Былицы

Поездки на рыбалку не остались без последствий – я стал интересоваться природой. Раз любители леща не очень разговорчивы, то искал рыбацкие тайны в книгах. Так появился еще один ключик к природе и ниточка связи с ней. Но сложилось не фанатичное поклонение, как теперь у «зеленых», а что-то большее, хотя и не определенное до поры до времени.

Однажды, придя ранним летним утром на берег реки, я вместо того, чтобы закинуть снасти в воду и ждать первой поклевки, залюбовался открывшейся картиной. В природе царило полное безветрие, светило солнце, над водой стелился легкий туман. Вода была как зеркало. Поэтому церковь Сретенья, стоящая на противоположном берегу, стала центром картины без рамы. Я стоял и любовался ею, не решаясь забросить свою снасть в эту картину. Меня удерживало странное ощущение – если я своим поплавком подниму волну, то легкий ветерок от моего вторжения подхватит ее, и вся эта красота пропадет, так как вода покроется рябью. Вот такие странные последствия могут быть у простого увлечения рыбалкой.

В другой раз обострение созерцательности случилось во время весенней рыбалки. Мы сидели у лунок на реке Тошне, близ села Дудинского. Весной, в конце марта, когда первые весенние талые воды попадают в реку, рыба начинает готовиться к нересту. В такие моменты клев улучшается настолько, что бывалые рыбаки его называют «жором». Надо сказать, что испытавших это удовольствие от хорошего клева среди рыбаков довольно много.

Ходят слухи о приметах, по которым можно определить, кто перед тобой – удачливый рыбак либо обыкновенный любитель-дилетант. Посмотрите на руку около локтя этого счастливца, и вы увидите: на сгибе руки – заметный синяк. Этот рыбак много раз кому-то показывал размеры рыбы, которая будто бы так некстати сорвалась на последней рыбалке во время жора.

Итак, весна, уже пригревало солнце, весенние каникулы только начались, и я ощутил, как меня охватило восторженное настроение, соответствующее этому чудесному моменту и возрасту – в четырнадцать-пятнадцать лет. Мы с отцом кое-что уже поймали, но утренний клев быстро закончился, поэтому я стал озираться вокруг, тем более солнечный свет и тепло действовали расслабляющее.

Оглянувшись вокруг, я удивился красоте дня. Небо было таким ярко-голубым, что я так и застыл с запрокинутой головой. Около Дудинского росло много осин, а может быть тополей. И вот, золото осиновых веток, припорошенных снегом и освещенных солнцем, на фоне голубого неба так и осталось в памяти на всю жизнь.

Вперед, по насту!

Ранней весной есть замечательное время, когда днем снег под лучами солнца быстро начинает таять. На боковых сторонах сугробов с южной стороны лучи солнца прямо «прожигают» грязноватый снег, и он на глазах становится ноздреватым и пористым. Ночами же зима еще берет свои права, и морозит довольно изрядно. На поверхности снега образуется очень прочный наст. Он даже может выдержать вес человека на лыжах, и это дает необычайную свободу.

С утра можно катиться на лыжах в любом направлении, без всякой лыжни, и нигде не провалишься – наст выдержит. Тогда непроизвольно все лыжники начинали переходить на коньковый (как теперь его называют) ход. На лыжах мы легко неслись, и надо только не забыть, что после полудня закончится вся эта благодать, и снег начнет проваливаться. Мы далеко улетали по насту, жаль, что лыжи при этом сильно обдирались. Но удовольствие стоило того.

Помимо наслаждения от езды по насту, можно сказать и о новых впечатлениях от увиденного тогда.

Так, на снегу, на насте, мы видели какие-то странные царапины, всегда симметричные и похожие на рисунки гвоздем какого-то шутника.

Только спустя несколько лет, я понял, что видели мы тогда следы свадебных танцев самцов серой вороны. Эта птица пытается «вскружить голову самке», пикируя перед ней и пролетая над настом низко-низко, так, чтобы крыльями задевать снег и оставлять эти следы. Видимо, у ворон это высший пилотаж.

Град Китеж

Примерно в возрасте пятнадцати лет мы стали судовладельцами! Да, да, настоящими судовладельцами. Мы с отцом построили лодку-плоскодонку во дворе нашего дома.

Почти десяток лет мы рассекали просторы реки на этой лодочке. Отец на ней частенько ловил рыбу пауком – особой сеткой, подвешиваемой на блоке к балке на носу. Далеко на лодке не уплывали, но о путешествиях мечтали.

И вот на майские праздники собрались мы на открытие весенней охоты в низовья Вологды. Вместе с нами набралась тогда целая флотилия – впереди шла лодка со стационарным мотором. Мы прицепились за нее буксиром и довольно быстро под мерный стукоток мотора подались к месту охоты.

Нам предстояло к вечеру достичь устья реки – места, где Вологда сливается с реками Лежей и, по-моему, с Сизьмой. А затем они впадают в Сухону.

По быстрой воде весеннего половодья мы промчались до места назначения за пару часов или чуть больше.

Я был поражен разливом рек – громадным пространством, залитым водой – следствием весеннего половодья. Это пространство походило на большое озеро. Мало того, что сами реки довольно велики, особенно весной, но еще и вода в них стояла так высоко, что все окружающие леса и луга оказались залиты половодьем на несколько метров. Уткам там просто раздолье, но это давно знали охотники и на открытие охоты их поджидали с ружьями наперевес и на изготовку.

При большой воде весеннего разлива каждый охотник ищет свое заветное местечко, где можно подкарауливать желанную добычу. Ему надо найти такое место, где возможно укрыть лодку с одним, а то и двумя охотниками. Но перед ними должно оставаться большое водное пространство, где можно расставить чучела уток для привлечения селезней. А тут, крути-не крути, надо много потрудиться, чтобы найти такое место.

И вот в поисках своего утиного Эльдорадо поплыли мы по какой-то просеке – не просеке, но по какому-то пространству, между деревьями в лесу. Просека при этом как-то плавно изгибалась, и вот она закончилась, и мы попали в настоящую сказку!

Представьте себе: среди воды на небольшом возвышении стоит большая усадьба, почти дворец! Два одноэтажных крыла, а посередине двухэтажный портик с колоннами. Сохранилась еще желтая с белым окраска фасада, еще цела зеленая крыша, но кое-где разбиты стекла в окнах. Понятно, что жизни в этом доме давно нет. И все равно здание поражало какой-то гармонией и вызывало удивление, почему эта красота заброшена и никому не нужна.

Сожалею, что так и не смог узнать историю и даже название этого поместья. Но сих пор помню потрясение от появления из вод этого «града Китежа».

Не очень удачно сложились обстоятельства охоты в тот раз. Подстрелили мы всего по утке, а вечером отец рубил сучья и ударил топором по ноге. Решили закончить охоту и ехать куда-нибудь в медпункт. По причине праздничных гуляний нигде помощи не нашли, и потому на веслах добрались до города. На это передвижение против течения ушел весь день – часов двенадцать мы плыли, непрерывно работая веслами.

Хотя охота довольно быстро закончилась, но от нее осталось много ярких впечатлений.

По первому льду

Все единодушны в ожидании весны. Ее ждут и к приходу ее готовятся. Но и к наступлению осени, а затем зимы мы, оказывается, тоже готовимся! Особенности этой подготовки у всех живых существ и даже у человека я узнал много позднее, а в детстве только догадывался.

Удивительно, но в ту пору от всех изменений в природе и в собственной жизни мы ждали только хорошего. Хотя, по большому счету, не так уж легко многим из нас жилось, чтобы быть такими неисправимыми оптимистами. Однако постоянное ожидание чего-то хорошего нас не покидало.

А если и случалось что-либо негативное в окружающем мире, то мы все равно подспудно надеялись на благополучный исход. Любое неблагополучие в нашем существовании: болезни или относительная нужда – каким-то волшебным образом не мешало нам радоваться хорошему или его ожидать. Хотя это хорошее всегда возникало неожиданно и также неожиданно растворялось. Просто старались быть стойким и надеяться.

Поэтому, может быть, будет более понятно наше ожидание чего-либо хорошего от любого времени года. Так, даже наступающая осень радовала поездками за грибами и ягодами, встречами с друзьями после каникул. Позднее появилась в нас еще тяга к осенней охоте и к ее радостям.

В конце осени есть период перехода от слякоти и грязи к снегу и чистоте – точнее, к отсутствию распутицы. Случалось это изменение чаще во второй половине ноября. В одну ночь замерзала река, лужи, каменела грязь, и зима вступала в свои права. Снег обычно не выпадал еще почти неделю, и это обстоятельство давало новые ощущения и радости.

Почему-то в это время, как и весной в половодье, мальчишки собирались на берегах реки и на всех водоемах, больших и маленьких. Самые отчаянные из них испытывали прочность льда, и не всегда это любопытство обходилось без последствий.

В любом случае, на лед обрушивался град камней, палок и прочих тяжелых предметов. Одни желали проломить лед, а вот другие, как и я, бросали камни на первый лед и вслушивались в те звуки, которые сопровождали скольжение камня по льду. Этот звук чем-то завораживал. Он, во-первых, не повторялся – каждый камень при движении вызывал немного разное звучание. Во-вторых, звук почему-то не надоедал, а, наоборот, побуждал к дальнейшему действию – желанию добиться более сильного и долгого звука. Поэтому через два-три дня лед у берегов оказывался засыпанным остатками композиций из «музыкальных инструментов».

А в ближайший выходной день – в воскресенье – меня и друзей ожидало удовольствие, ради которого желали скорого наступления зимы. Кстати, в субботу в те годы взрослые работали и не помышляли о будущей «халяве» – отдыхе два дня подряд.

В воскресное утро мы спускались к реке, отец проверял крепость льда, и начиналось наше путешествие. Лед обычно был как зеркало. Скорость скольжения на коньках год от года нарастала – мы ведь тоже подрастали.

Каждый раз набиралась большая компания: кроме нас троих – отца, Иры и меня, с нами как обычно ехали соседские ребята – мои друзья. Иру брали обязательно. Для этого отец переоборудовал наши салазки. Он вместо полозьев из кровельного железа приспособил дюралевые трубки. После такой «модернизации» санки 1просто летели по льду. А Ира восседала на этих санках. На них же мы везли часть нашей одежды и что-нибудь вкусненькое – для перекуса.

Сначала ехали мимо островка до Прилуцкого монастыря. Там разворачивались, перекусывали. Иногда ожидали под мостом прохода грузового поезда – это тоже незабываемое впечатление. Надо признать, что отец с уважением относился к паровозам – он же на них работал какое-то время. Нам тоже передалось доброе отношение к этим почти одушевленным машинам.

Потом мы катились обратно до места нашего старта. Иногда там тоже делали остановку, а чаще еще проезжали до Красного моста или чуть дальше. Там уже любовались колесными пароходами, стоящими у берегов до весны.

Однажды в тех местах, за Красным мостом, мы чуть не влетели в прорубь, пробитую вдоль борта какого-то парохода. Хорошо, что отец был начеку и мы вовремя успели остановиться.

Кроме обычного катания, отец учил нас пользоваться парусом для движения на коньках. Он показывал, как использовать боковые ветры для движения вперед разными галсами.

Может, этот необычный способ передвижения на коньках по реке, да еще и под парусом, так надолго остался в нашей памяти.

«Кирики и Улиты»

Нам казалось, что путешествие в Кирики и Улиты – это проникновение в какую-то новую страну! Там все другое: горы, деревья; даже воздух казался иным – чистым и вкусным.

Для нас эти поездки казались настоящим путешествием. Ведь надо рано встать и еще по утреннему сумраку пройти от дома до начала Пошехонского шоссе.

Там мы находили лыжню и довольно долго катили по совхозным полям. Уже за полчаса до подъезда к намеченному месту впереди начинал маячить темный хвойный лес.

И вот наконец, место и цель нашего путешествия – урочище Кирики и Улиты. Прежде там было село и церковь святых Кирика и его жены Улиты. А уже в нашу бытность там оставалось несколько домишек. Может быть, поэтому и название местности немного исказилось до «Кирики и Улиты».

Самое главное ощущение от поездки – красота тех мест и великолепные горки, удобные для спусков на лыжах. Сколько там их было переломано! Но все равно надолго оставалось много ярких и запоминающихся ощущений.

Накатавшись, точнее, укатавшись, мы на закате подъезжали к городу. Снятые лыжи после долгой езды придавали какую-то легкость ногам. Поэтому запомнилось это странное чувство – от движения пешком после целого дня, проведенного на лыжах. Казалось, ноги как бы сами поднимаются вверх. До дома мы добирались уже в состоянии, что называется, «язык на плече».

Эти поездки – настоящий зимний лыжный ритуал – яркий и запоминающийся.

Кирики и Улиты летом