Франкфурт 939

Глава 14

Тео узнал его, это лицо сложно забыть. Призадумался. А-а, неважно. Рукой – той, что в перчатке – держит за волосы. Отпустил. Голова, словно кузнецкий молот, с грохотом ударилась о доски. В отрубе. Сладко спит на полу. Они его так и застали. Чем же его треснули?

Эд разошёлся, уже мораль читает. Собрал всех работяг в толпу (жуликов по углам развёл) и рассуждает о том, как же нехорошо драться и бить чужую мебель, а сам по их реакции оценивает, с кого сколько стрясти. Глупо завышать, а потом скидывать. Те, кто больше заплатил, бухтеть начнут, а им бы всё по-быстрому закончить. Томас вот-вот вернётся. Его сразу отправили за Бернардом. Уже и разняли всех, и успокоили, а он всё где-то шляется. Во Франкфурте каждая шавка знает начальника стражи в лицо. Отыскать его дело плёвое, но Томас и тут лажает.

И чего Эд в нём нашёл? Тео пытался разглядеть в нём хоть что-то путное. Не разглядел. Бездарь, каких мало. За что в жизни не брался, всюду дал маху. Но, справедливости ради, парень на побегушках всё же нужен, а выбирать пока что не из кого.

– Итак, – подытожил Эд, – сломанный стол, две скамьи, три стула. Разбитой посуды не счесть. Почём сейчас столы? – спросил и призадумался.

– По тридцать восемь, – подсказал хозяин таверны, стоя у Эда за спиной.

– Чего-о? Это новый. Твоему-то, трухлявому, уже сотня лет.

– И ещё бы столько же простоял, но теперь нужно чем-то менять, – усердствует жадный старик. Похоже, ещё не понял, что ни черта из этих денег не получит.

– Блядь, такое же старьё где-нибудь купишь, – отрезал Эд. – Уценим его втрое. Тринадцать за стол, двенадцать за две скамьи и столько же за стулья, а за посуду… ну, пусть всё вместе будет сорок, чтоб вам удобнее. Вас восемь – с каждого по пять. Давайте, давайте, не жмёмся. Пять пфеннигов в кувшин и свободны. Ты куда руки тянешь? – гаркнул он на жулика, который тоже совал деньги. – Встань, где велено, и жди. С вами отдельно побеседуем. Ну всё, честный люд, на выход. И больше не буяньте. В следующий раз кого поймаю, кину за решётку.

Трудяги в спешке скрылись. Эд повернулся к жулью и широко улыбнулся, будто в женский монастырь пробрался.

– Чего ты, сука, мне опять свои пять пфеннигов тянешь? Всё вытряхивай. Вы тоже, – это он остальным.

– Нечестно! – завопил кто-то.

– Нечестно? А ты их честным трудом заработал? Или деньги в кувшин, или сами в клетку – выбирайте, уроды.

Он бы поаккуратней со словами. Тут только двое настоящих стражников, и вся их власть зиждется лишь на том, что никто из мелких жуликов не хочет влипать в крупные неприятности, но если довести – кто знает, что они сдуру выкинут. А впрочем, если с ними любезничать, совсем страх потеряют. Такие кретины не видят разницы между учтивостью и слабостью. Нет, с ними нужно пожёстче.

– То-то же. А теперь из сапог и штанов. Из задницы можно не доставать, себе оставьте. Ну вот, – Эд потряс кувшин, почти полный. Приятный звон. – Пошли вон.

Разобравшись с жульём, он принялся за лже-стражников. Сперва оглядел их с ног до головы, словно новую лошадь. Доспехи точь-в-точь как настоящие, всё до последней заклёпки. Со стороны они и вовсе похожи на стражников больше, чем Эд. Если бы не виноватый вид. Нет, так не пойдёт, нужно быть наглее. Хамить, грубить, смотреть на людей, как на грязь – ты же улицы защищаешь, ты закон, ты власть!А этот испуганный взгляд – так должны смотреть на тебя. Особенно те, кто ни в чём не виновен. И чем человек чище, тем больше боится. Ведь вор, мерзавец, негодяй – любой, кто часто попадает за решётку, с каждым разом матереет и всё меньше боится наказания. А человеку честному и невиновному лучше держаться подальше от тех, кто защищает закон. Городская стража – это дубина, которая бьёт по хребту за неповиновение. Она не гладит и не ласкает, пусть ты покорней некуда. Глупо надеяться на нежность от грубого оружия.

– Ну и где же вы доспехи достали? – поинтересовался Эд у стражников. – Вы хоть знаете, кретины, что за такое вам положена темница?

Всё верно, они и так напуганы, нужно развить успех. Все четверо молчат, но глаза впились в хозяина таверны. Дескать, не защитишь, сдадим тебя со всеми потрохами. Тот тяжело сглотнул.

– Мне их…

– Громче! – перебил Эд. – Ни черта не слышу.

– Мне их продали ещё лет двадцать назад.

– Кто продал, стражники, которым на пиво не хватало?

– Он не представился и не рассказывал, где взял. Просто предложил почти задаром, я и согласился. С тех пор его не видел.

– Ты решил, будет забавно нарядить четырёх идиотов стражниками?

– Нет же. Никто не дерётся на глазах у стражников.

– Да неужели? – Эд оглядел погром.

– Это первый раз за двадцать лет. Всё этот ублюдок Манфред.

– Гвардеец? Он устроил потасовку?

– Да какой он к чёрту гвардеец. Проходимец и подлец. Так же где-то доспех раздобыл.

– Откуда ты его знаешь?

– Он жил у меня лет десять назад.

– Двенадцать, – поправил девичий голос с кухни.

– Кто там? – спросил Эд.

– Моя дочь.

– Пусть выйдет.

– Зачем? Она в потасовке не участвовала, – занервничал хозяин таверны.

– Пусть выйдет, – настоял Эд. Девушка показалась в проходе. Миловидная худышка. У Эда слюни так и потекли. – Не замужем?

– Нет, – испуганно ответил отец. Интересно, что бы это изменило?

– Чего тянешь? Ждёшь, когда состарится?

– Не нашёл ещё достойного жениха.

– Странно, она ведь у тебя красавица, – та хитро улыбнулась. – Значит, не против, если достойный стражник предложит ей прогуляться завтра вечером за городом? – Девчонка уставилась на отца. Тот, кажется, никак не мог решиться. С одной стороны дочку жалко, с другой – от настоящего стражника пользы больше, чем от ряженых. Старый дурак опять напутал – Эд не спрашивает.

– А что тогда… – и кивнул головой в сторону четырёх остолопов.

– Ну, для стражи ведь главное – порядок. Если они его обеспечивают, то мы только рады. Но, это всё ещё незаконно. Я, конечно, могу тебя прикрывать, но накладно мне.

– Готов покрывать расходы, – хозяин таверны просиял великодушной улыбкой.

– Думаю, десяти пфеннигов хватит.

– Десять в неделю? – уточнил седой скупец.

– Десять в день, – поправил Эд. Улыбка исчезла.

– Хорошо, – тяжело вздохнув, согласился старик.

– Вот и отлично, – подытожил Эд и ещё раз тряханул кувшин. – Тяжело, чёрт возьми. Не разменяешь?

На беднягу больно смотреть. Глаза как у бродячей шавки. Помотал головой.