Нефертити, или Прекрасная пришла

– Ты, как лев, а Нефертити похожа на маленькую птичку, на которую ты не позаришься, потому что она не утолит твоего голода, – обрадовался будущий владыка Нила неожиданной встрече. – Как вы узнали, что я буду здесь? Тутмосу, конечно, открыли тайну камни. А тебе… владычица приязни, подсказало сердце? Ладно, гадать не буду. Я и сам не знал, что ноги приведут меня сюда. Народ Египта так ленив, что придумал самое скорое письмо, где значок заменяет слово, иначе глины не хватило бы на пластинки, которые итак кончаются, стоит только начать писать. К тому же поломались рыбьи кости. Такая страсть меня обуяла, потерял контроль. Нажим – и хрусть! И хрусть! И хрусть! Не только не на чем писать, но и нечем! Тогда решил я погулять, чтоб поучиться красноречию у финиковых пальм, – с восторгом уставился Аменхотеп на друзей детства, и, вдохновившись, снова продолжал. – Кстати, твои глаза, приятный собеседник гор, похожи на финики. И знаю, твои руки плодоносят, хотя, ты до сих пор не выполнил одной моей просьбы. Она все ещё в силе. Ты принёс мне фигурки только главных богов, которые я растоптал. Но в Египте их сотни! Ладно, даже хорошо, что ты не поспешил. Теперь я поступлю иначе: запру их в чулан! Ведь, согласитесь, многие из богов – чудовища, страшно на них смотреть! Представляю, как будет ликовать народ, когда узнает, что бог один. Всегда на небе. Всех одинаково ласкает. Вовремя взойдет, жизнь заново творя. И спрячется, даря покой, вернее, смерть нестрашную. Накройся покрывалом, спрячься от воров и ядовитых змей. А утром возродись. Любовь моя, с тобой мы будем встречать Атона и провожать, молясь и принося ему дары, – Аменхотеп младший протянул Нефертити руку, приглашая сойти на берег.

– Жду приглашения на свадьбу, – выпрыгнул вслед Тутмос.

– На свадьбу? – удивился сочинитель гимнов.

– Ты же сказал… – онемел жрец камней.

– Конечно, но сначала надо до последнего дома построить столицу Ахет-Атон! – одарил улыбкой окружающих будущий владыка Нила.

– Небосклон Атона? – растерянно уточнила Нефертити.

– Тебе нравится?

– Нравится.

– А тебе, Тутмос?

– Лет через двадцать, тридцать, построим, – спрятал усмешку в уголках искусно вылепленных губ некоронованный король камня.

– Я имел в виду… в голове. Ведь Атон был прежде пустоты, и не вышел на небо, пока всё не продумал! И людям дал круглую голову, чтобы рождала солнечные мысли…

– А помнишь сказку о двух солнцах? – спросила Нефертити. – Тутмос рассказывал.

– О двух? – напряг память сын фараона. – Да! Люди наказали вечернее солнце за то, что… им хотелось спать. И теперь мой любимый Атон зовётся Солнцем двух горизонтов! И Тутмос, запомни, храм в его честь будем строить с востока на запад.

– Когда приступим? – буркнул скульптор.

– Приходи завтра. Мама забросила дворец в Малькатте. А я люблю его. Здесь, на берегу, мы будем тебя ждать…

Голову не забудь, хотел съязвить Тутмос, но промолчал: если Нефертити дышит Аменхотепом, разве он вправе унижать его в её глазах?

Кажется, все кошки Египта решили поточить когти о его сердце…

5

Дома у него не было, Тутмос отправился в горы. Его голова, как богиня Нут, рождала и пожирала собственных детей – мысли.

Аменхотеп болен недержанием слов…

Считает себя властителем мира…

Глупец, каменные изваяния пережили стольких фараонов…

Нефертити, открой глаза, твой избранник сумасшедший!

Помнишь, как он плакал над оторванным крылышком стрекозы?

А однажды пообещал отрубить мне голову…

Как можно любить юношу, похожего… на мечтательную девушку?

Если я тебе – брат, то он… сестра!

Тутмос остановился, мысли с лёту вонзились в лоб.

Прости, Нефертити, дочь вечернего солнца, не вовремя заговорил я о своей любви, понадеялся, раз обо мне говорят люди…

Фараон восхищён, царица подарила золотой браслет…

Я и сам думаю: аллея удалась.

Спасибо Беку, доверил заказ…

Мысли о работе вернули хорошее расположение духа. Год назад жена фараона Тэйе приказала обозначить дорогу ко дворцу двумя рядами сфинксов. А он, Тутмос, взял на себя смелость переиначить задание: открыл аллею группой диких львов, готовых разорвать любого, кто намеревался придти с недобрыми намерениями. За львами резвились львицы со львятами. За ними, будто выслеживая добычу, распластались молодые львы…

И только у самого дворца, на постаменты, он посадил пару сфинксов в капюшонах встревоженных кобр. Физиономии сфинксов напоминали лица фараона и его жены.

Бек наблюдал за его работой, посмеиваясь, но каменотёсам велел во всём слушаться молодого скульптора.

А он старался изо всех сил, надеялся: увидит избранница его творения, поймёт, каким богатством наградил его бог камня, полюбит…

Но! Львы – те же кошки. Любовь их сердца мимолётна. А Нефертити ищет вечного спасения… в незрелом сердце Аменхотепа.

Тутмос не заметил, как очутился у стены известняка, из которой каменотёсы вырезали заготовки для будущих скульптур.

Солнце садилось, унося с собой краски.

Горы согласны погубить себя ради того, чтобы воскреснуть в тысячах статуй, пронеслась мысль, в них тоже живёт тяга к совершенству…

– Бог камня, ответь, разве мы с Нефертити не созданы друг для друга? – закричал Тутмос так, что Атон на западе вздрогнул.

Её жребий – быть царицей Египта, отозвалось эхо.

– Но я хочу быть рядом с ней! Всегда!

В гробнице, одной на двоих…

– Тогда… да здравствует загробная жизнь, в которой нас никто не сможет разлучить!

Воспев хвалу загробной жизни, Тутмос почувствовал недомогание. Казалось: спустившиеся на землю тени вползают в его тело, в извилины мозга. Он выхватил из кожаной сумки резец, стал бить им по камню. Ему хотелось раз и навсегда разделаться с соперником. Или, хотя бы, с его дерзкой просьбой…

Странно, наперекор природе, сумерки в душе сменились светом. Резец успокоился, привычно стал размечать размеры задуманных заготовок.

Простите меня, боги Египта, вам предстоит каменное рабство…

Никому не желаю смерти.

Всегда думал, можно спастись любовью…