Физрук 7. Назад в СССР

– Вам виднее, – кивнул я и дал по газам.

«Волга» подпрыгнула на какой-то колдобине и лежащая бардачке трубка с деревянным стуком подпрыгнула.

– Это ваш инструмент? – осведомился Сумароков.

– Мой, – буркнул я.

– Не знал, что вы музицируете.

– Я тоже до некоторого времени не знал.

– Понимаю, внезапно открылся талант.

– Да, совершенно неожиданно…

– Будь любезны, притормозите здесь, – вдруг попросил пассажир.

Я притормозил и увидел две сутулые фигуры, топчущиеся у бордюра.

– Не удивляйтесь, сегодня, в виду особой сложности предстоящего… хм… мероприятия, я решил взять еще двоих… – сказал Илья Ильич. – Да, вы с ними знакомы – это Крюк и Пивень!

– Я пущу их в салон, если только они станут себя прилично вести, – выставил я свои условия.

– Они будут послушны, как овечки, – пообещал тот.

Обе задние дверцы распахнулись, и в салон, пыхтя и сопя, полезли громилы, которых я уже разок обезвредил, в новогоднюю ночь. Несчастный автомобиль принялся раскачиваться под их тушами. «Портсигар» от генерала-лейтенанта лежал у меня в правом кармане. Если что-то пойдет не так, я успею застрелить главаря. Как обезвредить остальных, буду решать по ситуации. Когда туши устроились, я продолжил путь. Причем, погнал так, пассажирам пришлось цепляться за что попало, чтобы их не мотало из стороны в сторону. Пусть не расслабляются.

Тем более тех, кто сидел сзади. Я заметил, что Сумароков покосился на меня и понимающе покивал головой. Будто одобрял мои действия. А может – и одобрял, хрен его знает! Ведь о том, что Илья Ильич сегодня попытается меня убрать, я знаю только со слов Курбатова. А откуда тому ведать, что в голове у человека, которому я дважды спас жизнь? Впрочем, и мне не откуда знать об этом. Мы выехали за город и помчались по шоссе, которое теперь было совершенно сухим и чистым.

Проезжая под аркой символических ворот города, я посигналил, чтобы напомнить своему главному пассажиру о том, что помог ему здесь избавиться от двух подельников. Сумароков снова посмотрел на меня, но на этот раз я не уловил в его взгляде ни тени одобрения. Плевать. Мне сейчас главное поскорее выйти из машины, чтобы обрести свободу движений.

До руин Старого Завода мы доехали без происшествий. Помня о том, что гэбэшник обещал мне прикрытие, я всю дорогу пытался обнаружить «хвост», но на шоссе было пусто. В обе стороны. Хрен с вами, сам справлюсь!

Теперь нам никто ворот не отворил. Я остановился и дождался, пока пассажиры вылезут из салона. И только тогда вылез сам, прихватив сарбакан, сунул его за пазуху. Пивень возюкался с воротами, рядом топтался Крюк. Илья Ильич вглядывался в темную даль полей. Я подошел к багажнику, открыл его и достал коробку со «сторожем». Держа коробку под мышкой, я опустил крышку багажника и увидел, что Сумароков шагает ко мне. Правая рука у меня была свободна. Я мог выхватить либо пистолет, замаскированный под портсигар, либо – духовую трубку.

– Что это у вас? – спросил мой главный пассажир, показывая на коробку.

– А это у меня сюрприз, – откликнулся я. – Небольшой подарок для вас.

– Очень любопытно, – отозвался Илья Ильич. – Не ожидал.

– Вы же столько для меня сделали, должен же я вас отблагодарить.

– Хорошо. Не спешите показывать. Сначала – дело, а потом – веселье, как говорили джентльмены удачи.

Глава 4

– Ну что, куда пойдем? – спросил я. – Опять – в каптерку?

– Нет, – покачал головой Сумароков. – Есть здесь местечко поинтереснее.

– А мы тут ноги не переломаем? Темно, как у…

– Крюк, Пивень, посветите! – распорядился Илья Ильич.

Телохранители вытащили из карманов фонарики. Первый пошел впереди, отыскивая дорогу, а второй – сзади, светя нам под ноги. Так, вереницей мы дошли до темного, громадного здания. Видать, доменного цеха. Внутри было темнее, чем снаружи. Прыгающие лучи фонарей выхватывали груды битого кирпича, красные от ржавчины металлические конструкции и даже литейный ковш, висящий над головой, как Дамоклов меч. Если рухнет, раздавит всех нас в лепешку.

По цеху мы шествовали недолго. Крюк вдруг остановился, светя в пол. Я увидел большой квадратный люк, огороженный перилами, наспех сваренными из арматуры. Сумароков вынул из кармана связку ключей и бросил ее Крюку. Тот подхватил ключи, опустился на корточки, вставил в отверстие в люке, бесшумно повернул, и крышка откинулась вверх. Видать, ключ не только открывал замок, но и высвобождал пружины, которые прижимали люк. Хитрый механизм, и зачем он здесь?

Крюк первым спустился в квадратное отверстие, которое вскоре озарилось электрическим светом. Илья Ильич – вторым. Я – третьим. Замыкал Пивень. Перекладины железной лестницы, по которой мы спускались, были сухими и не ржавыми. Похоже, кто-то следил за этим. И вообще из жерла колодца, в котором находилась лестница, веяло теплом. Колодец вел в коридор, освещенный лампами в стеклянных плафонах, забранных металлической сеткой. Обращало на себя внимание отсутствие пыли плафонах. Пол был покрыт линолеумом, а стены до половины своей высоты окрашены синей краской. Интересно, а всемогущее КГБ ведает об этом подземелье?

Через две сотни шагов мы вошли в просторное, но уютное помещение, отделенное от коридора массивной железной дверью, напоминающей корабельную. Внутри оказался кабинет, оборудованный и обставленный по канонам пятидесятых годов. Несгораемый шкаф, письменный стол, столешница которого обтянута зеленым сукном, настольная лампа под стеклянным абажуром. Графин с водой. Телефонный аппарат, точная копия того, что стоит у меня дома. Три широких кожаных кресла – одно у стола и два других по обеим сторонам дверного проема. Еще здесь был диван – огромный, похожий на тот, на котором валялся Высоцкий в фильме «Место встречи изменить нельзя».

– Что это за место? – спросил я.

– Не правда ли, мило? – откликнулся Сумароков, усаживаясь за стол и, жестом предлагая мне занять одно из кресел. – Резервный бункер на случай атомной войны. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы взять его в бессрочную аренду, пока товарищ Брежнев успешно борется за мир. Здесь удобно хранить важные документы, встречаться с нужными людьми и решать насущные проблемы. Если хотите, это мой центральный пост управления. Электричество и тепло подаются с городской ТЭЦ. Вода – с водонапорной башни ближайшего колхоза. Здесь есть туалет, душ, кухня. В холодильнике – запас продовольствия. Можно полноценно отдохнуть, выспаться, подумать о высоком. Только здесь я чувствую себя в полной безопасности.

– Раньше вы меня не посвящали в тайну этого места, – сказал я. – Чем же я удостоился такой чести сейчас?

– Мне всегда нравилось ваше умение задавать точные вопросы, Александр Сергеевич, – продолжал Илья Ильич. – Знаете, я считаю, что полностью доверять можно только двум людям – самому себе и… покойнику.

Это была явная и недвусмысленная угроза, но во мне не дрогнула не единая жилка.

– Хотите сказать, что трое из присутствующих уже мертвы? – спросил я.

– Присутствуют здесь только двое, вы и я, – сказал Сумароков. – Остальные не в счет.

Я покосился на приспешников Сумарокова, рожи которых не выражали ничего.

– Тогда покойник один из нас, – проговорил я.

– Вы поразительно догадливы, – кивнул собеседник.

– Хотелось бы знать – почему? – спросил я.

– Желание приговоренного закон для палача, – сказал Илья Ильич. – Не с самого начала нашего с вами сотрудничества, а гораздо позже я стал понимать, что вы казачок засланный. Правда, не понятно – кем именно? МВД, КГБ или просто моими конкурентами?.. Поверьте, мне довелось повидать разных людей, в том числе и среди уголовного сброда и в человеческой психологии я разбираюсь. А вы… Знаете, есть такие волшебные картинки, на них нужно смотреть через специальные очки, с красной и зеленой пленкой, чтобы видеть изображение в объеме. И вот мне никак не удавалось подобрать такие очки, чтобы свести ваш двойственный облик воедино. По образу жизни вы обыкновенный бесхребетный интеллигент, но по повадкам – крайне опасный хищник. Реакция у вас волчья. Чуть промахнешься, и вы цепляетесь в глотку. Причем – намертво. Надо сказать, что вы всегда действовали безупречно, ничем себя не выдав, и через некоторое время я понял, что мне совершенно не интересно знать, кто вы есть на самом деле и на кого работаете? Но я понял главное – вас необходимо убрать! В противном случае, вы уберете меня и сами завладеете не только тем, что у меня есть, но и тем, что у меня будет. Вы ведь не примитивный стукач, нет. Даже если на данном историческом этапе вы кому-нибудь и служите, то только потому, что вам это выгодно. А когда вам это перестанет быть выгодно, вы освободитесь от кого угодно и от чего угодно. Так что – не обессудьте!

– Сказано исчерпывающе, – произнес я. – Выходит, вы заманили меня сюда, чтобы прикончить?

– Звучит грубо, но факт, – согласился Сумароков. – У парней на вас зуб, но я, помня о печальной судьбе Губы, строго настрого запретил им к вам подходить ближе, чем на расстояние пистолетного выстрела. Во всяком случае – к живому. Сейчас они отведут вас в конец коридора, там есть техническое помещение, с колодцем канализационного коллектора, и больше о вас никто ничего не услышит.

– Если я засланный казачок, как вы утверждаете, не боитесь, что меня станут искать?

– Обязательно – станут! – усмехнулся тот. – Но вот в чем закавыка… Когда мы отъехали от гостиницы, где я, как вам прекрасно известно, вовсе не живу, за нами увязался «хвост». Довольно нагло, надо сказать, увязался… На месте «товарищей» я бы за такую топорную наружку звездочки с погон сковыривал бы… И вела она нас до того момента, покуда вы не тормознули, чтобы подобрать Крюка и Пивня. На этом и строился мой расчет. Дело в том, что рядом с нами все время шла точно такая же черная «Волга», как ваша, и даже номер похож, только вместо тройки – восьмерка, а вместо буквы «Л», буква «Д». На ходу немудрено перепутать. Так вот – вторая «Волга» продолжила путь, а наружка увязалась за нею. Думаю, когда преследователи ту, вторую машинку тормознули, то убедились, что это лишь ошибка. Там сидели двое, ни в чем не повинных гражданина, заработавших при этом солидные деньги. Так что никто не знает, где вас искать.

– Что ж, выходит я проиграл, – вздохнул я.

– Правильно, что признаете это, – отозвался собеседник. – Я был уверен, что вы не закатите истерики и не станете кататься по полу, вымаливая жизнь.