Хроники научной жизни

На следующий день он снова устраивается грузчиком в ИФП, бесплатно питается в столовой и ведёт с Михеичем «сурьёзные» разговоры о жизни. Зарплата небольшая, зато без обмана, как на лесозаводе.

Преддипломная пракика

Так вот в текущих и малозначительных делах и заботах доучился Веня до четвёртого курса, когда студентов начинают распределять в институты на практику. Здесь он допустил некоторую промашку, хотя если посмотреть под другим углом зрения, может быть, это была и не промашка вовсе, а наоборот – везение. В это время преподаватели, ведущие спецкурсы, проводят лёгкую агитацию, чтобы привлечь студентов в свои институты. Веня, разумеется, хотел попасть в ИЯФ, поскольку именно сокровенные фундаментальные тайны материи будоражили его воображение. Одним из преподавателей, работавших в ИЯФе был доцент Нифонтов. Ещё на втором курсе он читал курс полупроводниковых приборов. Дело своё он знал хорошо, но было у него два пунктика. Первый состоял в том, что он никогда не ставил пятёрки на экзаменах, считая, видимо, что на пятёрку знает лишь он сам, да и то не всё. Самого дотошного студента отличника он плавно снижал до четвёрки, задавая дополнительные вопросы, ответов на которые нельзя было найти в прочтённом им курсе. Вторым пунктиком было то, что у Нифонтова была одна любовь на всю жизнь – «зарядовая модель работы транзистора». Студенты, конечно, догадывались об этом не сразу. Быстренько пробежав по основным разделам полупроводниковой теории и техники, Нифонтов переходил к зарядовой модели. Рассказывал он о ней столь вдохновенно и подробно, что даже умственно отсталая мартышка могла сдать эту теорию не меньше, чем на трояк. Так и читалась теория до самого конца курса. Веня был аккуратным студентом, и у него долго ещё хранились прекрасные конспекты с изложением этой теории.

На третьем курсе Нифонтов читал импульсную технику. Быстренько объяснив наиболее характерные отличия триггера от блокинг-генератора, лектор перешёл к работе транзистора. Как только Веня понял, что запахло «зарядовой моделью», он перестал записывать, достал старый конспект и стал следить за мыслью лектора. Теория и в этом спецкурсе излагалась в полном объёме. Было ясно, что изложение продлится до конца семестра, и он потерял интерес к спецкурсу, появляясь на лекциях лишь изредка, чтобы убедиться, что зарядовая теория живёт и побеждает. В следующем семестре Нифонтов читал еще какой-то спецкурс. Веня сходил лишь на первые две лекции. Услышав вновь знакомый термин «зарядовая теория», оня в ужасе убежал, ибо слушать её в третий раз было совершенно невыносимо, хотя Нифонтова он понимал. Тот последователен в своей страсти, это вам не легкомысленный Дон-Гуан какой-нибудь. Оказалось, именно на этих лекциях прошла агитация в ИЯФ. При этом подробно рассказывалось, в каких лабораториях чем занимаются. Многие записались на практику заранее. Такие, как Веня, сделали это позже.

На распределение студентов собрали в кабинете завлаба Марлена Моисеевича. Вдоль одной из стен расселись студенты, напротив них – потенциальные руководители. Завлаб сказал, что записавшиеся заранее к конкретным руководителям, могут идти на рабочие места. Ушли чуть более половины. Затем руководители по очереди рассказывали, чем они занимаются. Заинтересовавшиеся поднимали руку, и их уводили по лабораториям. Вене же почему-то казалось, что самое интересное будет в конце, поэтому он упорно молчал. Наконец всех разобрали, остались лишь Веня и Сергей Семиколенов. Им объяснили, что остались два места в группу СВЧ-электроники. Первое направление связано с электроникой малых мощностей… «Я!» – сорвавшись с места, хриплым голосом выкрикнул Сергей. Оставшись один, Веня несколько упал духом. Ему предстояло работать в области электроники больших мощностей. Перед ним сидел практически лысый толстячок, напоминавший по комплекции рано состарившегося Карлсона. «Разрушающее действие СВЧ-излучения, – подумал Веняя, – тут не может быть двух мнений. Сначала выпадение волос, потом ранняя импотенция…». Что будет дальше – страшно и подумать. Дома он всё честно рассказал жене, пообещав твердо, что постарается близко к установке с опасным излучением не подходить, а заняться чисто теоретической работой.

Толстячка звали Серёга. Это не фамильярность – его все так звали. Установка, с которой Веню связала злополучная судьба, называлась «Гирокон». Это был перспективный генератор, который в непрерывном режиме должен был выдавать почти мегаватт мощности на частоте 181 мегагерц для питания ускоряющих промежутков накопительных колец ускорителей. Ясное дело, что создавали его впервые в мире, по инициативе директора института академика Будкера, хотя идею ранее запатентовали пронырливые американцы. Вблизи генератор напоминал больше всего готовый взлететь лунный модуль. Мегавольт ускоряющего напряжения делал установку электрически опасной, а тридцать три киловатта рентгеновского излучения превращали её и в радиационно опасную. Поэтому смонтирована она была в стальном домике, стенки которого были выложены свинцовыми кирпичами. Оказывается, действительность была куда хуже самых кошмарных предположений.

К счастью, лысых в группе больше не было, и подозрения постепенно улеглись. Из примечательных личностей запомнился Вася Кузнецов, симпатичный на вид, веселый и словоохотливый. Он был записным диссидентом, и буквально нашпигован такой информацией, которую в продаваемых в магазинах книгах найти было нельзя. Именно от него Веня впервые узнал, что в бело-финской войне мы были агрессорами, первыми напавшими на финнов, которые к нашим белогвардейцам никакого отношения не имеют. Кроме того, узнал о неопубликованном у нас томе Нюрнбергского процесса, правду о лендлизе, о караване PQ-16, о голоде и репрессиях сталинских времен и многое другое.

В ИЯФе много радиодеталей, поэтому вновь пришедшие на практику студенты сразу бросаются паять для дома мощные низкочастотные усилители и другие полезные штуковины. Это понимается сотрудниками, как неизбежная и, к счастью, временная болезнь, которая быстро проходит, если её не лечить. Веня также не избежал этой инфекции и быстренько склепал усилитель, которым можно было гордиться, потому что в выходном каскаде стояла идеально подобранная пара высокочастотных транзисторов, так что по нелинейным искажениям он мог занять приличное место на конкурсе радиолюбителей. На этой почве Веня сдружился с радиомонтажником Колей. У того были, действительно, золотые руки, и ему давали самую трудную работу, требовавшую высокой квалификации. Тому, кто понимает в этом деле хоть что-нибудь, достаточно сказать, что Коле поручали чинить кубы памяти БЭСМ-6, спаивая тончайшую вязь почти неосязаемых проводничков. Обычно при обрывах куб выбрасывают целиком, потому что малейшие дефекты пайки порождают контактную разность потенциалов, которая делает дальнейшую работу памяти на высоких частотах ненадёжной. Веня жадно перенимал у Коли приемы мастерства, и быстро научился делать приличную разводку печатных плат, освоил травление плат и деликатную пайку.

Коля был человеком простым, но и его не обошла эта дурацкая мода держать породистых собак. Когда он приобрел за немалые деньги щенка восточно-европейской овчарки «с паспортом», каждый день с утра он докладывал, что его собачка съела вчера за ужином 150 граммов докторской колбаски, пару сваренных вкрутую яиц, поливитамины, нежирный кусочек сала. А больше – ни-ни, потому что – рацион. Однажды, придя на работу, Коля уронил голову на стол и проспал до обеда. После обеда он рассказал, что собачка заболела чумкой, ей делают уколы. Ночь напролёт она воет, соседи нервничают, стучат швабрами в потолок, поэтому всю ночь он качает собачку на руках. То же повторилось и на следующий день. Коля скрипел зубами и говорил, что он бы давно повесил собачку на первом суку, утопил бы её, сволочь, в помойном ведре, но нельзя, потому, что она зарегистрирована с родословной в собачьем клубе. Самое большее, что возможно, это получить разрешение клуба усыпить собаку и везти её на другой конец города для усыпления. Еще через два дня Коля пришел на работу выспавшимся, и все поняли, что мучавшая его проблема наконец решена. Теперь, чтобы ввести Колю в экстаз, достаточно было сказать: «А не подарить ли тебе, друг, породистую собачку».

Как и большинство талантливых личностей на Руси, Коля страдал запоями. В этом состоянии он, видимо, любил подраться, а поскольку телосложения он был довольно хлипкого, то дрался он чаще всего со своей женой. Беда его была, однако, в том, что жена была юристом, или имела к этому какое-то отношение, поэтому она быстро вызывала милицию и сдавала Колю в вытрезвитель. Оттуда, ясное дело, через некоторое время на работу приходила бумага, на которую общественность должна была обязательно отреагировать.

Однажды в жаркий июльский день, придя на практику, Веня видит за соседним столом престранную картину: там сидит мужик, похожий на Колю, но в зимней меховой шапке, натянутой до подбородка и в черных «шпионских» очках. Спрашивает удивленно:

– Коля, ты что, в кино снимаешься?

Тот сердито буркнул:

– Выпил вчера, подрался.

Действительно, лицо всё было в синяках, царапинах и кровоподтеках. Вообще-то это не страшно, потому что через неделю всё проходит бесследно, если делать примочки, а через две недели проходит бесследно и без всяких примочек. Но через две недели в институт приходит роковая бумага из вытрезвителяи Колю увольняют. Оказывается, после предыдущей истории профсоюзное собрание приняло решение больше выходки этого хулигана не рассматривать, а при следующем инциденте уволить немедленно. Через два месяца Веня встречает цветущего Колю на Морском проспекте, интересуется, как жизнь. Коля улыбается:

– Хороший радиомонтажник нигде не пропадет, а я не хороший монтажник, я – классный. Перешел через дорогу в Институт автоматики, с руками взяли.

Веня порадовался такому оптимизму.

Университетский диплом

Перебрав ворох мелких и случайных поручений, Серёга определил тему дипломной работы: нужно разработать алгоритмы и программы моделирования оптики пучка в Гироконе. До этого Веня проводил расчеты сначала по серёгиным примитивным программам на ИЯФовской машине «Минск-32», потом по чужой программе, разработанной в Вычислительном центре. Программа эта была написана в кодах машины «БЭСМ-2», поэтому если требовалось вычислить какую-либо характеристику, не предусмотренную программой, сделать это могли только сами разработчики.

Серёга дал Вене какой-то препринт на английском языке:

– Вот, давай, разберись. Ты у нас умный. Может, что и получится. Тогда это будет наплохая тема для дипломной работы.

В препринте описывался метод расчёта электростатических полей на основе интегральных уравнений. С этим Веня столкнулся впервые. Чтобы понять, откуда эти уравнения берутся и как их решать, нужно было либо найти толкового специалиста, либо самому разобраться, читая соответствующую литературу. Специалистов в ИЯФе было предостаточно, но все они были заняты своими важными делами, и вопросы студента оставались без ответов. Найти нужные книги и статьи тоже оказалось непросто, но, в конце концов, упрямство Вени все эти препятствия начало преодолевать, и забрезжил какой-то свет в конце туннеля. Пришлось разобраться в методах численного решения интегральных уравнений и выучиться программированию на языке Фортран.

Нужно было нечто принципиально новое, своё, в котором ты понимаешь каждый шаг и можешь изменить на более подходящий поставленной задаче, поэтому весь пятый курс Веня пропадал на Вычислительном центре, разрабатывая алгоритм и отлаживая свою программу. Чем дальше, тем все интереснее казалась ему эта работа, и к защите диплома он успел сделать намного больше того, что предполагалось в начале работы. Но вершиной его работы многим показалась одна деталь, которой Веня поначалу не придавал особого значения. Дело в том, что в дипломную работу он вставил результаты расчетов траекторий частиц и эквипотенциальных линий электрического поля, выполненные цветными перьями графопостроителя. Тогда это была крайняя редкость, многие видели такие картинки только в заграничных журналах. Вычислительный центр совсем незадолго перед этим закупил во Франции очень качественные графопостроители фирмы «Бенсон». Когда Веня принёс первые картинки показать Серёге, тот остолбенел, потом выдернул эти картинки у него из рук и молча куда-то убежал.

– Ну, всё понятно, – сказали коллеги. – Сейчас он гордо демонстрирует эти картинки начальству, приговаривая: «Да вот, умеем мы кое-что делать. На мировом уровне. И даже выше».

Действительно, часто взрослые люди кажутся в чём-то смешнее детей.

Первый вариант своей дипломной работы Веня написал за два месяца до защиты. Вообще-то, это бывает очень редко, потому что нормальный студент завершающие страницы пишет и печатает в самые последние дни перед защитой. Но он был не любитель суматохи и бестолковщины, и потому решил в это солнечное время немного расслабиться, позагорать на пляже, покупаться в море и прийти на защиту в лучшей форме. Поэтому вручил за два месяца этот вариант диплома Серёге и сказал:

– Вычеркни всё, что тебе не нравится и впиши всё, что захочешь вписать, а потом я перепечатаю окончательный вариант.

Серёга хорошо поработал ручкой, внося свое понимание в то, как надо писать правильную дипломную работу. Веня сильно не кочевряжился, понимая, что дипломную работу студента читает лишь один человек – рецензент, да и то поверхностно, поэтому шлифовать работу, являя изящный стиль – это слишком большая роскошь. Интересно, что позднее точно так же он относился и к диссертациям. Поскольку, как бывший радист, Веня профессионально печатал на пишущей машинке, через два дня положил перед Серёгой чистовой вариант. Тот сильно удивился, поскольку в его практике это был первый случай проявления столь необычной шустрости. С другой стороны, это просто возмутительный непорядок, если студент будет лоботрясничать именно в те месяцы, когда все остальные носятся, как угорелые. Поэтому он спросил:

– Ты с какой точностью проводил расчеты?

Вопрос был настолько глупым, что Веня ответил, не задумываясь:

– Гарантирую пять верных знаков.

– Вот видишь, – торжествующе изрёк Серёга, – пересчитай все с шестью верными знаками, вставь эти результаты в диплом и можешь отдать в переплёт. Ты еще успеешь.

– Хорошо, – не стал спорить с руководителем Веня и тут же отнёс дипломную работу переплётчику, а затем готовый экземпляр передал на рецензию Игорю Мешкову. Остаток дней он провёл на пляже, лениво «пересчитывая» результаты.

Сам процесс защиты дипломных работ чем-то напоминает защиту диссертаций, только бумаг меньше. Такие же нервные претенденты с безумными взглядами. Такая же неторопливая комиссия из солидных людей. Такие же бездарно выполненные плакаты с формулами, рисунками и диаграммами, мелкие буквы которых невозможно разглядеть уже из второго ряда. Такие же маловразумительные речи защищающихся и такие же глупые вопросы из задних рядов. И такой же вздох огромного облегчения, когда краткие двадцать минут позора позади.

Зато послезащитные процедуры совершенно иные. После защиты диплома традиционного для диссертаций банкета нет и не потому, что студенты намного беднее диссертантов (бедные практически все, кто решил связать свою судьбу с наукой), а потому, что банкет заменяется глобальной пьянкой в общежитии и отмечанием процедуры рождения молодых специалистов в ресторане мелкими группами по интересам. Веня с товарищами, например, отмечал этот знаменательный день всей студенческой летней «шабашной» бригадой в ресторане «Центральный» с жёнами и подругами. Позднее, когда он стал специалистом, ему не хватило бы денег, чтобы отметить там банкетом защиту кандидатской, поэтому, спустя пару лет такой банкет он организовал в своей двухкомнатной квартире. Тихо, по-домашнему.

ГЛАВА 2. СТАЖЕР

ИЯФ

Для того, чтобы после практики быть оставленным в Институте ядерной физики в качестве стажёра-исследователя нужно было иметь средний балл выше 4,5 и заявку от руководителя дипломного проекта. Всё это у Вени было плюс рекомендация в аспирантуру, поэтому его оставили в восьмой лаборатории в группе, которая занималась установкой «Гирокон». Комната, в которой выделили рабочий стол, была занята еще тремя сотрудниками: Володей Теряевым и двумя радиомонтажниками. Володя – флегматичный сухощавый мужчина тридцати лет, толковый инженер, который не только ручки осциллографа крутить способен, но склонен к теоретическому анализу физических процессов, не чужд и вычислений на ЭВМ. Один из монтажников, Коля, низенького роста, щуплый и вечно улыбающийся. В работе считался специалистом весьма высокого класса, но не чужд был и мальчишества, разрабатывая какие-либо полезные для дома конструкции, которые он находил в журналах «Радио», типа электронной кукушки для часов. Другой монтажник, Константин Григорьевич был пожилым, слегка угрюмым и при ходьбе слегка приволакивал правую ногу. Несмотря на стаж, класс его работы был заметно ниже, чем у Коли. Иногда он выдавал странные сентенции:

– Электроника, понимаш, с кибернетикой. А вот у меня на даче патефон. Ни электричества ему не нужно, ни батареек. Покрутил ручку, поставил иглу на пластинку – вот-те и вся музыка – ни лампа не сгорит, ни транзистор, поскольку нет их там, а пружина, она же, считай, вечная.

При таких речах Коля за спиной Григорьича крутил пальцем у виска и хитро подмигивал. С Колей Веня еще на практике подружился, поскольку мужик он был компанейский, всегда был рад помочь. Ещё в ту пору, когда Веня на практике паял себе усилители для музыки, он учил его основам мастерства: как грамотно разводить печатные платы, как паять аккуратно, как подбирать пары транзисторов. Он любил немного прихвастнуть:

– Знаешь какие бабки я зарабатывал в благословенные времена фирмы «Факел»? По две-три зарплаты дополнительно выколачивал. Они подрядили меня делать ячейки памяти для БЭСМ-6. Я сделал приспособления, чтобы аккуратно по стандарту сгибать ножки резисторов, кондёров и транзисторов, посадил за эту работу всю семью, дети вставляли элементы в отверстия плат, а я только паял не разгибаясь, как опытная гладильщица гладит платки и наволочки.

Вспоманая об этом славном прошлом, Коля вдохновенно продолжал:

– За особое качество работы мне потом доверяли самые тонкие операции, например, ремонтировать кубы памяти. Видел их когда-нибудь? Это же плетеное трехмерное кружево, настолько тонкие там проводнички, на которые нанизаны ферритовые колечки столь маленькие, что двумя пальцами их не удержишь, так и норовят выскочить из рук. Вообще-то, в случае обрыва проводника внутри куба его положено просто выкинуть, поскольку паять такие тонкие проводки мало кто может – обычный паяльник их просто пережигает. Да и припой обычный тут не пойдёт, поскольку при работе на мегагерцовой частоте в месте пайки известными припоями возникает контактная разность потенциалов, что порождает шумы и приводит к сбоям компьютера. Тут нужен особый спец, который знает такие тонкости мастерства, которые ни в каких книжках не описаны. Он и рассказывать их кому-попало не будет.

Приступив к работе, Веня энергично стал развивать свою программу по расчету двумерных электростатических полей и оптики интенсивных релятивистских пучков, первый вариант которой он представил в качестве дипломного проекта, рассчитав пушку «Гирокона», но Серёга стал внушать ему:

– Всё это лабуда, поскольку каждый физик должен иметь свой «кусок работающего железа» в коллективном проекте, тогда у него появляется «перспектива роста», а чем ты посчитал – столбиком на бумажке, на логарифмической линейке или с помощью компьютера – это никого не волнует.

С этим тезисом Веня с самого начала был не согласен.

– Это схемку спаять или крутить ручки осциллографа каждый сможет. – рассуждал он. – Сам-то Серёга до моего появления пробовал проводить расчеты по «Гирокону», но у него одна только траектория электрона в магнитном поле считалась полтора часа на ИЯФовской машине «Минск-32», а до оптики плотных пучков ему было как пешком до Китая. То, что Веня умел делать еще студентом, никто в институте пока считать не мог, поэтому к нему с разными задачками приходил народ из самых разных лабораторий.

Выслушав просьбы коллег, Веня никому никогда не отказывал, хорошо понимая, что программа ещё сырая, и он должен обкатать её на разных задачах. Одновременно с этим рос и его авторитет. Только Серёга эту его благотворительную деятельность решил прекратить, заявив:

– Распечатай вот этот бланк в нужном количестве и приступай к решению задач со стороны только после моей подписи.

Веня стал разглядывать бумажку, что ему сунули мне в руки. В самом верху её обозначилась «шапка» с текстом: «Утверждаю… Начальник лаборатории (подпись)», ниже шёл текст: «В порядке оказания научно-технической помощи просим Вас провести расчёт (содержание задачи, требуемые ресурсы)», а еще ниже были предусмотрены подписи завлаба заказчика расчёта и старшего инженера Морозова, то есть самого Серёги. Понятно, что он потихоньку спустил эту бюрократическую дурь на тормозах, поскольку такая бумага совсем не отражала, кто именно расчёт будет проводить – там не было никакого упоминания вениной фамилии – она работала на повышение авторитета самого Серёги перед вышестоящим начальством.