245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 1-я

Все подразделения, что положены по штату, у нас были. Но все же в штат надо было ввести еще некоторые подразделения. В штате мотострелкового батальона, по-моему, должен быть инженерно-саперный взвод. Мины же надо ставить, а кто будет разминировать? Надеяться только на инженерно-саперную роту полка не стоит. Нужна была своя землеройная машина, инженерная машина разграждения. Разведвзвод неплохо бы иметь. В Афганистане у нас в батальоне был штатный разведвзвод. По штату в каждом взводе был снайпер, но лучше, чтобы в батальоне они были одной командой, со своим офицером, который бы их тренировал. Когда у командира взвода в подчинении и снайпер, и пулеметчик, и гранатометчик, то снайпер, как правило, наименее обучен.

Своего артиллерийского дивизиона полку в принципе хватало, но было бы больше артиллерии – было бы лучше. Артиллерия работала хорошо: дали ей заявку на огонь – выполняется без затяжки.

А вот по тыловому обеспечению… Например, одна баня на полк – это смешно…

«В политику я не вникал: некогда…»

Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:

– В начале января пошли борта с солдатами с Дальнего Востока… На должности механиков-водителей БМП прислали механиков танков и водителей БТР. А у нас же БМП, это другая структура. У меня в батальоне были БМП-1, а потом нас пересадили на БМП-2. Майор Юдин их пригнал из Сормова, учил мои экипажи пушки заряжать, разряжать. Одновременно и водили, и стреляли. Чему-то тогда научили, но больше по ходу дела научились, в Чечне.

Состояние оружия было хорошее. Кому попадалось ржавое? Со склада, может быть, но его же надо было почистить! Люди любят сгущать краски. Может быть потом, когда в горах стояли, состояние техники и оружия было хуже. Помню из этого периода такой способ запуска двигателя БМП. Машина стоит в гору, мордой вперед, под гусеницы кладут камень, механик садится в люк, камень выдергивают, она покатилась назад и – завелась. Такой способ приняли, потому что аккумуляторов не было. Никто ими не занимался, вот они и пришли в негодность.

Были у меня хорошие прапорщики, Папка и Червов, в Прибалтике служили инструкторами в учебке, они практически технику батальона вдвоем и загрузили на платформы, все 40 машин.

Что нас ждет в Чечне – представлял смутно.… Непонятная задача была. В политику я не вникал: некогда, у меня пятьсот солдат, техника, имущество… Даже не знали, зачем едем. Все нам объясняли в общих словах…

«А зачем мы туда едем?»

Евгений Крюков:

– Правильно замполит полка майор Гришин сказал, что практически ничего до нас не доводили. При формировании полка один из сержантов роты меня спросил: «Товарищ капитан, а зачем мы туда едем? По какой причине?» – «Мы выполняем приказ. Больше пока и сам не знаю». Потом этот сержант, когда на станции Червленой русские старушки кланялись моим пацанам в ноги и, благодарили, что защищаем нас от беспредела, понял, зачем мы в Чечне.

«Опыта у большинства – никакого…»

Петр Шашкин, командир 6-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Солдаты были в основном из 882-го и 386-го полков, из Хабаровска. Им сказали, что едут на учения, или на подготовку к параду. Начальная боевая подготовка у большинства была с оценкой «неудовлетворительно».

Только в период боевого слаживания солдаты узнавали, как загружать боезапас в БМП, как стрелять. Помню, механик-водитель БМП Витя Кравченко на самом деле был кочегаром на полигоне, Кирилл Кардашидзе был механиком-водителем танка Т-80, а к нам попал наводчиком-оператором БМП. Опыта у большинства – никакого. Но вот Андрей Заикин, мой механик-водитель – молодец, машину и свое дело знал отлично, у него талант был. Помню случай, когда Валера Каблуков подорвался на ГАЗ-66, мы его везли в медроту на нашей БМП, вижу – впереди траншея, говорю Андрею: «Аккуратно, в машине раненые», – «Ротный, командуешь ротой и командуй, а мне не мешай». Машина пролетела через капонир и падает на все двенадцать катков плавненько, как ни в чем ни бывало, и дальше пошла…

Перед отправкой я спрашивал солдат своей роты: «Поедешь?» Были такие, что отказались ехать. Убежал младший сержант Евгений Масловский. Потом оказалось, что он был неоднократно судим, в том числе за незаконный переход госграницы. Через два года мне пришло письмо от следователя с Дальнего Востока, требовал характеристику на Масловского. Его посадили, как дезертира.

«Зато документы были в порядке…»

Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:

– С прибытием в полк солдат в штабе началась авральная работа. Всех надо принять, оформить, а их тысяча семьсот человек. Огромный объем работы по документам. Приходилось все это делать днем и ночью. Я диктую машинисткам, они печатают приказ на зачисление солдат в полк, это номер по порядку, должность, военно-учетная специальность, фамилия, имя, отчество, место рождения, призыва…

Все они хорошо одеты, в бронежилетах, чудо-богатыри! Но как солдаты, это были полные нули, ничего не знали. Заполняю учетно-послужной список, передо мной – механик-водитель БМП. Спрашиваю: «Сколько передач у БМП?» Я окончил Киевское танковое инженерное училище, в Германии служил командиром взвода ремонтной роты, потом помощником начальника бронетанковой службы полка, поэтому технику знал. У этого солдата глаза становятся круглыми, молчит. – «Ладно, вопрос попроще: сколько катков у БМП?» – «По-моему, пять». – «Вообще-то двенадцать…». Зато документы у всех таких механиков-водителей были в порядке. В военном билете, в учетно-послужной карте написано, что прошел учебку, имеет классность, да и печать стоит. Солдаты на Дальнем Востоке в то время – истопники или все время в наряде, какая там боевая учеба… – «Топил?», – спрашиваю, – «Топил» – «Чем?» – «Углем…»

Но потом помаленьку начинали их учить водить БМП, стрелять. Восемь часов разницы с Дальним Востоком, ночью солдаты ходили по казарме, не спали, а днем на занятиях, только команда «Перекур!» – на снег попадали, и спать. У них не было времени хотя бы адаптироваться к другому часовому поясу…

Солдаты писали на конвертах домой из Мулино: «Почтальон, доставить скорей письмо маме, меня отправляют в Чечню».

Евгений Ращупкин:

– Стал ездить с командирами рот принимать технику на батальон. Ее собирали со всей дивизии. Все системы машин проверяли, чтобы все работало. Техника была боеготовая, но по мелочи все равно что-нибудь вылазило: железо есть железо. Во время приемки техники познакомился с майором Юдиным, отбирали с ним лучшие машины. Вместе их перегоняли, пристреливали оружие. А холода стояли – ужас! Мне майор Юдин еще отдал свои теплые варежки – «А то руки не бережешь!».

Времени не было, чтобы поспать, когда с полигона приходил. Офицеров не хватало. Многие офицеры, кто приходил тогда в полк, друг друга не знали. Так они принимали дела, солдат. А новые солдаты – парни были нормальные, но необученные. Например, снайперу дали пять патронов выстрелить, вот ты и снайпер. Дали мне механиков-водителей – «Возьми, обучи!», но времени на это толком уже не было. Первое время некоторые солдаты еще не знали своего командира роты. Спросишь солдата: «Ты откуда?» – «Не знаю…» Памятки им писали, кто в какой роте, кто командир взвода. Потом пообтерлись, и сержанты их подгоняли, и сами соображали.

Хуршед Сулаймонов, командир 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Технику готовили сами офицеры. Зам командующего 22-й армии по вооружению полковник Ершов в парке около месяца с нами технику готовил, ни минуты не давал расслабляться никому, даже себе. В Чечне я его с благодарностью вспоминал. С техникой у меня в роте особых проблем не было. С огромной благодарностью вспоминаю старшего техника роты старшего прапорщика Александра Дидыша, прикомандированного из понтонного полка из Владимира.

А вот по подготовке личного состава, стрелкового оружия и слаженности подразделений лучше и не говорить… Личный состав прибывал бортами военно-транспортной авиации из Дальневосточного военного округа. Солдаты были набраны из разных частей, не особо подготовленные, их обманули – говорили, что едут на учения в МВО. Эти ребята в дальнейшем показали себя достойно. Кто остался, не ударившись в бега, иногда удивляли. Война быстро учит. Потом и коллектив сформировался. Солдаты после первых боестолкновений и потерь взрослеют быстро, появляется ответственность, начинают понимать с полуслова. Без неприятностей, происшествий и даже преступлений не обошлось, но в основном я с большим уважением вспоминаю ребят, призванных из Приморья, с Сахалина, Амурской области, Хабаровского края, Забайкалья, Новосибирской области и Урала.

«Один даже держал в руках мину…»

Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

– В целом солдаты были нормальными ребятами, и тогда я понимал, что с ними происходило. Настрой был тяжелый. Бойцы не без основания были озлобленны тем, что их обманули, что они оказались крайними, и мысль, что хуже уже не будет, позволяла им вести себя по отношению к установленному порядку крайне пофигистично. А так как этот порядок олицетворяли офицеры, то и отношение было соответствующее. Говорить о воинском коллективе, патриотизме, любви к Родине, уважении к ратному делу было просто неуместно. Все это придет позже, а до некоторых не дойдет и вовсе. Разными способами и различными методиками, не всегда поощряемыми педагогикой, мы со временем пришли к тому, что стали понимать друг друга.

Утром началось «боевое» слаживание, а по сути мы знакомились друг с другом и начинали обучение бойцов с нуля. В лучшем случае десять процентов (в абсолютных цифрах – пять человек) личного состава видели миномет, один даже держал в руках мину. И смех, и слезы… Сержанты просто аховые, нулевые, как командиры минометных расчетов, и минусовые, как младшие командиры.

Артиллерия – не пехота, в профессиональном плане необходимо иметь достаточно много знаний и отработанных навыков, которые невозможно получить за две-три недели. Для этого требуется время и, что не менее важно, желание обучаемого. И с тем и с другим проблемы: не было ни времени, ни желания. Если со временем мы ничего не могли сделать, то желание приходилось прививать, в том числе и насильственно, т.е. силой кулака и крепкого слова.

«Пошли пьянки, мордобой…»

Николай Тимко, командир инженерно-саперной роты, капитан:

– Своих солдат в нашей роте было всего шесть человек, все контрактники. Взводные свои, хорошие, без опыта, но с военных училищ. Солдат прислали, и это был беспредел… Набирали к нам – кого попало. С дисциплиной были проблемы. Пошли пьянки, мордобой…

Были среди солдат и контрактники. Пообещали им большие деньги. Был в роте один мужик лет сорока, пьянь пьянью, и объясняли ему, что пить нельзя, и били, и к кровати привязывали… А потом ничего, справился с собой, нормально служил. В конце концов у нас слепилась чудесная рота, и это еще до отправки! А вот куда едут – воевать, на смерть – не осознавали. Профессиональная подготовка была – ноль полнейший. Никто ничего не умеет. День и ночь мы, офицеры, учили, гоняли, и сами что-то повторяли. И на практике, и на пальцах шли занятия, в том числе по разминированию.

«Нам сбагрили, кого не надо…»

Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

– Прислали мне солдат, сказали, что батарея скомплектована – только командуй. Но когда начались боевые стрельбы, выяснилось, что номер расчета – солдат с незаконченным высшим образованием, а вычислитель, наоборот – даже среднюю школу не окончил. Но ведь ему надо было уметь считать. Понял, что нам сбагрили, кого не надо. Это была беда одна у всех командиров. Прислали нам даже пограничников. Снайпер, положенный по штату, был такой, что никогда не видел снайперской винтовки. Приходилось переводить солдат на должности, которым они больше соответствуют по своей подготовке. Солдаты все были очень разные. У меня в батарее был брат олимпийского чемпиона Алексея Урманова, здоровый парень, но как человек – слабохарактерный. Его все время чморили – он и спал в окопе, ел отдельно, в бане не мылся. В общем, сам себя запустил. Я боялся, что из-за него будет ЧП, и позже попросил медиков отправить его в госпиталь с последующим комиссованием из армии.

Дальневосточники все были хорошо подготовлены физически. Запомнился солдат, коряк, Нуутан, он занимался оленеводством: «Товарищ старший лейтенант, вернемся – я вашей жене привезу шубу из шкуры лисы-огневки». Саша Паршин, солдат, он меня на машине вывозил, когда меня ранило, обещал: «Дембельнусь, товарищ старший лейтенант, и я вам „Тойоту“ пригоню праворульку».

Как командир батареи, за такой короткий период боевого слаживания я не мог никого ничему научить, потому что меня в батарее не было: то вооружение получаешь, то снаряжение, и везде документы оформлять надо. А солдаты целыми днями в поле. Взводные до самой погрузки то и дело менялись. Наконец, командирами взводов поехали Витя Марченко, только что из училища, «пиджак» самый натуральный, Валерий Каблуков. Старшим офицером батареи был Сергей Дубасов, тоже из Твери, кадровый артиллерист. Командиром взвода управления был Сергей Шашков. Он умер после войны. Замполит батареи тоже был кадровый, присланный из Владимира.

У меня в батарее было четырнадцать грузовых машин, десять из них сняли с консервации. Минометы, девять, все новые. Боекомплект везли с собой, да и там получали. А когда в горы пошли, взяли два БК (боекомплект – авт.), и чтобы освободить под него место в машинах, пришлось выкидывать валенки, печки. Всегда старались брать больше боеприпасов, воды и пожрать.

«Просто уходили, и всё…»

Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:

– Командиров взводов в батальон привозили со всего округа. Мы привели лейтенантов в казарму, часов в шестнадцать, разместили, представили личному составу, – «Готовьтесь к занятиям» – стрельба или вождение, метание гранаты, а к 22-м часам уже нет никого. Просто уходили, и всё. Даже не отпрашивались. Потом еще привозили лейтенантов, и точно также уходили. Из каждой партии присылаемых в батальон командиров взводов оставались один-два.

Уже поехали, остановка, светофор, ждем, подъезжает машина, из нее выходят три-четыре полковника. Один из них представляется: «Мы из Генштаба. Лейтенанта Петечкина – ко мне… Он с вами не едет». Так и увезли.

В Чечне из батальона у меня уехал только один офицер, командир четвертой роты, ныне покойный. Служил с нами в Германии, в технике хорошо соображал. Его ребенку было полгода, заболел, очень просил дать отпуск, я знал, что мы постоим дней десять, и разрешил, он уехал и просто не вернулся. Родители его подключились, а когда мы вернулись из Чечни, он уже в военкомате работал. Остальные офицеры – это лучшие люди армии, без всякого преувеличения. Командир шестой роты Шашкин Петя такой был ответственный, что боялся уснуть, чуть с ума не сошел, приходилось его к кровати привязывать, чтобы поспал.

Николай Звягин, сначала ротным был, потом моим замом. Командиром гранатометного взвода был Сергей Хохлов, там же был сержант Земляк, дальневосточник, очень самостоятельный. Я его поставил на взвод. А Сергея – на роту. Саша Синякович, хороший был начальник штаба, воспитатель у меня был неплохой, из другого полка. Отличный был зам по тылу, из Подмосковья. Так как мы питались – никто в полку не питался. У меня зам по тылу был отличный, сам проявлял инициативу, ответственный, ему нравился наш коллектив, и он у нас прижился. А потом ему на замену пришел такой, что мог получить машину продуктов, и телевизор в деревне купить за продукты. А замполита в шестую роту, капитана, прислали под Старыми Атагами, так тот вообще со стакана не слазил. Однажды сел за руль пьяный и машину с боеприпасами перевернул. Он был репрессированный, его в наказание к нам в полк отправили. Потом его от нас убрали.