После неудачной попытки Запада навязать России условия Лондонского меморандума был подготовлен (втайне от российской делегации) и представлен Г. Чичерину меморандум 2 мая. Примечательно, что меморандуму 2 мая предшествовало два проекта документа – английский и французский. Первый – более компромиссный, второй – более жесткий и ультимативный по отношению к Советскому государству. С большим трудом удалось согласовать единый вариант, но, примечательно, что, в конце концов, французская делегация его не подписала. Так что фактически этот меморандум был английским. Ввиду отказа Франции подписать меморандум заговорили даже о распаде Антанты. Стали даже поговаривать, что Франция может досрочно покинуть конференцию, а Великобритания может пойти на сепаратные договоренности с Россией. Американскому послу Чайлду пришлось принять участие в примирении англичан и французов на конференции. Это ему удалось сделать, но с большим трудом[81 - История дипломатии. Т. 3. С. 188.].
После изучения меморандума 2 мая советская делегация, в свою очередь, представила на конференции меморандум 11 мая. Все эти обмены меморандумами показали, что Россия, с одной стороны, а Запад, с другой стороны, остались почти на исходных позициях. Компромиссных решений найдено не было.
Подробнее ключевые вопросы Генуэзской конференции рассмотрим ниже.
Советская Россия: главное – восстановление экономики, а не оплата долгов мировым банкирам
Советская делегация постоянно стремилась перевести обсуждения на конференции в конструктивное русло. Поскольку делегаты большинства стран предпочитали говорить о долгах Советской России и пытались заставить ее не только признать долги, но и начать их выплачивать. Это был откровенно мародерский подход, который нашел свое отражение в Лондонском меморандуме экспертов, представленном на конференции в самом начале ее работы. Это был точно такой же мародерский подход, который страны-победительницы продемонстрировали на Парижской мирной конференции, где принимались решения по обложению Германии репарациями. Германия, отягощенная непосильной данью, переживала самую настоящую социально-экономическую катастрофу. Еще на Парижской мирной конференции английский экономист Джон Кейнс говорил, что назначенные Германии Версальским договором репарации, по крайней мере, в четыре раза превышают ее реальные возможности. Он полагал, что такие репарации Германию уничтожат или же приведут к социально-политическому взрыву в центре Европы. К сожалению, этой простой и понятной логикой делегаты западных стран почему-то не руководствовались. Особенно делегаты Франции, которая была главным «бенефициаром» германских репараций и которая была главным держателем внешнего долга России.
В своем меморандуме от 20 апреля советская делегация констатировала, что интересы банкиров-кредиторов оказались выше интересов государств и трудящихся и что алчность мировых ростовщиков ведет к банкротствам, нищете и социальным протестам[82 - Здесь и далее цитирование меморандума советской делегации на Генуэзской конференции от 20 апреля приводится по следующему источнику: «Материалы Генуэзской конференции…». – М., 1922. С. 127–139. Данный документ также имеется в источнике: Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 231–243 (документ № 126).]: «В результате войны хозяйство во всех странах Европы пребывает в состоянии глубокого упадка, и все находящиеся к руках имущих слоев населения ценные бумаги довоенного и военного времени (акции, свидетельства государственных займов и т. д.) ни в какой мере не соответствуют размерам реального национального дохода, и в то же время государственные обязательства не соответствуют размерам бюджетов. Отсюда усиливается все более и более ясно сознаваемая необходимость поставить все ценные бумаги и обязательства в соответствие с размерами производства и национальным доходом. Эта необходимость находит свое выражение как в постепенном приближении к государственному банкротству ряда стран, вынужденных отказываться от уплаты военных долгов, так и в ряде банкротств отдельных банков, частных фирм и в непрерывном падении стоимости всяких акций и ценных бумаг. И в то время как правительства отказываются от платежей или же фактически их не платят, частные предприятия и банки объявляют себя банкротами, а массы трудового населения расплачиваются за потрясения, вызванные войной, огромным понижением уровня своего существования. Во всем мире оказывается незатронутой бедствиями войны, согласно меморандуму экспертов, лишь одна категория лиц – кредиторы России, которые одни должны получить по всем счетам с процентами, как если бы русская революция застраховала их от всяких рисков и всяких ущербов, которые понесли во всем мире народные массы и капиталистические круги».
Советская делегация гнула свою конструктивную линию, нацеленную на восстановление разрушенной экономики, а не на удовлетворение алчных аппетитов мировых ростовщиков.
Во-первых, вопрос о признании Советской Россией государственных и частных долгов не следует увязывать с вопросом о дальнейшем торгово-экономическом сотрудничестве. Поскольку дальнейшее сотрудничество может и должно осуществляться под гарантии советского правительства, которые при необходимости оно готово выдавать. Само по себе признание или непризнание долгов, возникших до прихода к власти большевиков, не может повлиять на приток капиталов в Советскую Россию. Такой приток исключительно зависит от гарантий советского правительства. Советская делегация занимала следующую позицию: надо заключать торговые и кредитные соглашения с Западом, а вопрос о взаимных требованиях прошлых лет следует решать параллельно. Второй вопрос крайне запутанный, он потребует времени, не стоит стремиться на конференции расставить все точки над «i». Данная позиция советской делегации была четко сформулирована в ее меморандуме от 11 мая.
Во-вторых, она выступала за отмену политических и иных искусственных барьеров в международной торговле. Торговая и морская блокада, объявленная Верховным советом Антанты в декабре 1917 года – яркий тому пример. В 1920 году эта блокада была снята, но лишь частично. Они активно пользовались таким инструментом, как антидемпинговые пошлины и даже полные запреты на ввоз товаров при подозрении в использовании демпинга и других «нерыночных» инструментов. Таким «нерыночным» инструментом они рассматривали установленную в Советской России государственную монополию внешней торговли, заявляя, что будут торговать лишь с негосударственными организациями. Так что де-факто блокада сохранялась. Впрочем, и между собой страны Антанты в сфере международной торговли не очень ладили, защищая свои внутренние рынки таможенными пошлинами и рядом нетарифных барьеров. Советская делегация была за снижение таможенных пошлин в европейской торговле и признание Западом государственной монополии внешней торговли. Тем более, что формально делегации других стран признавали Каннские условия, в которых признавалось право государств на определение своего социально-экономического устройства, включая формы собственности предприятий и организаций. Как видим, Советская Россия более девяти десятков лет назад находилась в той же ситуации, в какой сегодня находится Российская Федерация (создание препон для внешней торговли в виде разного рода формальных и неформальных санкций).
О послевоенном финансовом кризисе и путях его преодоления
Мировая война 1914–1918 годов произвела в странах Антанты, германского блока и в нейтральных странах ряд глубоких изменений и потрясений в их финансовой жизни. Среди них можно назвать: уменьшение и перемещение золотых запасов, переход к исключительно бумажным деньгам, злоупотребление «печатным станком», инфляция и значительное падение покупательной способности денежных знаков, дефициты бюджетов и усиление налогового бремени, чрезвычайное увеличение государственной задолженности, дефицитность торговых и платежных балансов и т. п. Чтобы как-то смягчить социально-экономические проблемы, правительства наращивали свои государственные расходы. Государственные расходы в некоторых странах вышли на уровень от 20 до 40 % всего национального дохода. В наихудшем положении оказалась Франция, расходовавшая большие суммы на восстановление своих разоренных войной провинций. Фактически всю Европу охватил финансовый кризис.
Одним из проявлений финансового кризиса был стремительный рост внешней задолженности европейских государств. Внешний долг воевавших европейских стран, достигавший в переводе на доллары в 1913 году 17 млрд долларов, возрос к 1920 году до 155 млрд долларов, что, принимая во внимание падение валюты в европейских странах, представляло огромное, почти непосильное финансовое бремя. Крупнейшим чистым кредитором были Соединенные Штаты Америки, их кредитные требования к европейским странам в 1920 году равнялись 11 млрд долларов. Долг других стран Великобритании был равен 1,75 млрд фунтов стерлингов, но он в значительной степени уравновешивался долгами Великобритании перед США.
С целью изучения причин вышеуказанного финансового кризиса и выработки возможных мероприятий к предотвращению и смягчению его последствий Совет Лиги Наций принял в феврале 1920 года решение созвать международную конференцию. Заседания конференции открылись в столице Бельгии – Брюсселе – в помещении Палаты депутатов 24 сентября и закончились 8 октября 1920 года. На конференцию были приглашены тридцать девять стран, включая Германию и ее европейских союзников по Первой мировой войне[83 - Этими странами были: Австралия, Австрия, Аргентина, Армения, Бразилия, Бельгия, Болгария, Великобритания, Венгрия, Гватемала, Германия, Греция, Дания, Индия, Италия, Испания, Канада, Китай, Латвия, Литва, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Перу, Польша, Португалия, Румыния, Соединенные Штаты Северной Америки, Уругвай, Финляндия, Франция, Чехословакия, Швеция, Швейцария, Эстония, Югославия, Южно-Африканский Союз и Япония, которые выделили 86 экспертов – членов конференции.]. Советская Россия на Брюссельскую конференцию приглашена не была. Работа конференции велась в четырех комиссиях: 1) государственных финансов, 2) по вопросам валютного и денежного обращения, 3) международной торговли и 4) кредитной.
На конференции было высказано много пожеланий, зафиксированных в резолюциях: бездефицитного сбалансирования государственных бюджетов; всемерного сокращения государственных расходов и соблюдения строгой экономии; ограничения расходов на вооружение; ассигнования особых кредитов на восстановление; выдачи субсидий на закупку продовольствия и восстановления транспорта; консолидации текущего долга; введения ряда новых налогов; прекращения дальнейшего выпуска бумажных денег; принятия мер к усилению золотых запасов и постепенного перехода к золотому обращению; отказа от искусственных мер к стабилизации стоимости золота; основания центральных эмиссионных банков (в тех странах, где таковых не было); отмены контроля над валютными операциями; оказания международной помощи слабым в экономическом и финансовом отношениях государствам и т. п. Однако никаких юридических обязательств страны-участницы Брюссельской конференции на себя не приняли, практической реализации ее рекомендаций в последующем не было.
На Генуэзской конференции, кроме «русского вопроса», вторым по важности был вопрос стабилизации денежных систем и восстановлении международной валютно-финансовой системы. Делегация Советской России активно участвовала в обсуждении данного вопроса. На Генуэзской конференции обсуждался вопрос о восстановлении золотого стандарта на уровне отдельных стран и в международных масштабах. Напомним, что такой стандарт сложился в мире к концу XIX – началу XX веков; в России золотой стандарт был введен в 1897 году в результате денежной реформы С. Ю. Витте. Уже в первые дни начавшейся мировой войны страны приостановили действие золотого стандарта, прекратив свободный размен бумажных денежных знаков на металл. Страны рассчитывали, что это временная мера, что сразу же после войны золотой стандарт будет восстановлен. Однако европейские страны лишились значительной части своих запасов, они перекочевали за океан в Соединенные Штаты. Поэтому на момент проведения Генуэзской конференции золотого стандарта не было ни в одной стране, за исключением Соединенных Штатов, где доллар имел крепкое металлическое обеспечение. В Европе в разной степени происходило обесценение национальных валют, возможности их использования для обслуживания взаимной торговли были ограничены. Необходимость восстановления международной валютной системы понимали все европейские страны. Справедливости ради следует сказать, что вопросы международных валютно-финансовых отношений волновали не только Советскую Россию, но и все другие страны. Основная инициатива в обсуждении этих вопросов на конференции принадлежала Великобритании и Франции. Первая из них стремилась восстановить былое величие британского фунта стерлингов, который до войны был главной международной валютой. А Франция рассчитывала использовать ослабление Великобритании и германские репарации для того, чтобы вывести свой франк на первое место среди других валют в Европе.
Честно говоря, Советская Россия в 1922 году еще не имела четкого понимания, как будет организована ее денежная система (денежная реформа в СССР начала проводиться в 1923 году и в ходе нее были очень острые споры и даже политические конфликты в связи с выбором приемлемой модели денежной системы). Судя по всему, на момент Генуэзской конференции идеальной денежной системой российской делегации виделась система золотого стандарта. А для этого нужно было золото. Золото, которого у России уже почти не было[84 - О золотых резервах дореволюционной России, СССР и Российской Федерации см.: Катасонов В. Ю. Золото в экономике и политике России. – М.: Анкил, 2009. С. 48–162.].
О международном кредите и кредитных заявках Советской России
Советская делегация также активно выступала за всемерное развитие международного кредита. Такой кредит был нужен для решения двух основных задач: 1) восстановления национальных денежных систем посредством наращивания золотых запасов (золотые кредиты); 2) восстановления промышленности, сельского хозяйства, других отраслей реального сектора экономики.
Приведем выдержку из документа советской делегации, в котором изложена суть ее позиции по валютно-финансовому оздоровлению мировой экономики с помощью кредитов: «Оздоровление [денежного] обращения в странах с расстроенной экономической жизнью может быть достигнуто в более или менее близком будущем лишь при содействии экономически более сильных стран. Это содействие должно было бы осуществиться в двух направлениях: во-первых, в форме кредитов, предназначенных на восстановление транспорта, сельского хозяйства и промышленности разоренных стран, ввиду того, что полное расстройство их хозяйства свело бы на нет все меры, направленные к устранению инфляции и укреплению валюты; во-вторых, и притом одновременное в форме особых кредитов странам с расстроенным денежным обращением для оздоровления последнего; эти кредиты должны предоставляться в золоте и в устойчивой валюте, которые необходимы для установления нормальных отношений. Если нельзя себе представить нормализацию денежного обращения разоренных стран без восстановления их экономической жизни, то столь же невозможно и сократить процесс восстановления этой экономической жизни и нормальных международных торговых связей без финансового содействия экономически более сильных стран. Специальные кредиты для оздоровления денежного обращения были бы желательны не только в форме займа на свободном рынке, гарантированного иностранными правительствами, но также и в форме кредитов, открываемых центральным банкам стран, которые нуждаются в том, чтобы иметь в своем распоряжении золото и устойчивую валюту для упорядочения своего [денежного] обращения. Было бы желательно, чтобы центральные банки стран, богатых золотом, как, например, Соединенные Штаты, предоставили известную часть своего золотого запаса в распоряжение центральных банков стран, которым предстоит приступить к стабилизации своей валюты, делая это непосредственно или гарантируя специальные кредиты для нужд этих стран. Для проведения этой меры представится необходимым, чтобы правительства стран, богатых золотом, взяли па себя осуществление этой операции через посредство соответствующих банковских учреждений…»[85 - «Замечания советских делегатов в Финансовой комиссии Генуэзской конференции по валютно-финансовому разделу доклада экспертов Союзных держав» (13 апреля 1922 г.) // «Материалы Генуэзской конференции…». – М., 1922. С. 376–377.].
Данная позиция Советской России находила поддержку у других делегаций. Но все прекрасно понимали, что реально крупные кредиты могли поступить только от одной страны – Соединенных Штатов, которые вышли обогащенными из войны.
От общих принципов восстановления послевоенной экономики советская делегация переходила к конкретным просьбам о предоставлении Советской России кредитов и займов. Как для восстановления денежного хозяйства, так и для развития промышленности и сельского хозяйства.
Выражалась прямая заинтересованность в золотых кредитах, которые бы были предоставлены Государственному банку РСФСР. Вот фрагмент из документа, обосновывающего потребность в таком кредите: «Российская делегация считает особо необходимым подчеркнуть настоятельную нужду в займе для укрепления валюты своей страны. Размеры внутренней торговли России значительно колеблются в связи с очередным урожаем и количеством рыночных сделок, меняющихся в зависимости от времени года. Кроме того, внешняя торговля России переживает период своей наибольшей активности весной и летом, иначе говоря, в то время, когда валютный рынок наиболее ограничен и когда курсы обнаруживают максимальную тенденцию к понижению. В этих условиях даже при отсутствии какой-либо эмиссии стабилизация денежного обращения невозможна без применения ряда особых мер, направленных на ее поддержание, для чего требуются значительные оборотные запасы в золоте и в устойчивой валюте. Вот почему заем России для нужд ее валютной политики на изложенных выше основаниях будет особенно необходим в момент, когда она приступит к денежной реформе»[86 - «Замечания советских делегатов в Финансовой комиссии Генуэзской конференции по валютно-финансовому разделу доклада экспертов Союзных держав» (13 апреля 1922 г.) // Материалы Генуэзской конференции… С. 378.].
Предложения советской делегации о предоставлении Советской России займов и кредитов на развитие промышленности, сельского хозяйства и транспорта были изложены в письме на имя председателя Финансовой комиссии Генуэзской конференции от 3 мая 1922 года.[87 - В основу предложений был положен доклад об экономическом и финансовом положении России, представленный советской делегацией на заседании комиссии по кредитам 26 апреля 1922 г. // Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 739 (прим. 81).] Согласно данным, приведенным в этом документе, общая сумма кредитов для нужд восстановления народного хозяйства советских республик[88 - Делегация РСФСР на конференции выступала от имени и в интересах других республик, что было оформлено специальными соглашениями.] ориентировочно определялась в размере 8797 млн руб. золотом. Полученные кредиты предполагалось вложить в течение 3–5 лет (млн руб. золотом):
в сельское хозяйство – 2797;
в промышленность – 1000;
в транспорт – 5000.
При условии ограничения программы восстановления строгим минимумом и максимального использования внутренних ресурсов допускалось сокращение иностранных кредитов до 1 млрд руб. по сельскому хозяйству и до 1 млрд руб. по транспорту. Сумма кредитов по промышленности сохранялась без изменений. Таким образом, сумма испрашиваемых Россией кредитов варьировала от 8,8 до 3 млрд руб. Сумма запрашиваемых кредитов была сопоставима с величиной долгов по кредитам царского и Временного правительств.
В качестве гарантий кредиторам указывались: общий доход и специальные статьи бюджета (таможенные доходы, производство платины, экспорт товаров), а также доля, причитающаяся советскому правительству от доходов концессий, которые оно могло бы предоставить иностранному капиталу.
Мы уже отмечали, что наибольшими кредитными возможностями в послевоенном мире обладала Америка. Но советская делегация не питала особых надежд на американские кредиты по чисто политическим причинам. Она рассчитывала на кредиты британские, хотя возможности Туманного Альбиона были намного меньше.
Член делегации Великобритании известный экономист Джон Кейнс по вопросу о предоставлении кредитов России высказывался так: частные банкиры денег не дадут. Поэтому нужен правительственный кредит. Англия заинтересована в восстановлении поставок из России традиционных товаров – зерна, леса, льна. А под этот экспорт можно было бы выдать России государственный кредит на 50 млн ф. ст. для закупок английских товаров. Увы, это были несбыточные планы английского экономиста.
Член делегации РСФСР на конференции М. Литвинов 8 мая 1922 года из Генуи в Наркомат иностранных дел направил очередное письмо. В нем Литвинов, ссылаясь на информацию от немцев, сообщал: «Ллойд-Джордж (премьер-министр Великобритании. – В.К.) в присутствии Шанцера (министр иностранных дел Италии. – В.К.) тоже говорил о кредитах, согласившись на этот раз предоставлять кредиты непосредственно советскому правительству для оплаты его заказов за границей. Суммы он не называл, заявил лишь, что если будем настаивать на миллиарде рублей в год в течение трех лет, то разговаривать больше не о чем, ибо таких сумм в Европе-де не существует. Намекал на 25 млн фунтов [стерлингов]»[89 - Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 359.]. Впрочем, на конференции не удалось добиться получения даже таких незначительных кредитов.
В уже упоминавшемся выше меморандуме стран Антанты от 2 мая говорилось о каком-то международном европейском консорциуме с капиталом в 20 млн ф. ст. Для Европы это мизерная сумма. Да и то, не говорится о том, что консорциум создан, страны лишь планируют его создать. А если он и будет создан, то совсем не факт, что из него что-то может перепасть России. Вот фрагмент меморандума: «Несколько государств Европы пришли к решению создать международный консорциум с основным капиталом в 20 млн ф. ст. Назначение консорциума – финансирование предприятий, имеющих целью восстановление и развитие жизни Европы и испытывающих затруднения в вопросе о самостоятельном нахождении необходимых средств». В общем, все неконкретно, обтекаемо.
Формула западных стран по вопросу кредитов была проста: сначала Россия должна признать свои долги, а затем уж они готовы обсуждать вопрос о предоставлении новых кредитов.
Позиция советской делегации по вопросу финансовых требований союзников
Выше мы уже отметили, что первым принципом советской делегации был приоритет задач восстановления экономики по отношению к решению вопроса взаимных требований стран.
Еще одним важным нашим принципом при решении вопросов взаимных требований был принцип экономической реальности и разумной достаточности. Делегация РСФСР заявляла, что она не может принимать любые обязательства по долгам царского и Временного правительств. Имеется в виду, что она не будет принимать те обязательства, которые она заведомо не сможет выполнять по чисто экономическим причинам. Здесь явно был намек на то, что Версальский мирный договор возложил на Германию непосильные, нереальные обязательства по репарациям. И что Россия, не участвуя в подготовке и подписании Версальского мирного договора, тем не менее, с ним не согласна. Кстати, такая позиция советской делегации очень способствовала сближению РСФСР и Германии на конференции.
Еще раз вспомним меморандум советской делегации от 20 апреля (ответ на Лондонский меморандум экспертов, подготовленный Западом)[90 - Там же. С. 231–243 (документ № 126).]. В нем обосновывалась несообразность западных требований к России с возможностями ее разрушенной экономики: «В меморандуме (Лондонском меморандуме. – В.К.) не упоминается возможная цифра долгов России, вытекающая из всех обязательств по старым долгам и частным претензиям. Но, согласно подсчетам в иностранной экономической печати, сумма долгов по всем перечисленным в меморандуме категориям должна равняться приблизительно 18,5 млрд зол. руб. За вычетом военных долгов сумма довоенных долгов и частных претензий с процентами по 1 декабря 1921 года выражается в цифре около 11 млрд, а с процентами по 1 ноября 1927 г. около 12 млрд. Если допустить на минуту, что советское правительство согласилось бы платить по этим долгам полностью и в положенный срок, то первый взнос с процентами и с погашением капитала потребовал бы сумму около 1,2 млрд. Царское правительство с огромным напряжением платежных сил населения в состоянии было на основе довоенной продукции в хозяйстве и довоенных размеров внешней торговли, имевшей превышение вывоза над ввозом в последние 5 лет перед войной в среднем 366 млн в год, выплачивать проценты и погашения около 400 млн руб. в год. Чтобы иметь возможность выплачивать указанную сумму в 1,2 млрд в год, Россия должна была бы не только достигнуть довоенной продукции, но и превысить таковую в 3 раза. Так как ежегодный национальный доход России равнялся перед войной 101 руб. на душу населения, а в настоящее время составляет около 30 руб., т. е. уменьшился более чем в 3 раза, то меморандум экспертов, по-видимому, предполагает, что за 5 лет наш национальный доход должен возрасти в 9 раз. Насколько неосуществимо это предположение, видно из того, что национальный доход Англии, Франции, Германии и России на душу населения с 1894 по 1913 год возрос в среднем на 60 %, или увеличивался на 3 % ежегодно. Российская делегация вполне согласна с тем, что при советском строе производительные силы России будут развиваться гораздо быстрее, чем в капиталистических странах Запада и при царском режиме в России, и готова допустить, что этот доход будет увеличиваться в 2 раза быстрее. Но делегация, как это ни лестно было бы для советской власти, считает все же неосновательным предположение, что рост ежегодного дохода населения с 1922 по 1927 год будет идти в 60 раз быстрее в сравнении с довоенным ростом. Производство в России глубоко расстроено. Чистый годовой национальный доход страны упал с 12 млрд до войны до 4 млрд по самым оптимистическим подсчетам. Если наш национальный доход будет расти в 2 раза быстрее, чем до войны, и удвоится за 16 лет, то стране нужно будет 25 лет, чтобы вернуться к довоенному уровню. А так как в первую очередь и с максимальной аккуратностью страна должна будет платить и проценты, и погашения по новым займам, которые помогут ей хозяйственно подняться, и эти платежи должны начаться гораздо раньше указанного выше срока, то для уплаты по другим обязательствам у России в течение самого длительного срока, который мы можем предвидеть, не останется никаких ресурсов. Этот вывод могла бы подтвердить любая беспристрастная и добросовестная комиссия экспертов-экономистов, которая имела бы возможность ознакомиться с состоянием нашего народного хозяйства.
Насколько чудовищно велики предъявляемые нам к уплате требования, видно из следующих данных: царское правительство платило ежегодно перед войной по своим долгам сумму, равную 3,3 % всего ежегодного национального дохода и около 13 % всего государственного бюджета. Меморандум экспертов считает возможным требовать от России уплаты ежегодно через 5 лет такой суммы, которая будет равна 20 % всего национального дохода, который, как можно предполагать, возрастет на 30 %, и около 80 % всего нынешнего государственного бюджета России, не говоря уже о том, что уплата должна производиться странам, ежегодный национальный доход которых на душу населения в 7–8 раз больше национального дохода на душу населения в России».
Далее в меморандуме от 20 апреля отмечается, что отказ от принципа разумной достаточности при решении вопросов взаимных требований грозит экономическим крахом не только России, но и любой другой стане. В этой части меморандума Советская Россия явно имела в виду в первую очередь Германию. Цитирую: «Если бы Советское Правительство обязалось платить из национального дохода разоренной страны хотя бы часть тех сумм, которые вытекают из перечисленных в лондонском меморандуме обязательств, то это не только бы привело к систематическому недопотреблению и хроническому вырождению ее населения, но и серьезнейшим образом задержало бы весь процесс восстановления ее хозяйства. Россия тогда не могла бы в максимально краткий срок вновь занять в мировом хозяйстве роль первого поставщика хлеба и сырья для Европы и вновь сделаться огромным рынком для западной промышленности и, восстанавливая свое хозяйство, служить важным элементом восстановления всего мирового хозяйства. Если получение новых кредитов на восстановление хозяйства России будет обусловлено уплатой по старым обязательствам и весь положительный результат новых займов и связанного с ним более быстрого темпа восстановления хозяйства пойдет на уплату старых долгов, то для русского народа теряют всякий смысл новые кредиты, и ему придется продолжать начатое и, естественно, медленно идущее восстановление хозяйства страны собственными силами, не надеясь на помощь иностранного капитала. Между тем не только русский народ, но и все народы Европы и Америки и даже подавляющее большинство промышленных и торговых кругов этих стран заинтересованы, в первую очередь, даже не в вознаграждении небольшой группы старых кредиторов, а в восстановлении экономических связей с Россией и в немедленном привлечении в Россию иностранного капитала на таких условиях, которые, обеспечивая достаточные выгоды этому капиталу, в то же время способствовали бы развитию всего народного хозяйства России».
«План Кейнса»
В контексте проблемы «разумной достаточности» уместно вспомнить известного английского экономиста Джона М. Кейнса, который в те времена занимал важные посты в казначействе Великобритании. Будучи членом делегации Великобритании на Парижской мирной конференции (1919 г.), Джон Кейнс выступил против возложения чрезмерных репараций на Германию. Он полагал, что назначенные Германии репарации как минимум в два раза (а скорее – в четыре раза) превышали ее экономические возможности. Этот известный экономист был сторонником взаимного списания межсоюзнических долгов, что, по его мнению, позволило бы преодолеть затянувшийся социально-экономический кризис в Европе. Он еще задолго до Генуи выступал за списание России долгов по военным кредитам. В. Ленин внимательно следил за выступлениями Кейнса и как-то назвал его «прославленным критиком Версальского договора». В 1920 году он писал по поводу этого англичанина: «Недавно, когда Красин имел случай беседовать с Ллойд-Джорджем как представитель Российского советского правительства на тему о долговых договорах, он наглядно объяснил ученым и политикам, вождям английского правительства, что если они рассчитывают долги получить, то они в странном заблуждении находятся. И заблуждение это вскрыл уже английский дипломат Кейнс. Дело, конечно, не только в том, что русское революционное правительство не хочет платить долгов. Какое угодно правительство не могло бы заплатить, потому что эти долги есть ростовщический зачет на то, что уже 20 раз оплачено, и этот же самый буржуа Кейнс, нисколько не сочувствующий русскому революционному движению, говорит: “Понятно, что этих долгов считать нельзя”»[91 - Ленин В. И. II конгресс Коммунистического Интернационала 19 июля – 7 августа 1920 г. // Полн. собр. соч. Т. 41. С. 220.].
Дж. Кейнс был членом английской делегации на Генуэзской конференции, но при этом расходился во взглядах по многим пунктам «русского вопроса» с руководителем делегации Ллойд-Джорджем. Его особая позиция привлекала к себе внимание журналистов и политиков, она была изложена известным англичанином в двух статьях, которые были опубликованы в английских, итальянских, французских и других европейских газетах в начале работы конференции (18 и 19 апреля). Статьи охватывали широкий спектр вопросов послевоенного экономического и финансового восстановления Европы, но большая часть их была специально посвящена «русскому вопросу». Первая статья Кейнса, называвшаяся «Переговоры с Россией», носила больше информационный характер, сообщала о событиях на конференции. В ней отмечалось, что союзники выставили требования к России на сумму 2–2,5 млрд ф. ст., а Россия неожиданно выдвинула встречные требования на 5 млрд ф. ст. – компенсации за интервенцию. Сообщалось, что Ллойд-Джордж был еще готов на списание военных долгов России, но никак не мог согласиться со столь громадными российскими требованиями к бывшим союзникам. Кейнс в этой статье соглашался с нашим наркомом иностранных дел Чичериным, который считал, что уточнение сумм встречных требований стран следует поручить специальной комиссии международных экспертов.
Особенно интересна вторая статья, которую некоторые газеты назвали «планом Кейнса». Прежде всего, Кейнс обратил внимание на только что заключенный в Рапалло договор между Германией и Россией. Решение сторон начисто стереть взаимные долги (они же – претензии), по мнению Кейнса, «само по себе разумно, но по своим методам неправильно и, в общем, вносит новое осложнение в долговую проблему». И в то же время оно является «предупреждением»[92 - Здесь и далее цитаты из статей Дж. Кейнса приводятся по следующему источнику: Любимов Н. Н., Эрлих А. Н. Генуэзская конференция. Воспоминания участников. – М.: Издательство Института международных отношений, 1963. С. 142–148.]. Насчет «осложнения» и «предупреждения»: шансы многостороннего урегулирования долгов в Европе (к чему призывал Кейнс) действительно снижались, договор в Рапалло мог послужить примером, которому могли последовать и другие страны, пойдя на заключение сепаратных (двухсторонних) соглашений. Но Россия, заключая соглашение с Германией, действовала по принципу «лучше синица в руке, чем журавль в небе». Кейнс же был максималистом и мечтал поймать «журавля», т. е. добиться заключения многостороннего соглашения по долгам.
В Генуе глава английской делегации Ллойд-Джордж на разные лады повторял одну и ту же формулу решения «русского вопроса»: «Мы от России не требуем немедленных выплат по долгам. Мы хотим от нее лишь признания долгов». А начать выплаты она может, скажем, через пять лет (в 1927 г.), когда окончательно встанет на ноги. Конечно, Чичерину было не трудно согласиться с такой формулой, поскольку за пять лет много воды утечет. Но нарком иностранных дел РСФСР на это не пошел. И Кейнс, исходя, прежде всего, из моральных соображений, поддержал позицию советской делегации: «Не думает ли Ллойд-Джордж, что ценой ничего не стоящих обещаний Чичерин ухватится за минутные выгоды и преимущества, от которых через пять лет можно было бы отбояриться. Если такова психология всех политиков, то народы рассуждают проще, и с этим надо считаться. Навязать России заведомо невыполнимое обязательство значит обесчестить себя».
Суть «плана Кейнса» по решению «русского вопроса» сформулирована в следующем абзаце его статьи: «Военные долги надо просто списать против русских контрпретензий. Признание де-юре, пятилетняя передышка (мораторий) в платеже процентов и долга, замена всех прежних долгов новыми 2,5-процентными обязательствами». Начиная с шестого года, Россия выплачивала бы по указанным бумагам примерно по 20 млн ф. ст., что, с одной стороны, вполне посильно для должника; с другой стороны, выгодно для держателей бумаг. В данном случае англичанин как раз следовал принципу «лучше синица в руках, чем журавль в небе».
Что касается претензий иностранных инвесторов по поводу национализированного имущества, то Кейнс предлагал вариант участия бывших собственников в прибылях соответствующих предприятий. Этот вариант несколько напоминал предложение советской стороны о преимущественном предоставлении бывшим иностранным собственникам в концессию национализированных предприятий. Через какое-то время отчисления от прибыли, по мнению Кейнса, могли бы быть замещены бывшим владельцам предприятий 5-процентными облигациями. Кейнс считал, что его «план» в равной мере учитывает интересы как России, так и западных стран. «Если же кредиторы России заломят больше, то, конечно, не получат ничего». «План Кейнса» базировался на принципах «разум ной достаточности», «поэтапности», «равной взаимной выгоды». К сожалению, глава делегации Великобритании Ллойд-Джордж не разделял в полной мере принципов известного английского экономиста. Тем более были неприемлемыми предложения Кейнса для делегации Франции, которая не желала ограничиться лишь признанием Россией своих долгов. Нетерпеливый Париж требовал от Москвы «деньги на бочку».
Основания для отказа от уплаты долгов по довоенным кредитам
Отказываясь от полного или частичного погашения внешних обязательств, которые возникли до Октябрьской революции 1917 года, советская делегация апеллировала к исторической и юридической стороне вопроса. В частности, в меморандуме советской делегации от 11 мая[93 - Громыко А. А., Хвостов В. М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. С. 366.] делались ссылки на исторические прецеденты, связанные с буржуазными революциями: «Российская делегация должна заметить, что совокупность претензий, в них формулированных, обусловливается изменениями, вызванными Русской революцией. Не Российской делегации защищать великий акт русского народа перед собранием стран, история которых свидетельствует не об одной революции. Но Российская делегация вынуждена напомнить о том основном принципе права, что революции, составляющие насильственный разрыв с прошлым, несут с собой новые правовые условия внутренних и внешних отношений государств. Правительства и режимы, вышедшие из революции, не обязаны соблюдать обязательства свергнутых правительств. Французский конвент, законным наследником которого заявляет себя Франция, провозгласил 22 сентября 1792 года, что “суверенитет народов не связан договорами тиранов”. Соответственно этому заявлению революционная Франция не только разорвала политические договоры старого режима с заграницей, но отказалась также от уплаты своих государственных долгов. Лишь из побуждений политического оппортунизма она согласилась на уплату трети этих долгов. Это и есть та “консолидированная треть”, проценты с которой стали уплачиваться регулярно лишь в начале XIX века.
Этой практике, претворенной в правовую доктрину выдающимися юристами, почти всегда следовали правительства, вышедшие из революции или освободительной войны. Соединенные Штаты отвергли договоры своих предшественников – Англии и Испании. С другой стороны, державы-победительницы во время войны и в особенности при заключении мирных договоров не остановились перед захватом имуществ, принадлежавших подданным побежденных стран и находившихся на их территориях и даже на территории других государств. В соответствии с прецедентами, Россию нельзя принудить принять на себя какого бы то ни было рода ответственность по отношению к иностранным державам или их подданным за аннулирование публичных долгов и национализацию частного имущества».
Советская делегация также апеллировала к юридическому понятию «форс-мажор», снимающему частично или полностью ответственность сторон договоров за выполнение своих обязательств: «Другой правовой вопрос: ответственно ли Российское Правительство за имущество, права и интересы иностранных подданных, потерпевших ущерб вследствие гражданской войны, сверх того ущерба, который был причинен действиями самого Правительства, т. е. аннулированием долгов и национализацией имуществ? И здесь юридическая доктрина всецело высказывается в пользу Российского Правительства. Революции и все большие народные движения, уподобляемые force majeure[94 - …force majeure – «непреодолимая сила» (фр.) – сноска в документе. – В.К.], не дают поэтому тем, кто от них пострадал, никакого права на возмещение убытков».