О любви моей расскажет вечность

О любви моей расскажет вечность
Валентина Нестерова

Доисторическая Русь, четырнадцатый век во Франции, девятнадцатый – в Российской империи. Какие события связывают эти времена и пространства? Ответ короток – земные воплощения одних и тех же душ.Герои этого романа из века в век идут по жизни рядом: любят, предают, ненавидят, жалеют, проклинают и прощают друг друга.Главная героиня, вспоминая свои прошлые воплощения от ведуньи из племени ведрусов до французской графини, отправившейся за внуком в Сибирь, учится прощать, жить и любить…

О любви моей расскажет вечность

Валентина Нестерова

Между Временем и Бездной

Чертим мы свои спирали…

    Почти по Н. Гумилеву

© Валентина Нестерова, 2019

ISBN 978-5-0050-2229-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Файл первый. Признание Магистра

Не спалось.

Зря она попросила дочь сдвинуть шторы неплотно.

Луна слишком близко спустилась к окну, расстелила дорожку, словно приглашая: встань и иди. Но где взять сил, смелости? К тому же врачи обещали ещё недели две-три жизни, при условии, если будет слушать хорошую музыку, для чего магнитола на её прикроватной тумбочке была настроена на волну старых песен о главном, при громкости почти на нуле…

Чтобы не думать о смерти, Маша включила приёмник.

«А любовь как сон, а любовь как сон, а любовь как сон стороной прошла…» – безжалостно исполнила известная певица.

Палец тут же оказался на кнопке «operate».

Стоп!

Почему она никогда не представляла себя старухой, не нянчила в мечтах внуков, не сидела с пенсионерками на лавочке у подъезда?

Неужели, знала?

Возможно, гены сообщили мозгу: нас запрограммировали на сорок лет.

– В геноме два метра генов, хватит, чтобы повеситься, – бездушно напомнила о себе боль.

Маша прикрыла глаза: скорей бы уж!

Но, вероятно, даже её больному мозгу мысль показалась не в меру пораженческой.

«В одной из школ Платона больные лечились декламацией стихов» – неожиданно выплыло из глубин ещё студенческой памяти.

«Язык онемел, не до декламаций…» – скрипнула извилина в левом виске.

«Но, глаза-то ещё видят!..» – беззвучно возразила она, протянув руку к стопке лежащих на тумбочке поэтических томиков. Будто клавиши, перебрала пальцами корешки с именами любимых авторов: Петрарка, Цветаева, Бродский.

Гумилёв.

Когда ей становилось невмоготу от суеты и хотелось избавиться от отупляющей дроби буден, она, обращаясь к его полифоническим строкам, улетала в сотворённые звуками пространства, где, загипнотизированная иными ритмами, отдыхала её душа.

И всё же, благодарно погладив «Гумилёва», она, словно повинуясь чьей-то воле, вытащила сборник русской лирики девятнадцатого века, который сам, не случайно! раскрылся на стихотворении Бенедиктова «Переход»…

Видали ль вы преображённый лик Жильца земли в священный миг кончины, В сей пополам распределённый миг, Где жизнь глядит на обе половины? Здесь, кажется, душа, разоблачась, Извне глядит на это облаченье, Чтоб в зеркале своём последний раз Последних дум проверить выраженье…

Нет!

«О выражении своего лица в гробу я ещё, точно, не думала! И не буду! Не хочу!» – захлопнула она книгу, задумалась.

Память своевольно перелистала страницы прошлого…

«Запомни, внучка, нет ничего дешевле денег и дороже души, береги её пуще жизни, потому что ей смерть не страшна» – говорил дед фронтовик.

Отец не поучал. Больше молчал. Уезжал на дежурство, возвращался без кровинки на лице. День пил, день спал. Мама его жалела: послужи-ка неделю под землёй со смертью подмышкой!

Уйти на неделю лучше, чем навсегда.

Он умер совсем молодым, наверно, она в него.

Бедная мама. Трудно ей будет с внучкой. Лада похожа на отца: он лев, она львица. С одной стороны настоящая хищница, своего не упустит, с другой – доверчивое, искреннее, ласковое дитя природы. Не пропала бы в джунглях бабушкиного бизнеса, где царица – выгода, царь – капитал.

Теперь и не подумаешь, что мама почти четверть века преподавала в школе историю, на уроках ретро-сценки с учениками разыгрывала. Убеждала: прошлое – самый увлекательный, непредсказуемый, документальный роман.

Она поверила…

Из памяти выплыли студенческие годы, археологические экспедиции, раскопки, артефакты. Потом решение взрослую жизнь начать в Забайкалье, в школе, где когда-то преподавала мать, где могила отца, и где она встретила своего суженого.

Вернее, так думала, но!.. ошиблась. И осталась одна, без любви, без поддержки, оттого, наверно, так безнадёжно заболела. Даже экзамены у детей не сможет принять. Андрей, конечно, возьмёт на себя…

Он странный, не похож на других. Вместо букета принёс и посадил под окном куст черёмухи. Сказал, это молельное дерево: цветущие гроздья похожи на свечи.

Зря она…

Школа с первого взгляда влюбилась в него, а она ревновала. Устраивала баталии. На одно его слово – два!

«Зодиак зодиаком, а человеку, главное, прожить свой жанр» – заявил он однажды. А она: по-вашему, судьба одному сочиняет роман, другому повесть или рассказ? А он: кому панегирики, кому эпиграммы…

Следуя идее Веснина, высшие силы уготовили ей хокку типа: На год или на день сороковой Душа стремится на свиданье с небом, А тело возражает стать землёй.

– Японская поэзия тут не причём! – раздался рядом голос.

– Обломала крылья О рёбра решётки Вскормлённая в неволе душа, – вольным стилем возразила незваному собеседнику Маша.