочка.

Такие слова я уже слышал от других, поэтому остался равнодушен к ним. – «Собака лает, а караван идет».

Из соседней комнаты послышался шум. В мою резиденцию ворвался растрепанный Вяземцев, с висевшими на нем Лисицыным и Телепиным. Позади виднелся Федорчук, ощупывавший свою скулу.

– Где этот выродок? Куда он делся? Дайте, я его пристрелю! – кричал, вырываясь, взбешенный Артур Николаевич, – Да отвяжитесь вы, от меня!

Полковник встряхнулся, и от него, как пушинки в стороны отлетели Телепин и Лисицын.

– Успокойся Артур Николаевич, – сказал я, сделав шаг назад от взбешенного зама, опасаясь за свою руку.

– Успокойся? А ты видел их, лежащих в гробах, сколоченных из снарядных ящиков? Травченко, Зиночку? С майором Бельниковым я два года в одном дивизионе служил! Храбрый, талантливый артиллерист, с первого залпа мог накрытие цели сделать!

Вяземцев, был на похоронах, а я нет – лежал в госпитале и не смог проститься с погибшими.

– Зиночка, ей едва двадцать лет исполнилось. Добрая, светлая душа, я с ней ни разу, ни-ни, относился, как к младшей сестре, просто оберегал ее от остальных! И вот, не уберег!

Полковник, присел на стул и, обхватив лицо руками, заплакал.

Лисицын с Телепиным вышли из комнаты. Я же стоял и не знал, что делать, что сказать. Вяземцев впервые по- настоящему был влюблен и потерял ту, которую любил, но до конца не осознавал этого.

Виллис с полковником Ведерниковым выехал из городка и по грунтовой дороге направился к селу, где расположился штаб армии.

Дорога была, почти пустой, только изредка попадались встречные машины и небольшие группы гражданских, возвращавшихся откуда-то домой. В основном это были женщины и старики, с какими-то узлами и тележками, загруженными разным барахлом для обмена на продукты в сельской местности.

По пути машину Ведерникова обогнал одинокий мотоциклист на мотоцикле с коляской и скрылся в клубах поднятой им пыли. Виллис уже поднимался на пригорок, когда раздался выстрел, и полковник Ведерников, дернувшись, завалился на бок с образовавшейся красной точкой на лбу. Шофер и автоматчик в испуге выпрыгнули из машины и залегли за её колесами, но выстрелов больше не было. Очевидно, немецкий снайпер из блуждающего «котла», убив офицера, поспешил покинуть позицию.

В трехстах метрах от происшедшего из кустов вылез человек в танкошлеме, и бросив в протекавшую рядом речку немецкий карабин, направился к стоявшему неподалеку мотоциклу. Ну вот, еще одним «шатуном» стало меньше, думал он. Хорошая охота, однако.

Глава вторая

Ну почему так, думал Сергей, с завистью вспоминая отца и сержанта Федорчука, получивших за бой при обороне штаба ордена Красной Звезды, а он, за тоже самое, медаль «За отвагу» и звание ефрейтора. Правда, его переполняла гордость за отца, тот стал майором – замом командира корпуса, глядишь, и генералом скоро будет. Награды получили не только они – многие, кто с боями прошли от Белгорода, освободили Харьков, прошлись по немецким тылам. Двое, подполковник Гаврилин – командир кавалерийской бригады, и капитан – теперь уже майор Бровкин, стали героями Советского Союза. Ничего, у него, Сергея, тоже все впереди. Вон Иван Бровкин, тоже с медали начинал, а их командир корпуса Виталий Викторович, как рассказывал отец, два года тому назад был всего лишь сержантом и имел одну медаль. А как вырос!

Сергей мечтательно зажмурился. Вот закончится война, возьмут они Берлин, а это будет, пройдутся по нему, распишутся на стенах Рейхстага и сделает он надпись, как говорил Виталий Викторович, уж очень понравились эти слова: «Развалинами Рейхстага, удовлетворен, Сергей Телепин». И вот он майор, а он к тому времени будет майором, как сейчас его отец, входит в класс, где сидят на уроке его бывшее одноклассники. Они будут заканчивать девятый, или десятый класс. Директор школы торжественно объявляет: «А сейчас перед нами выступит наш бывший ученик – герой Советского Союза, гвардии майор Сергей Афанасьевич Телепин»! Выступить он, не успел…

– Куда прешь, малец! Глаза разуй! – это был парень в новенькой гимнастерке, под два метра ростом, судя по всему из нового пополнения. Сергей выходил из штаба, боец же наоборот собирался попасть в него.

– Рябинин, ты как разговариваешь со старшим по званию! – сделал замечание Федорчук, идущий следом за рядовым.

Тот сделал шаг назад и посмотрел на того, с кем столкнулся. Перед ним был солдатик едва дотягивающий ростом до его плеча. Солдатик нагнулся, поднял слетевшую с головы пилотку, отряхнул её, надев, задрал голову и пристально посмотрел на верзилу. Тот, наоборот, склонив голову, рассмотрел того, кого он чуть не смел с дороги. Если бы не форма, пацан пацаном, а так на погонах полычке, а на груди самое главное, медаль «За отвагу».

– Извиняюсь, товарищ ефрейтор! Не заметил. – Рябинин, козырнул и уступил дорогу. Ефрейтор отдал честь, и спустился по ступенькам.

– Иди давай, командир ждет, – поторопил Алексей здоровяка.