Было уже около полуночи, когда я опять подъехал к Старому Заводу. Вышел из машины, осмотрелся. Вроде – никого. Осторожно двинулся к доменному цеху. Мне повезло, лунный свет все еще был достаточно ярок, так что даже внутри громадного пространства, где когда-то жарко пылал раскаленный металл, а теперь было тихо и пыльно, можно было пройти относительно беспрепятственно. Нащупав на связке нужный ключ, я вставил его в отверстие в люке. Пружины вытолкнули крышку.
В подземном вместилище свет горел по-прежнему. Ну да, я же забыл его погасить. Пятна крови на линолеуме, уставленные раненными бандитами, уже подсохли, но тут я заметил отпечаток ботинка, повернутого мыском в сторону кабинета. Машинально посмотрел на подошву своего собственного. Не мой! А кроме меня, никто обратно от люка по кровавым пятнам не шагал. Выходит, в бомбоубежище есть кто-то еще? Я вынул из-за пазухи черную «флейту» сарбакана. Она как-то надежнее гэбэшного «портсигара».
Массивная дверь кабинета тоже оставалась нараспашку, но это не имело значения. Обострившимся слухом я уловил шумное дыхание, находящегося в кабинете человека. Держа сарбакан наготове, я одним прыжком перемахнул через высокий порог и… Остолбенел. Вот это сюрприз! За столом сидел человек. И не просто сидел, а листал какие-то документы. При этом не только – несгораемый шкаф, но и дореволюционный импортный сейф внутри, были открыты. Однако сюрприз заключался не в этом, а в самом человеке. Вот уж не ожидал.
– Здрасте! – проговорил я, пряча духовую трубку. – Что ты здесь делаешь?
– Добрый вечер! – откликнулся тот. – Читаю, как видишь.
– Вижу, но я имел в виду – как ты сюда попал и как открыл сейф?
– А у меня есть дубликат ключей и код я тоже знаю.
– От кого?
– Да ни от кого. Я сам его придумал.
– Если бы кто сказал мне об этом, ни за что бы не поверил, что за всем этим стоишь ты, – проговорил я.
– Почему? – удивился мой собеседник. – Думаешь – хлюпик, интеллигент паршивый, пьяница запойный ни на что серьезное не годится?.. Ошибаешься!
– Признаю, ошибался, – пробормотал я. – Не разобрал в загадочном силуэте своего тайного Покровителя – твои писательские мощи…
– Выходит, я безупречно сработал! – самодовольно улыбнулся Третьяковский.
– Не хвались, – сказал я. – Лучше расскажи, какого черта тебя сюда принесло?
– Исключительно – ради твоей безопасности.
– Да я сам, вроде, управился.
– С кем?! – хмыкнул литейский классик. – С этим упырем, Сумароковым и его подручными?
– Хочешь сказать, что меня ждет еще какая-то опасность?
– И весьма серьезная, Данилов! – ответил писатель. – Можно сказать, что раньше ты жил, как у Христа за пазухой… Ну кто был твоим главным противником прежде? Этот недоумок Киреев?..
– А теперь – кто?
– Теперь, вполне возможно, что сам полковник Михайлов.
– И чем же я ему так насолил?
– А ты как здесь оказался?
– Меня привел Сумароков.
– А Курбатов перед этой вашей встречей рассказал тебе о плане операции, которую должно было провести сегодня местное управление Комитета Государственной Безопасности, но почему-то не провело, да!
– Сумарокову удалось сбить наружное наблюдение со следа.
– И ты в это веришь?
– Так что же, выходит – Илья Ильич в сговоре с Михайловым?
– С самого начала. И смысл всей этой якобы операции – твоя ликвидация, якобы руками бандитов. Затем – ликвидация самих бандитов. Кстати, не уверен, что они еще живы, хотя ты их и пожалел.
– Интересное кино, – проговорил я. – Теперь, значит, моя очередь?
Третьяковский усмехнулся.
– Теперь это не так-то просто сделать.
– Почему?
– Потому, что я уже позвонил генерал-лейтенанту Севрюгову и все ему доложил, – с гордостью произнес классик литейской литературы. – Кстати, он сказал, что тебе передает привет сама Телегина.
– Спасибо!
– Не за что!.. В общем, Михайлову теперь тебя трогать нельзя, иначе начальник второго главного управления его в порошок сотрет. В лучшем случае, снимет полковничьи погоны и сошлет в дальний гарнизон капитаном внутренних войск. На старости-то лет.
– Тогда чего же мне опасаться?
– Станет пакостить по мелочам, но мелочи эти будут такие, что ты света не невзвидишь.
– Не напугал.
– Вижу. Тем более, что у тебя есть два контраргумента и весьма весомые.
– Какие же?
– Во-первых, я. Во-вторых, этот бункер.
– А кто ты собственно такой? – спросил я. – Ну кроме того, что – здешний Лев Толстой?..
– Я – Лев Толстой?.. – переспросил он. – Да я только-то и умею, что писать рапорты да отчеты…
– А кто же тогда написал все эти романы и повести с пьесами?
– Мой покойный брат-близнец, Миний.
– А что с ним случилось?
– Два года назад умер в Москве, от алкогольного цирроза печени, – вздохнул лжеписатель. – Ни в Литейске, ни даже в Союзе Писателей СССР этого не знают. Как это ни прискорбно, но начальство решило, что удобнее случая прислать сюда сотрудника, который не вызовет ни у кого подозрений, и представить нельзя. И вот я здесь, изображаю сильно пьющего классика, а заодно – присматриваю за всем проектом и возней вокруг него. И все бы ничего, но издательство ждет от меня, вернее – от брата, новый роман, черновик которого лежит в его письменном столе, а я ни уха, ни рыла не смыслю в писательстве. Так что, дорогой Александр Сергеевич, не быть мне твоим литературным секретарем. Уж, не обессудь…
– Я могу тебе помочь, – сказал я. – У меня есть писатель знакомый, он, правда, пацан совсем еще, но – талант! Кстати, твой… Прости, твоего брата, поклонник. Пусть он эту рукопись посмотрит, готова ли она к печати?
– Отличная идея! – согласился Третьяковский. – Только как ему объяснить, почему сам «писатель» не может?..