Экран ноутбука взял на себя роль видеокамеры.
– У папы на холсте такой же куст, – потемнело в глазах Валерии.
– Сын, неси нашатырь. А ты поговори с Марком подробнее, – озадачив мужчин, отключила связь Ксения.
Дальше всё было как во сне…
5
От предложения Ксении заночевать у них Валерия отказалась.
Но и одной возвращаться домой было страшно.
Вернее, не возвращаться, а одной дома остаться…
Игорь, кажется, понял…
– Не уйду, пока не заварю тебе чаю, мама передала, настоящего, цейлонского. И пирог страдает, что ты… ни крошки…
– Согласна, но у меня там… хаос, – виновато предупредила Лера, вставляя ключ в скважину замка.
– И хорошо! Хаос рождает новые возможности, творческие озарения! – произнёс Игорь так, будто сам только что родил эту мысль.
«Я присвоил чужую идею из желания оградить Леру!» – тут же мысленно оправдал себя он.
– Маша говорила, – дважды повернув ключ, открыла дверь Валерия, – когда человек перестаёт быть творцом, с ним случается апокалипсис.
– Мудро! Познакомишь нас? – примеряя, куда можно пристроить сумку с яствами, окинул взглядом прихожую Игорь.
– Бабушки уже нет, зато она связала для гостей носки-теплоходы, – вытащила из обувной тумбочки шерстяные лапти Валерия.
– Теплоходы? – переспросил Игорь, подумал: хорошо, что не скороходы, уходить быстро не хочется… и, примеряя сплетённые по щиколотку носки, заключил, – как раз по ноге!
– Маша была бы рада…
– А китайцы, правда, не рисуют на пленэре?
Валерия поняла: про китайцев Игорь не от бесчувственности спросил, просто, хочет отвлечь…
Благодарно откликнулась.
– Правда. Чтобы нарисовать пейзаж, они берут десять древних стандартов реки, десять канонов водопада, десять эталонов гор; медитируют, компилируют и рождают новый привычно-узнаваемый пейзаж, потому что главное для них: не разрушить то, что создано предками…
– А ещё я читал, художники Индии раньше не подписывали свои картины…
– Считали: быть кистью Бога уже награда…
– А в Туапсе, в кинотеатре «Россия» висит говорящая картина «Влюблённые» – со знанием дела сообщил Игорь.
– Прямо-таки говорящая? – недоверчиво улыбнулась Валерия.
– На опыте убедился: только успел объектив навести, а мужик как заговорит! в смысле, зашевелит губами. И таких как я фотографов перед картиной каждый день тьма тьмущая проходит.
– И влюблённый всех посылает подальше! – расстегнула молнию Валерия.
– Потрясающая версия! – помог ей высвободиться из куртки Игорь.
И!
Прядь её волос коснулась его щеки.
Прядь цвета…
Такими тёмно-коричневыми были его пальцы, когда он чистил ещё не успевшие созреть грецкие орехи, сорванные с его именинного дерева, ветки которого дарственно заглядывают на их незастеклённый балкон…
– Я только сегодня… похоронила папу, – приникла к нему Валерия.
Он обнял её.
Чуть не сказал: теперь я твой отец.
Но вовремя понял: это глупо и неправда.
На выход толпились другие несуразные признания.
Что-то вроде…
Была бы у меня индейская флейта…
Ты старая мелодия моей души…
Мой грецкий орешек…
Но разрешил себе чуть слышно прошептать: несправедливо, что мы так долго жили врозь…
6
Валерия любила задержаться в прихожей.
Ей казалось: у порога живёт неопределённость, из которой можно выудить новый сюжет, сплести настроение, сотворить мечту, а значит, нельзя торопиться…
Но и медлить больше…
– Кажется, мы боимся? – уткнулась она в плечо Игоря.
– Чего? – потерял дыхание он.
– Маша говорила: легко снять одежду, трудно душу раздеть…