Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

– Наступает новый век, век технических революций и социальных перемен. Предлагаю выпить за государя, который, уверен, осуществит те перемены, к которым его призывают лучшие люди России.

Со всех концов стола послышались крики:

– Ура! Да здравствуют демократические перемены!

Когда все выпили, поднялась Ольга Книппер, заверещала:

– Я, ваше высочество, в восторге от ваших последних стихов. Я в «Ниве» их видела и переписала себе. Позволите познакомить с ними присутствующих?

– Буду польщен.

Книппер прижала руки к груди и проникновенно прочитала действительно прекрасные строки:

Люблю, о, ночь, я погружаться взором
В безоблачность небесной глубины.
Какая чистота! Как с вышины
Ласкаешь ты лазоревым убором!
Ты так светла, что меркнет лик луны,
Пустыней горнею плывя дозором,
И сонмы звезд бледнеющим узором
Двойной зари сияньем спалены.
О, нежная. Прозрачно-голубая!
Гляжу, с тебя очей не отрывая,
Лицом к лицу пред тайною твоей.
Дай от тебя, о, ночь, мне научиться
Средь дольной тьмы душою становиться,
Как ты сама, все чище и светлей!

Гости в искреннем порыве захлопали в ладоши:

– Какие замечательные стихи.

Соколов согласился:

– Всяким бальмонтам и брюсовым далеко до К. Р.!

Великий князь был растроган.

– Я эти стихи написал в нынешнем июле, когда был в Новгороде, ушел один ночью гулять. Кругом меня все спало, и я загляделся в эту беспредельную глубину неба, и вдруг по его черному бархату прокатилась яркая огненная комета. С необыкновенной и прежде не испытанной силой я ощутил всю пугающую беспредельность космоса. Вернулся в дом, сел за стол и почти сразу, без помарок записал.

Соколов сказал:

– Пьем за великого князя и за великого поэта, дорогого К. Р.!

Дружно осушили бокалы. За столом сделалось уютно. Званый ужин пошел далее как по маслу.

Любовь и революция

Мудрость секретного сотрудника

На другой день Азеф отправился в Добрую Слободку, что между Чистыми прудами и Садовой-Черногрязской.

Супруги Аргуновы жили в большой, удобной квартире на третьем, последнем этаже старинного кирпичного дома с телефоном и водопроводом.

Жена Аргунова, Мария Евгеньевна, крупная женщина с обширным бюстом, чистым, белым лицом, – дама из тех, которых называют русскими красавицами. Она радушно улыбнулась:

– Какой приятный молодой человек! Я много слыхала о вас положительного! Как вас прикажете называть?

Азеф важно кивнул:

– Называйте меня просто – Иван Николаевич.

– За стол, за стол, – заворковала Мария Евгеньевна. – Грибки, селедочка с горячей картошкой, прошу!

Аргунов плотоядно потер ладоши:

– Мамочка, эта закуска провокационная, кхх-кхх!

Мария Евгеньевна подозрительно посмотрела на мужа:

– То есть?

– Провоцирует выпить! Под такую закуску по рюмочке чистой пропустить – эх, восторг чувств… Ну, мамочка, не жмоться, в честь гостя поставь графинчик.

– Вот, кувшин пива стоит!

– Пиво микробы не убивает, а размножает! Принеси графинчик, мамочка…

Азеф поддержал:

– Не повредит – по рюмке!

Мария Евгеньевна боялась за мужа – он не знал меры, и порой с ним случались казусы неприятного рода. Вздохнула, ушла на кухню, в потайном углу взяла бутылку перцовой, отбила сургуч с пробки и перелила в графин. Выпили по первой:

– За свободную Россию!

Обедали, играли в карты, привычно ругали правительство. Аргунов, запивая домашний окорок светлым пивом, говорил:

– Первоочередная задача – объединение всех кружков, разделяющих нашу социальную программу, кхх.

Азеф поинтересовался:

– А что, программа уже выработана?

Аргунов замялся:

– Как сказать? Так, некоторые наметки.

Азеф, ритмично рубя воздух вилкой, изрек: