Где ты, Любовь моя. Пиры хищников

Из другого конца просторного помещения, от танцплощадки и сценки, доносится спокойно звучащая музыка. Её регулирует дискжокей. Занавес прячет артистов, танцовщиц и певца, кто украсят своими выступлениями доброжелательный климат вечера.

На фоне многоголосия слышатся искренние и фальшивые восторги при поздравлении юбилярши. Она всем улыбается и всё больше заводится радостью. Пропитываясь настроением ликования в празднике, начинает светиться отражением дружелюбия, приносимого гостями при вручении ей подарков.

Сделаны последние уточнения в словах, предметах, улыбках, объятиях и следует приглашение занять свои места.

3.1. Размещение для прицельности

Разглядывая на бумажках у столовых приборов свои имена все расселись за длинный стол…

«Двадцать два празднично одетых улыбчивых физических лица с шутками, прибаутками, исполняя роли сценического дружелюбия, располаются. Устраиваются у стола как иерархически разложенные карты из колоды-общества, – думает про себя Виктор, – Слева, справа и напротив нас.»

Тамада, в лице одной из лучших и давних подруг юбилярши, торжественно, но искренне от сердца, поздравила Свету. Изложила программу на вечер и уточнила, что всех прибывших ожидает сюрприз. В голосе её, в манерах, одеянии и вежливом подобострастии, в умении не нарушать границы дозволенного чётко отражался образ страны, где она родилась и жила – Латвия.

Официант обходит присутствующих.

Торжество начинается. Все уже заряжены приподнятостью над будничными заботами, что явно видно по внешне радостному облику именинницы.

«Атмосфера праздника поглощает всех и живёт ощутимо в помещении, главенствуя в смехе, в манерах, в разногосии говора. В то же время, отдельно пребывает здесь нечто своё внутри каждого из нас, из пришедших. Сплелись тут два раздельных проявления, которые также чётко разгораживаются и в обществе нашем, в его двойственности:

явь в событиях, с напышенной праздничностью и

неявное с бредом скрываемых страстей.

В этом, сегодня, на роль такого разделителя – видимого и тайного – выдвинута столешница.

Он – стол – как происходит всегда при многоликости компании на переговорах, на праздниках – принял, отделяя непритязательной ровной плоскостью столешницы верх и низ, видимое с невидимым. Он одинаково ровно принял всех.

Принял, встретил сходно и тех, кто был выше ростом и тех, кто ниже; и тех, кто был уже тёпленьким под хмельком; и тех, кто были холодненькими умом; и тех, кто расчётливо наметили в начале плотно поесть, а уже затем упиться до самопокачивания.

Столешница хорошо подходила для тех, кто над поверхностью её – при трапезе и любой другой деятельности – были хватки, постоянно лукаво улыбчивы и доброжелательны по-крокодильи.

Также хорошо стол подходил для увлекающихся подковёрными играми под плоскостью столешницы, где твАрилось разное, от взоров скрываемое. Спорый подъём в карьере тех, кто быстрее других шуровали лопатой, копая разные ямки и ямы конкурентам. Томление большинства из нас, кто незаметно и шустро урывали удовольствие для себя.

Стол этот, как и все его собратья, знал/видел всё, но оставался в философском безмолвии, а, вот, люди – нет. Они реагировали. Рефлексировали, но только на то, что приносило им известные всем нам пять чувств: откликались на боль, на неудобства, убегая от них, и на наслаждения, на удовольствия, устремляясь к ним.

«Корабль – Земля, – про себя отмечает Виктор, – это наша планета, где все мы живём, а сейчас – это сей пароход, где сидим мы с гостями: те же люди-пассажиры, то же восприятие, те же потребности, те же мотивы…

Пришёл сюда я с женой моей. Качается палуба.

Для трезво мыслящего человека палуба качается всегда на волнах моря жизни… Качается, но мгновениями импульсивно замирает в стабильности/абсолюте.

Замирает, когда выпрыгиваем мы из сна предметно-физического мира и оказываемся непосредственно в основе реальности. Оказываемся там и тогда, когда выныриваем из пучины изменчивых волн суеты суетной, видим себя, как-бы, со стороны…

Видим и надрывно кричать хочется, что не так мы, ты и я, живём. Не то пьём, едим. Не тем кланяемся. Не тех обнимаем, руки пожимаем, ласкаем… Не тем бросаемся на шею и целуем…

Целуем, вроде, красиво-привычные тела, которые, на самом деле, воспринимаются нами фальшиво: лживы они и красоту выставляют сквозь призму обмана.

Все мы/они – оборотни: самки/самцы, лисы/кролики и шакалы в человека обличьи по уровню сознания своего…», – так Виктор думает, полагает, но, в тот же миг, благожелательно улыбается окружающим.

В последнее время, он —Виктор – всё чаще начинает ловить себя на том, что он психиатр-психолог, находясь вне кабинета и приёмной своей, воспринимает уже людей только как своих пациентов. Ловит на этом своё восприятие и понимая, что это издержки профессии, успокаивая себя, мысленно переключается на компановку тезисов в докторской. Всё-таки он, в условиях закономерной и естественной изменчивости внешнего мира, нестабильности в обществе не забывает и всегда, всюду одаряет благодарностью любящую его жену своей сердечностью и мужской защитой, своим рядом нахождением. Так он отвечает на её постоянную заботу о нём. Он не устаёт восхищаться ёю, той, кто позволяет ему не думать о быте, о близких и делает возможным полностью находиться ему в поле творчества, в созидании научного произведения по теме необычной:

«Что представляет из себя человек?».

Виктор с удовлетворением воспринимает их семейный, невидимый для посторонних, подъём вверх по лестнице духа.

«Сегодня суббота, 20 сентября 2022 года —день рождения любимой жены моей – Светланы: ей пятьдесят лет. Рядом с ней сижу и, думая о своём, приветливо, изображая доброжелательность, киваю гостям. Киваю именно доброжелательно не потому, что они искренни со мной, а так надо, принято и мне приходится эти правила соблюдать.»

3.2.Гости-пассажиры на кораблике

Сложилось так, что собрались здесь на праздник сегодня сливки основных наших государств в Европе и слоёв общества.

Виктор знал почти всех их и, даже, подноготную каждого, но, как врач, личные данные клиентов хранил только в своей голове и картотеке…

В последнее время он стал осторожным. Ему было известно, что часто, когда кто-то называл взяточника не чистым на руку, то лиходеи обращались в суд и, опираясь на внушённую людям презумпцию невиновности, добивались наказания говорящего правду. В итоге, его объявляли виновным в клевете на казнокрадов и оборотней. Осуждали к лишению свободы, а проверку деятельности слывущего корупционером не проводили и тот формально слыл честным.

Давно уже все стараются не называть тех, по ком виселица плачет, открыто преступниками, в соответствии с сутью их поступков, а лицемерно и уважительно обращаются к сидящему в кресле начальнику.

По причине такой реакции юстиции законоотступники начинают выставлять себя чуть ли не святыми в глазах общества и это у них хорошо получается.

Получается, но важно то, что подход этот, применяемый в судебных залах, повторением своим закрепился и вышел на улицы. Здесь он, воздействуя на большинство, видоизменяет людей, приучает население стран к парадоксальному поведению.

Теперь преступники, предатели, мошенники, обманщики, если их так называют, громогласно возмущаются и требуют предоставить прямые доказательства. Дальше – больше: сейчас дошло уже до того, что подлецы – поступая подло, а лжецы – обманывая, сами себя считают благородными и честными, ведь, их двуличность и лицемерие никто не доказал в суде…

3.3. Воздействие Закона, созданного людьми

Закон этот действует как положено закону и он со временем закрепляет, делает привычным абсурдное восприятие самих себя.

Я – чиновник всегда прав, ведь, я ворую, но меня не поймали на преступлении.

Я – её муж – верен жене, ведь, то, что я, на самом деле, ей изменяю никто не докажет.

Я – его жена – обманываю мужа и сплю с другими, рожаю ему детей от сторонних, но считаю себя абсолютно честной супругой, ведь, противное не доказано…

Виноват не тот, кто совершил преступление или согрешил, а тот, кто попался и признался в том, в чём он виноват.

Среди главенства и торжества этого всеобщего, уже привычного, широко распространённого лицемерия и лжи Виктор, будучи принципиально честным, не находил себе друзей в рядах новых знакомых. Он, сознательно и целенаправленно поднимая уровень своего сознания к вершине Духа, где главенствует чистота и куда пропускаются только чистые, отстранённо вращался в суете и в атмосфере коварства общества. Он постепенно переводил в небытие недостатки свои, а достоинства осознанно укреплял.

Со временем Виктор с удивлением узнаёт, что его путь совершенства себя, люди воспринимали как действия непонятного им лоха/идиота, которого легко обвести вокруг пальца. Понимание такого отношения потребовало от него создать вокруг себя особую среду обитания из, хотя бы частично, подобных ему.

Таким местом, для общения в атмосфере искренности и для спасения души своей, он, после второго развода с очередной женой, нашёл в семье, созданной им и Светланой.

Круг родственников, особенно, после рождения Светой сына, стал для него самым надёжным островом посреди океана лжи и бушующих волн-страстей в обществе. Такая, взаимно с супругой приобретённая стабильность, уже много лет являла собою – среди чужих невзгод – подобие гранитному утёсу, о который разбивался любой, приходящий извне девятый вал неприятностей. Здесь— в семье – он всегда мог быть самим собой, ведь, дом – это место, где тебя принимают таким, каков ты есть. Такое приятие закрепляло между супругами и ребёнком честность, открытость в отношениях и привычку прямого – без задних мыслей – высказывания чего угодно другому, как другу. Этот подход объединял всех членов семеюшки и делал их одним целым, что вело к биению в унисон этих трёх сердец.

Виктор чувствовал эту слиянность, понимал/принимал её и очень сильно дорожил Светланой, кто помогла ему создать эту прекрасную атмосферу единения в их семейном роде.

Шум усиливается и Виктор переключается на внешнее.

«Смотрю как располагаются гости: вокруг знакомые все лица.