Хроники научной жизни

Результаты письменного экзамена сообщат только через три дня, когда придёшь сдавать устный. Правда, список двоечников вывешивают уже на утро следующего дня. Утром настроение паршивое – впору вешаться. Лежит угрюмо с мыслями: «Никуда не пойду». Ребят попросил: «Будете в корпусе, посмотрите там и меня заодно». Через час приходят: «Нет в том списке тебя. На три раза просмотрели». Это уже кое что. Значит, трояк, как минимум, есть. Ладно, не будем вешать носа. Надо готовиться к следующему экзамену. Веня заправляет койку, делает зарядку, умывается. Жизнь продолжается.

К следующему экзамену Веня, признаться, готов был ещё меньше, чем к первому. Там одни задачки нужно решать, а здесь и теоремы заучивать, да ещё с доказательствами. Но хуже всего – мысли о том, что к физике он вообще не готовился, а о сочинениях имеет весьма приблизительные представления. Хотя, с другой стороны, изнурительной зубрёжкой можно любые мысли задавить. Наконец наступил день устного экзамена. Накануне тщательно выбирал в столовке самые надёжные блюда. Утром пошёл на экзамен, птички что-то там исключительно жизнерадостное чирикают, солнышко прямо-таки ласкает, навевая какие-то неясные надежды. В голову сплошная дурь лезет, вроде «последний парад наступает…».

Экзаменатор в белой тенниске и в прекрасном настроении. Всё шутит, хотя по глазам видно, что ему тоже хочется в такой день на пляж к шоколадным девушкам. Билет попался с не очень сложными вопросами. Первый совсем простой: «Дать определение окружности». Веня бойко оттарабанил: «Совокупность точек, равноудаленных от центра». Препод смотрит на него с лёгким удивлением, как на ископаемое:

– Что это за совокупность? В кучу их собрали что ли?

Веня отвечает, чуть запинаясь: «Ну… это, значит… геометрическое место точек такое». Сам подумал: «что ты, паразит, придираешься?» А экзаменатор ему:

– А вот у Вас в билете написано: дать определение окружности, как предела периметров вписанных и описанных многоугольников при неограниченном удвоении числа их сторон.

Ну и педант попался! Веня даёт ему то, чего он хочет.

– Придется дать Вам дополнительный вопрос.

И даёт. Веня отвечает, только чувствует, что опять ему что-то там не нравится. Вроде бы правильно, но не совсем точно. Им, понимаешь, математикам точность – это главное. После третьего дополнительного тот решил посмотреть на Венин экзаменационный лист: где я учился и что у него там по письменному экзамену. Подходит, разворачивает лист и говорит:

– А Вы зачем на устный экзамен пришли? Вы же уже поступили.

Смотрит Веня в табличку и глазам своим не верит: за каждую из пяти задачек у него там стоит по пятаку. Перевернул лист – нет ошибки – его фамилия. Экзаменатор ему руку пожимает:

– Поздравляю Вас, молодой человек!

С экзамена Веня дунул прямиком на пляж. Впервые со времени своего прибытия в Новосибирск. Об экзаменах уже даже не думает. Чудо, оно на то и есть чудо, что объяснить его невозможно. Раз так, то чего голову ломать? Только к вечеру спохватился: надо телеграммы дать. Домой – матери, на судно – невесте, в Минск – брату, который в военном училище курсантом. Затем идёт в общагу. Кожа горит – перебрал солнышка на радостях. У Виктора сестра схватила две четверки, сам он по письменному – четвёрка, на устном – тройка. На Веню они смотрят, как Ленин на нэпмана. Подозревают, что тут роль сыграл рабочий стаж, пролетарское происхождение или что-то там ещё. Предположить, что он просто честно смог решить все задачки, да еще в состоянии полного одурения – это было выше их сил. Тот парнишка с фамилией великого композитора уже на первом экзамене срезался. Из солидарности по пол дня Веня готовит с Виктором физику. Этот предмет на чистой зубрежке не возьмёшь, поэтому здесь его знания явно превышают викторовы. В день экзамена приходит с пляжа и видит, как его напарник молча и угрюмо собирает чемодан. Кое-как растормошил его. Выяснилось, что формулировки законов он ещё знал, а вот задачки не решил ни одной правильно. Экзаменатор с ним умаялся за три часа и говорит:

– Предлагаю последний тест. Ответите правильно – ставлю тройку. Вот простейшая цепь из последовательно соединенных батареи, реостата и вольтметра. Сдвигаю ползунок реостата влево. Куда отклонится стрелка?.

Витя ответил наугад, уже ничего не соображая:

– Влево, естественно.

А он говорит с сожалением:

– Идите с миром. Вам физикой заниматься противопоказано. Поступайте хотя бы в консерваторию, там физика не обязательна.

И вкатил двояк. Веня повздыхал солидарно, но нутром чувствовал, что гораздо больше, чем двояк, Витю огорчил упущенный «Жигуль», который был обещан папой.

3

С недельку Веня позагорал, а затем пора было уже подумать и о житейских проблемах. Папы с «Жигулем» у него не было, надо было устраиваться на работу до начала занятий. Только в этом случае Веню оставляли в общежитии. Пристроился резчиком бумаги в типографию Института математики. Тут приходит ему посылка с морей: трехлитровая банка красной икры и четыре хорошо прокопченных балыка горбуши. Устроили пирушку в общежитии. На судно Веня послал заявление об увольнении с просьбой выслать расчет и трудовую книжку. Невесту засыпал телеграммами: «Жду, скучаю, целую» и все такое прочее. Уехать с путины, вообще, не просто. А тут еще одна проблема. Во Владивостоке Валя вступила в жилищный кооператив и внесла первый взнос на однокомнатную квартиру. Ясное дело, эти деньги уже уложены в бетон, и вернуть их не так-то просто. И всё же этих денег вместе с вениным расчетом при увольнении с судна должно было хватить на год студенческой жизни. К приезду невесты он должен найти где-то комнату, ибо ожидать, что первокурснику дадут отдельную комнату – было бы слишком наивно.

Работа в типографии резко отличалась от морской. Сделав то, что от него требовалось, за час, Веня с интересом вникал в устройство и эксплуатацию ротапринта, помогая печатнику Лёшке. На цинковых формах была Валя, женщина с простым русским лицом, разведёнка с двумя детьми. Муж, как водится на Руси, был горьким пьяницей. Две переплётчицы, Нина и Ольга были серьёзными женщинами, в годах. Летом в институтах работы мало, поэтому все частенько сидели просто ведя разговоры о жизни, ближе знакомясь друг с другом. Веня показывал им фотографии своей невесты. Они учили его жить, жалели по-бабьи и всё вздыхали, что жизнь студента – не сахар, трудно придётся. Веня помалкивал. Что такое трудно, он уже неплохо знал, и считал, что самое трудное в жизни – позади, а впереди – лишь самое интересное. Переплетчицы, желая подбодрить, шутили:

– Вот закончишь университет, глядишь, и тебе будем диссертацию переплетать.

Он вяло возражал:

– Вряд ли. Я ведь на физфак поступил, а не на математику.

Однако, жизнь показала, что они пророчествовали. Они будут переплетать и диссертацию и его книги, только сбудется это очень не скоро.

В сентябре начался учебный год, только по традиции первокурсников направили в колхоз в деревне Морозово. Веня же записался в строительный отряд, работавший на возведении спорткомплекса университета, поскольку ожидал приезда невесты. Делали опалубку, в которую лили бетон для фундамента. Работали вполсилы, поскольку надо было беречь силы для штурма сияющих вершин высоких истин, а бетон – он как-то приземляет. Его временно поселили в комнате с третьекурсником Валерой с матфака, к которому приехала невеста из Владивостока. Вместе они и направились на поиски жилья. Нашли по объявлению комнаты в Новом поселке. Хозяйка имела физиономию продувной бестии с рынка, заломила по 25 рубликов за каждую комнату. Они согласились и договорились переехать на неделе. Однако на следующий день хозяйка Вене отказала, якобы из-за тесноты.

Он нашел комнату на соседней улице Менделеева. Эта хозяйка была куда более интересной женщиной. Звали ее Панна Константиновна. Была она широка в кости, а лицо ёе сочетало признаки русской красоты с хитринкой узких якутских глаз. Любила поговорить. Из этих рассказов Веня узнал, что в молодости училась в институте на геолога. Бывала на практике в дальневосточных экспедициях. После одной из таких практик родила сына, на том её учеба и закончилась. А потом продолжала работать в геологических партиях лаборантом. Однажды работали с рудой, которая оказалась сильно радиоактивной. Всю партию потом лечили в Крыму, затем отправили на пенсию, дав инвалидность второй группы.

Хозяйка денежки любила. Кроме весьма солидной пенсии она жила сдачей своего дома. Одну из самых маленьких комнаток занимал хозяйкин сын Слава, высокий и очень красивый парень, который взял для внешности всё лучшее от русских и якутских кровей. На всё остальное ресурсов не хватило. Формально, он учился на третьем курсе мединститута. Фактически же, целыми сутками спал, пьянствовал, глотал «колёса», приводил каких-то девок. Стипендии никогда не получал и панически боялся экзаменов.

Остальные три комнатки и веранду хозяйка сдавала жильцам. Сама она спала на улице под навесом рядом с туалетом, что слегка затрудняло пользование этим очагом культуры. Жильцам она говорила, что спать на открытом воздухе ей приписали врачи, хотя Вене казалось, что это сказываются её геологические привычки и любовь к деньгам. Когда наступали морозы, она уезжала на всю зиму в Белокуриху «на лечение». К счастью, прижимистость, видимо, была единственным крупным недостатком этой хозяйки.

Большую комнату занимала весьма интересная семейная пара Дубровиных, приехавших, кажется, из Хабаровска. Витя был видным мужчиной высокого роста с пышными черными усами. Работал лаборантом в Инстуте ядерной физики. Жена его Нелли была совсем миниаиюрной и пухленькой. В детстве она переболела полиомиелитом и ходила сильно прихрамывая на левую ногу. Когда-то работала библиотекарем в своем тихом городе, но здесь автобусы в любое время дня так переполнены, что не всякий здоровый человек порой в них влезет. Более флегматичной пары трудно было и представить. У обоих очень тихие спокойные голоса и весьма неторопливые движения. В сравнении с ними остальные жильцы казались просто нервными, а хозяйка – действующим вулканом.

Вторую большую комнату занимали самые разные люди и всегда на очень непродолжительное время. Из всего потока запомнился Лёшка, очень веселый парень, вернувшийся из армии и поступивший работать водителем автобуса. Вскоре он женился на медсестре и на какое-то время исчез с вениного горизонта. На более длительное время в этой комнате задержался очень молчаливый и даже угрюмый парень Миша, который приехал из глухой сибирской деревни и посещал подготовительные курсы в университет. Время от времени он обращался к Вене с какими-то задачками. Большую же часть дня он спал, а ночами напролёт читал подряд все книжки и подшивки старых журналов, которые попадались ему на глаза. Видать, в деревне с книгами было совсем плохо. Миша тщательно сторонился людей и даже ел в своей комнате, развернув какие-то узелки и кулёчки, привезённые от родителей. В кухню выходил только за кипятком. Сделав предположение, что он стесняется своей бедности, остальные жильцы неоднократно приглашали его за накрытый стол, но он упорно отнекивался. Только однажды он слегка оттаял, когда его напоили за новогодним столом.

Веранду сдавали только летом и также случайным людям, а в самой маленькой комнатке предстояло жить Вене с женой Валей. Комнатка имела узенькое окно, выходящее на огород. Большую её часть занимала хозяйская кровать с панцирной сеткой, круглый столик у самого окна и стул. Между кроватью и стеной оставался узкий проход, в котором двоим разойтись было невозможно. Веня подобрал у магазина ящик из под хозяйственного мыла и сложил в него свои книжки. Ящик одновременно служил и табуреткой. Чемоданчик свой он запихнул под койку. Вешалка для одежды находилась в коридоре. Больше в комнате ничего не помещалось. Платить за нее назначили двадцать пять рублей, в то время как большие комнаты сдавались за тридцать. Веня был студентом, да ещё почти семейным, и нужно было научиться экономить на всём.

К приезду невесты следовало купить всё, что понадобится для семейной жизни. Впервые в жизни он испытывал эти необычные и приятные ощущения, что теперь должен заботиться о другом человеке. До сих пор лишь другие заботились обо нём: в детстве – мама, а позже – государство, которое выдавало ему форму, паёк и наряды вне очереди. Вначале Веня купил тюфяк, подушки, одеяло, простыни, наволочки. Затем обошел посудо-хозяйственные магазины с целью приобретения тарелок, вилок, ложек. Таким образом, он знакомился с городом Новосибирском. Любопытство завело его и в соседний город Бердск, где в одном из магазинов он купил набор кастрюль и сковородку. Когда он нёс это побрякивающее на ходу хозяйство в сетке, на выходе из магазина попалась рано состарившаяся от беспробудного пьянства женщина. Выглядела она совершенной старухой, одета была в какое-то вонючее рванье, а на руках бугрились почти чёрные трубочки вен. Женщина сказала потухшим голосом:

– Заботливый какой мужик. Наверное, любишь жену-то свою. Я вот тоже раньше…, – и она махнула рукой в сторону какого-то далеко оставленного прошлого.

4

Наконец пришла телеграмма: «Встречай…». Веня побрился, смочил одеколоном платочек и помчался в Толмачёво. К приезду невесты, как и к его появлению в Новосибирске, природа подарила такой же солнечный и безоблачный день, хотя в это время наступила уже ранняя осень. Одета Валечка была в лёгкое летнее платье и казалась ослепительно красивой. Имущество новой семьи разом увеличилось на один чемодан, правда он был габаритами вдвое больше вениного. Они взял такси и понеслись с ветерком к своему прекрасному и вполне реальному теперь будущему. Когда уже в академгородке Веня объяснил таксисту, что нужно проехать еще несколько остановок до Нового поселка, тот наотрез отказался ехать за черту города и высадил их на остановке «Центральный пляж». Они остались одни в этом безлюдном в это время месте, и лишь чемодан был свидетелем того, каким бесконечно долгим поцелуем возмещали те сотни часов и те тысячи километров, что разделяли их прежде, когда всё валилось из рук и они порой не слышали обращавшихся к ним людей, потому что в это время души их витали в совсем ином эфире, пытаясь уловить там очень слабые, но распознаваемые только ими обоими сигналы.

К их приезду соседи приготовили праздничный стол. Невеста всем понравилась. Допоздна звучали тосты за семейное счастье, здоровье будущих детей и будущие успехи на научной стезе. Ночи были слишком коротки для них, а утром ждала огромная прорва срочных дел. Пока Валя занималась обустройством нового крохотного гнёздышка и приготовлением пищи земной, Веня колол дрова, возил воду на ручной тележке из ближайшей колонки, шуровал печку. Затем они почистили перышки, надели парадные костюмы и поехали в ЗАГС, где предъявили справку из аналогичного владивостокского заведения. Вообще-то они представляли эту процедуру несколько иначе, чем она оказалась в действительности. Пожилая усталая женщина внимательно просмотрела их документы, молча выписала свидетельство о браке и, лишь когда поздравляла, немного оживилась. Наверное она прикидывала профессиональным глазом, долго ли проживут эти бедолаги в тех самых любви и согласии, что она им пожелала. И решила, что недолго. Не дольше, чем большинство других, которых она уже успела развести за свою продолжительную работу в этом учреждении.

Потом новобрачные заказали столик в ресторане Торгового центра, который в народе называют «поганкой» из-за его круглой грибовидной крыши. Танцевали, пили шампанское, закусывая шоколадом и прощались с прежней независимой и беззаботной жизнью, потому что впереди их ждали положенные всем студенческим семьям тяготы и лишения, о которых в этот день хотелось забыть.

5

В ближайшую субботу пришел Валера со своей женой Галей и каким-то здоровяком Николаем, которого он представил своим однокурсником. Николай оказался штангистом. В свете подготовки к предстоящей зиме, Валера предложил съездить в Морозово, где студенты-первокурсники собирают картошку. План был таков: едем в Бердск, берём напрокат велосипеды, затем дуем в Морозово, набираем на халяву с поля по паре мешков отборной картошки и, не торопясь, возвращаемся с победой. А потом можно будет сделать ещё рейс-другой, если возникнет желание. Валера был опытным студентом, а Веня – покладистым. Вот только с мешками возникла проблема. Он взял у хозяйки рюкзак и один маленький мешок. По дороге в Бердск и затем уже, крутя педалями, размышлял о том, как трудно создавать хозяйство с нуля: ребята привезут домой каждый по два полноценных мешка с картошкой, а что привезёт он сам?

День был солнечным, а дорога оказалась неблизкой. Все вспотели и несколько раз останавливались отдохнуть. По дороге часто попадались чьи-то огороды, и кто-нибудь из компаньонов предлагал: может натырим тут поблизости, чем из такой дали переть. Но они всё же имели какие-то остатки честности, которые изредка встречаются и у бедных студентов. Частника было жаль, он работал после основной работы. Государство – совсем иное дело: «Все вокруг колхозное, все вокруг – мое». Наконец доехали. Убранная картошка на полях высилась терриконами. Торопливо набили мешки, пока не увидел какой-нибудь совхозный бригадир. Время уже было где-то в районе ужина, а путь представлялся теперь не таким коротким, каким он виделся из Нового поселка.

Уже когда ребята крепили мешки: один под рамой, другой сверху – на раме, все начинали понимать, что впереди самая трудная часть пути. Когда же прошли первый десяток метров, то с каждым следующим шагом явно чувствовали, как прежняя решимость неуклонно убывает, растворяется, исчезает. Через сто пятьдесят метров ребята решили отсыпать немного из верхнего мешка, который слишком раскачивал велосипед. Отсыпали по половине. Веня терпеливо ждал, отсыпать ему было нечего. Стала немного полегче, но ненадолго. Еще через двести метров поступило предложение спрятать велосипеды в лопухах и сходить поужинать со студентами-первокурсниками. В столовке было шумно и весело. Нужно было лишь взять относительно чистую алюминиевую миску и получить на раздаче черпак дымящегося варева и обжигающую кружку с чаем. После сытной еды разомлели, захотелось полежать. Идти никуда не хотелось, тем более, что уже явно начинало темнеть. Ребята решили заночевать здесь и устроились на соломенных тюфяках, накрывшись чьими-то куртками. Веня чувствовал себя неуютно, ибо знал, что Валюша будет беспокоиться, искать. Наконец, поворочавшись, заснули.

Наутро вскочили, наскоро попив чаю, вернулись к своим велосипедам и с огорчением обнаружили, что за ночь их никто не спер. Молча, угрюмо двинулись вперед, раздвигая тугой, сырой воздух плечами. Однако уже через полчаса солнышко жарило немилосердно. Птички беззаботно зачирикали, откуда-то появились стрекозы, и густые ароматы трав призывно манили отдохнуть в высокой траве. Добытчики шли упрямо, проклиная всё на свете, а особенно тот миг, когда решили стать хозяйственными мужиками и кормильцами семей. Дорога петляла, и каждый поворот до безумия походил на предыдущий. Перелески, поля, огороды слились в один непрерывный кошмар. Казалось, дороге этой никогда не будет конца, они обречены, как Сизиф и Каин на бесконечное дурное однообразие тягостных мыслей, движений и ощущений.

Уже после первого километра ребята решили, что больше одного мешка им не довезти. Веня взял у одного из них полноценный мешок, заменив им свой карликовый. Из рюкзака картошку высыпать не было резона, поскольку он весьма кстати уравновешивал тяжесть мешка, оежащего на раме велосипеда. Теперь он был на равных с другими и даже немножко в выигрыше. Как ни странно, первым начал сдавать штангист Коля. Он страшно потел, скрипел зубами то ли от напряжения, то ли от злости, и через каждые пятьсот метров останавливался отдохнуть. Веня знал по опыту, что наиболее экономичным режимом является именно неторопливое и непрерывное движение. Это помогало экономить силы. Валера оставался отдохнуть со штангистом, а Веня далеко уходил вперед. Когда он устраивал малый привал, то до подхода товарищей успевал хорошо отдохнуть. Они же подходили, едва волоча ноги. В какой-то момент Коля отшвырнул велосипед, упал бревном в траву и завопил надрывным голосом:

– К чёрту эту картошку! Я не смогу её есть, даже если довезу. Но я и так знаю, что не довезу. Лучше пристрелите меня здесь и сейчас.

Видимо, в рывке эти спортсмены, действительно, значительно превосходят других людей, а в монотонной работе – слабаки. Валера предложил Вене:

– Иди вперед без нас. Ты дойдешь. Потом вернёшься с подмогой.

Тут бы самое время посмеяться. Всё, как во фронтовом фильме, хотя дело идет всего лишь о картошке. Да и то лишь об одном мешке. И не на горбу, а на добром велосипеде. Уж не загибает ли он? В начале экспедиции всем так казалось. Тем более, что Веня никогда не бывал в Морозове, полагаясь на опыт старших товарищей. Раз уж он оказался таким дураком, мешок следовало, конечно, довезти, но за следующим он бы пошел только за очень серьёзные деньги, на которые можно было бы купить мешков десять картошки.

Он не помнил, как дошёл. На окраине поселка его встретили перепуганные Галя и Валентина. Увидя живым и с добычей, ругать не стали. Веня свалил мешок с велосипеда, снял рюкзак с затёкшей спины. Несмотря на уговоры передохнуть, двинул вместе с женщинами назад. Вести пустой велосипед было не просто отдыхом – райским наслаждением. А вы говорите: «Баунти». Двух остальных героев они встретили шагающими так же налегке, без картошки. Слегка пристыдив, их завернули назал, нашли брошенные мешки, перегруппировали картошку на три велосипеда и почти с песнями въехали в посёлок. Валера сказал потом: «Ну ты и жилист!». А что? Веня спортом не занимался. На судне баловался со штангой только для удовольствия.