Осень собак

Они стали пробиваться через отрицательно заряженную толпу, размахивающую знаменами и выкрикивающую угрозы в чей-то адрес. Возле домика декабристов милиция никого не пропускала, но Николай, крепко держа Наташу за руку, сумел прорваться через их цепь. Но за милиционерами стояли унсовцы, готовые включиться в борьбу за независимость, которая стала их самоцелью и средством насилия. Николай с Наташей уже пробрались на следующую улицу, когда увидели группу голодающих студентов. Это подтверждали соответствующие повязки на головах.

– Ну вот, кажется, выбрались, – сказал Николай. – Пошли подальше от этого зловония.

Наташа перекинула пакет с вещами в другую руку.

– Возьми меня за другую руку, а то эту совсем отдавил. Только не отпускай меня, пока окончательно не выберемся отсюда.

– Крепче держись за меня!

Но, сделав несколько шагов вперед, Николай остановился. Среди голодающих он увидел Кирисову, которая с отработанным, как для трагической сцены, мученическим выражением лица была готова взять на себя непосильную ношу по спасению Украины неизвестно от кого. Злость при виде этой проститутки, копившаяся в Николае эти сутки, выплеснулась наружу. Он остановился и уставился на нее.

– Отпусти руку, раздавишь! – услышал он голос Наташи, но уже не мог овладеть собой.

Кирисова увидела его. Ее черные от постоянной злобы глаза расширились сначала от удивления – что здесь делает противник национальной идеи? А потом она безумно закричала:

– Вот он! Он здесь! Смотрите! Я о нем вам рассказывала!

Голодающие и унсовцы, как по команде, стали недобро рассматривать Николая, у которого от их тяжелых взглядов злость еще более усилилась.

– Что, Ольга Васильевна! На старости лет решила только с юнцами иметь дело?! Одногодки тебя не удовлетворяют!? – зло уколол он ее и сделал неправильно. У Кирисовой глаза прямо выкатились из орбит.

– Он – главный враг Украины! – истошно закричала она, затопав ногами по асфальту, как злой капризный ребенок. – Он предатель украинского народа! Панове, его надо проучить! Чтобы мозги валялись на мостовой! Я о нем вам рассказывала!

Наташа, схватив его руку, тянула за собой, отчаянно крича:

– Уходим! Эти собаки тебя порвут!

Но Николая нельзя было сейчас сдвинуть с места. Ему хотелось обругать Кирисову и ее окружение от всей души, как они недавно обругивали его. Он отбросил руку Наташи и крикнул громко, чтобы все слышали:

– Если я враг, то честный враг! Проституткой никогда не был, как ты, фабрично-заводская блядь!

Ее черные от бешенства глаза покрылись голубой блевотиной.

– Он оскорбляет Украину! Слышите! Панове, защитите родину! Дайте ему, как следует! Убейте его!

Вокруг него и Наташи стала смыкаться толпа унсовцев с взятыми наперевес знаменами, с торчащими из древков остриями трезубцев.

– Пошли! – безнадежно кричала Наташа со слезами на глазах.

Он отодвинул ее от себя.

– Отойди!

В стороне от толпы голодающих стояли милиционеры и омоновцы. Но они не вмешивались в начавшуюся разборку, видимо, считая ее внутренним делом унсовцев. За их спинами Николай увидел перекошенную от злобы физиономию Гардаева, который что-то скороговоркой объяснял боевикам. Но, если бы Николай обернулся назад, то увидел бы Прокопишина, который отдавал своим юнцам какие-то приказания, тыкая рукой в сторону Николая. Те послушно выстроились в шеренгу за спиной Николая, взяв наперевес государственные знамена с жалами трезубцев. Круг вокруг Николая сомкнулся, но он этого не замечал и закричал на Гардаева:

– И ты, скотина, здесь!?

Тот, не выходя из-за спин унсовцев, прокричал в ответ:

– За что меня избил?! Сейчас мы с тобой посчитаемся, красавчик! Я за твоей подругой полдня слежу! Знал, что она к тебе пойдет, и на тебя выведет! Наконец-то поймал тебя!

«Неужели меня выследили? – с недоуменной досадой подумал Николай, и ему вдруг стало обидно, что он не заметил за собой слежки. – Меня сюда вели! Боже мой! Какой я дурак!»

Лысый, лобастый череп Прокопишина мелькал сзади рядов унсовцев, и это видела Наташа. Закусив до крови губы, она уже не звала Николая уйти, а напряженно следила за действиями окруживших их боевиков. Николай шагнул вперед, по направлению к Гардаеву, чтобы хоть раз плюнуть в его подлую рожу. Но Наташа, поняв его движение, схватила за руку и потянула на себя.

– Не надо! – умоляюще произнесла она. Но он не слышал ее слов и снова отодвинул ее в сторону, теперь за свою спину.

Николай не видел, как сзади него унсовец, оттянув на себя древко с флагом, готовился с силой проколоть его штырями трезубца. Не видел, как Наташа, бросилась наперерез флагу, пытаясь отвести от него разящий удар, направленный в спину. Она по инерции пролетела вперед, и остро заточенные шила трезубца молниеносно вошли в ее грудь. Николай только услышал ее сдавленный крик:

– Коля! Смотри!.. – И через мгновение раздался ее горловой хрип: – А-а-ах! Коля?..

Он почувствовал, как пальцы Наташи вцепились в его плечи, резко обернулся и увидел ее широко открытые от удивления и боли синие глаза, с которых упали очки, и торчащее из груди желто-голубое знамя, трезубец которого боевик не выдернул обратно, а наоборот – с силой вдавливал дальше в живое человеческое тело. Сначала, не понимая всего, что произошло, он пытался удержать Наташу на ногах, но она валилась на асфальт. Нападавший, наконец, выдернул обратно три металлических штыря из груди Наташи, и кровь стала расползаться огромным красным пятном по ее белому платью. Он подхватил Наташу на руки и увидел вплотную со своим лицом ее быстро бледнеющее лицо. Ее губы еще успели шевельнуться, и он не услышал, а, скорее, догадался, что она зовет его.

– Коля?..

Кровь тоненькой струйкой пробежала сквозь губы к подбородку, синие глаза в последний раз открылись, и зрачки стали быстро сужаться.

«Пробито легкое, – почему-то бесстрастно констатировал он факт ранения, и вдруг до него с ужасом дошло: – Наташу убили? Конец!»

Он видел смерть и раньше, и сам был рядом с нею, но сейчас сознание работало с трудом, не предлагая никаких решений. Снова мелькнула диагностическая мысль – герб-убийца пробил не только легкие, но и сердце. Наташи уже нет на свете! Наконец-то она улетела на свой необитаемый остров… и это он виновен в ее гибели. Николай еще ближе склонился к ее лицу и, касаясь губами ее щеки, прошептал:

– Наташа?.. Сейчас я тебя… врачу… потерпи немного…

Когда-то синие глаза Наташи быстро темнели и застывали безжизненным стеклом, руки соскользнули с его плеч. Он, с расширившимися от бессилия глазами, вглядывался в ее лицо. Сомнений не было – Наташа уходила из этого мерзкого мира.

И, глядя в ее лицо, он увидел, как на него из детства смотрит Катя, и умоляюще просит: «Не выигрывай меня? Я ж человек!»

В сознании мелькнуло лицо Царева: «Ты, Коля, можешь принести много горя близким тебе людям!»

«Неужели я приношу любящим меня людям несчастье? Почему?!» – забилась в голове отчаянная мысль, полностью овладевшая им.

Он поднял глаза и взглянул на окруживших его боевиков. Те, пораженные случившимся, замерли. Женщина своей грудью закрыла мужчину – такого им больше не увидеть. У Кирисовой и Гардаева неподвижной маской застыли злорадные улыбки – им не понять человеческих трагедий. Их удел – политика и фарс. Только Прокопишин, не потерявший присутствия духа, с непреклонным лицом что-то приказывал своим малолетним подчиненным. Милиционеры, до которых, кажется, дошло, что происходит что-то чрезвычайное, пытались пробиться во внутреннее кольцо людей. Но шеренги унсовцев, выстроившись ежом, уверенно отбивали их слабые атакующие попытки.

Николай отыскал глазами убийцу, который стоял в первой шеренге, опустив на асфальт жовто-блакитное знамя, обагренное женской кровью, с острыми блестящими прутьями трезубца на конце, ставшими красно-матовыми от засыхающей крови. Это был хлопец лет пятнадцати-шестнадцати, который, судя по его застывшей улыбке, был испуган случившимся. Но он изо всех сил старался выглядеть героем, совершившим подвиг и, может быть, поэтому он смотрел на Николая нахально-вызывающе.

Их глаза встретились.

«К врачу поздно, – холодно думал Николай. – Почему за все платят невиновные? Почему!? Кто-то должен заплатить за ее смерть, – он пристально уставился на парнишку-убийцу. – Кто? Все! Пока – нет. Заплатит только убийца. Убью его! Надо отомстить за Наташу!»

Может, губы его пошевелились, и парнишка понял угрозу. Героизм его сразу пропал. Его жизни угрожал взрослый человек, знающий, что такое жизнь и смерть. Он это понял. Бросив знамя на асфальт, он резко развернулся, ринулся в задние ряды, где его задержал Прокопишин и снова поставил в строй. Остальные боевики, повинуясь команде, сдвинулись, и брешь закрылась. Николай еще раз посмотрел уже в мертвенно-бледное лицо Наташи, наклонился и бережно положил ее головой на пакет с одеждой, который лежал у его ног. Выпрямился и снова нашел глазами убийцу.

«Убью!» – билась упрямая мысль.

Унсовцы держали государственные знамена наперевес, ощетинившиеся острыми пиками гербов-трезубцев.

Николай еще раз взглянул на неподвижно лежащую перед ним Наташу и шагнул вперед на беспощадные жала трезубцев.

1998