Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

– Да, Россию следует разрушить до основания! – прогундосил Чепик. – И вот на ее развалинах, на ее скрижалях, ик, начертят наши имена. Ох, и впрямь в ноги ударило, а голова… голова даже очень… хоть куда, свежая… Ик!

Аргунов, пьяница со стажем, захмелел сразу и сильно. С нетрезвой важностью выдавил из себя:

– Когда, судари мои, сделаем революцию, кхх, каждый прота-про-проле-карий будет на ужин иметь… бутылку.

– Этот тезис занести в программу – обязательно! – одобрил Азеф. – И повсюду повесим лозунги: «Каждому пролетарию – по бутылке!»

– Пусть лакают, – согласился Соколов и весело подмигнул буфетчику.

Революционеры заплетающейся походкой вошли в гостиную. Они направились к громадному дивану с резной спинкой и плюхнулись так, что пружины застонали. Соколов проводил их веселым взглядом, предвкушая замечательное зрелище.

Зинаида смотрела на своего нового друга с недоумением.

Вынос тел

Задумчивые социалисты

Женечка, как всегда, была окружена поклонниками, но, увидав идущего к ней графа, сама устремилась навстречу ему, влюбленными глазами смотрела в его лицо и страстно говорила:

– Аполлинарий Николаевич, куда же вы пропали? Почему ко мне вторую неделю глаз не кажете? – Она взяла его за руку.

Соколов кивнул на социалистов:

– Женечка, откуда на светском рауте у тебя какая-то рвань?

– Не сердитесь. Они милые, очень занятные люди.

Соколов сказал:

– Но говорят они совсем не о забавном, а о весьма страшном.

– Ах, все это наша пустая российская болтовня. Но, граф, признайтесь: ведь надо улучшать государственную систему…

– Зачем?

Женечка удивилась. Такой вопрос никогда прежде ей не приходил в голову. Знакомые социалисты постоянно твердили, что «самодержавие прогнило» и по этой причине его следует заменить «более прогрессивным демократическим устройством». Женечка не хотела отставать от прогрессивных людей, она хотела казаться умной, идущей в ногу со временем и поэтому разделяла передовые воззрения. Она азартно проговорила:

– Как – зачем? Ну, этого требует прогресс… Когда-то люди обитали в пещерах, но благодаря развитию цивилизации теперь живут в благоустроенных домах с лифтом, водопроводом и канализацией.

Соколов отвечал:

– Это произошло не потому, что случались революции, а только потому, что люди работали руками и головой. А от революций бывают только кровь и разрушения. И твои социалисты призывают именно к разрушениям и убийствам. Надо улучшать только одно – собственную душу.

Женечка уставилась на социалистов и с умилением произнесла:

– Аполлинарий Николаевич, посмотрите, как славно наши социалисты на диванчике привалились! И головы они как-то свесили, словно думу глубокую думают.

Соколов весело рассмеялся:

– Ну конечно, о простом народе печалятся. Народ им нужен, как воробью граммофон. – И жестко добавил: – О тебе, Женечка, уже ходят слухи, что ты революционеров привечаешь, большие деньги на свержение «деспотии» даешь.

– Но они такие несчастные! Страдали по ссылкам, были в заграничном изгнании, как Иван Николаевич. Теперь, когда тетушкино наследство получила, хочу создать техникум для людей, обойденных судьбой. Пусть учатся. И вообще, революционеры не совсем глупы, порой умные вещи говорят.

– Умные слова раз в год даже попугай произносит, – заключил Соколов.

Мороз крепчал

В это время к роялю подошел, словно петь собрался, поэт Брюсов. Был он плоский и невзрачный, словно сушеная тарань. Гости захлопали в ладоши:

– Просим, прочтите что-нибудь! Просим…

Брюсов наклонил голову, словно задумался, и вдруг залаял в нос:

Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему безраздумно, бесцельно.

Раздались аплодисменты, правда жидковатые. Соколову не понравились ни стихи, ни их автор. Он на всю гостиную сказал:

– Поэт, вы даете самые дурные советы! Что это за «юноша бледный»? Может, лучше читать: «Онанист малокровный со взором горящим». Или он у вас чахоточный, что ль?

Брюсов взвизгнул:

– Вы даже не знаете, как выглядят пораженные туберкулезом! У них на щеках горит румянец, хоть и болезненный!

Соколов рассмеялся:

– Признаюсь, в чахотке вы лучше меня разбираетесь. Но зачем юноше давать столь вредный совет – «полюбить себя беспредельно»? Чехов точно заметил: кто любит себя, у того нет соперников. Согласитесь, нет на свете более противных людей, чем самовлюбленные.

Брюсов нервно дернул головой:

– Это поэзия, это… это… понимать надо.

– Зачем же поклоняться искусству «безраздумно, бесцельно»? Ну, если только в голове у автора полная пустота, то, конечно, его занятия искусством будут вполне бесцельными и никому не нужными.

Бальмонт посмеивался, а Брюсов нервно задрожал, он хотел сказать что-то, возразить, ляскнул зубами, выпулил:

– Полковник, вы… вы – опричник самодержавия!

Соколов удивленно поднял бровь:

– Вот как? Стреляться со мной, догадываюсь, вы не можете по причинам ненависти к самодержавию и собственной трусости?