Воительница Ольга. Книга первая
Валерий Лобков
Время – четвертый век от Р. Х. Место – где-то на территории современной России. Дозорный отряд случайно находит на лугу маленькую нагую девочку. Сам факт её появления – тайна за семью печатями. Необыкновенные способности превращают её в Великую Воительницу. Верность к приютившему её отечеству, битвы, нерушимая воинская дружба, любовь, предательство и многое другое – в этой книге.
Воительница Ольга
Книга первая
Валерий Лобков
© Валерий Лобков, 2017
ISBN 978-5-4490-0981-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Она очнулась от влажного холода. Веки были тяжелыми-тяжелыми, будто шляпки маслят набухшие после осеннего дождя. С трудом приоткрыв один глаз, она ничего, кроме зелёных полос не увидела. Не сумев пробиться через помеху, он снова закрылся.
Медленно, словно после долгого сна, в голове родилась короткая мысль, требующая подробного ответа. Где я? Что со мной? Но, не успев закрепиться в сознании, она куда-то улетучилась. Её место заняла тупая, тяжелая, боль в затылке. Откуда она взялась и какова её природа, знать хотелось не меньше.
Веки, живущие как бы самостоятельно, предприняли новую попытку взглянуть на белый свет, но опять безуспешно. Что – то им мешало и вместо привычной картины мира, предъявляла непонятную, ту же самую зелень для зрительного восприятия. Она сделала попытку повернуть голову в другую сторону, но боль оказалась проворнее. Ударила в затылок с такой силой, что сознание вновь стыдливо спряталось за пелену мрака.
Сколько прошло времени, когда она снова приподняла шляпки маслят, разум не определил. Но, на всякий случай, тут же напомнил вопрос, оставшийся без ответа в предыдущей попытке осознания мира. Где я? Что со мной? Ответа не находилось. Оказавшись без контроля со стороны сознания, память, в момент обленившись, отказывалась работать.
Зато тело заголосило в полный голос, не согласное с нестерпимым, пронизывающим до самых костей холодом. Зрение не возвращалось, хотя, кроме зеленых полос, перед очами появились какие-то желто-розовые тени. Они, то наплывали на зелень, то убегали в сторону. Как будто кто-то посторонний размахивал перед лицом куском цветной материи. Во рту явственно чувствовался вкус мокрой земли или, что вероятнее, ила. С опозданием, наконец, пробудился слух и сразу послышался плеск воды, шелест камыша, птичий щебет и монотонный комариный зуд.
Медленно, с огромным трудом, подвигала сначала руками, потом ногами. Радостно отметила, что конечности, хоть и с задержкой, но команды выполняют. И тут же, как молнией пронзило: я ведь по грудь лежу в воде! Десницей (десница – правая рука) провела по лицу и стащила с него приличный пук водорослей. И сразу узрела голубое, безоблачное, толи утреннее, толи закатное небо. Осмотрелась: вокруг высокий, жирно-зеленый камыш. Она, почти по шею, лежит в прозрачной, прохладной воде. Голова покоилась на мшистой кочке-отмели. До песчаного, поросшего невысокой ракитой берега, локтей (локоть – 35,6см) пятнадцать-двадцать.
Неспешно, чтобы не колыхнуть таившуюся в затылке боль, встала на ноги и побрела к берегу. Благо воды – чуть выше колена. До овальной, песчаной проплешины – почти рядом, всего несколько шагов. Холодный, береговой песок принял мало послушное, окоченевшее тело.
Солнце стояло низкое и через ракитник на песок не пробивалось. Значит ещё утро, решила она. Будь это вечер, песок бы за день прогрелся, и остыть не успел. Ум, без всякой команды, привычно сориентировался по сторонам света. На душе потеплело. Первый шаг сделан. Мозг проснулся!
Голова кружилась, волнами накатывалась тошнота. Попытка сесть, вызвала мощный приступ рвоты. Вернее не самой рвоты, а её позывов. Желудок был пуст, и изо рта текла горькая, жиденькая слюна. Когда спазмы улеглись, вымыла лицо и сделала несколько глотков стоялой воды. Стало немного легче. Тело трясло мелкой дрожью и просило живительного, солнечного тепла. Сидя, с трудом сохраняя равновесие, стащила с себя всю мокрую одежду. Не обращая внимания на полную наготу и мгновенно облепивших голое тело комаров, поползла к маленькому пяточку песка, куда через прореху в кустах, заглядывало солнце. Взгляд упал на шуйцу (шуйца – левая рука). На безымянном персте (перст – палец) одет массивный серебряный перстень с тремя черными, сверкающими камнями. В голове что – то щелкнуло, и память выбросила из своих закромов сотни имен, тысячи событий и огромную кучу крупных и мелких подробностей. Сознание помутилось от такого обилия узнаваний прошлой жизни. Застучало в висках и потемнело в очах.
Но это уже было не очень важно. Организм запел песнь жизни: – Я ЖИВА! Я ЖИВУ!
Часть 1
1
Вставать не хотелось. Под легкой холщевой накидкой было уютно. Лежанка находилась под открытым навесом, но комариные стаи не беспокоили:
– Если есть важные известия, то Симак, обязательно доложит: – Сквозь легкую полудрему подумал старшина.
Вот уже всю весну и начало лета ходил Симак во главе дозорного отряда правой руки. Его задача сменить караулы вдоль берега реки – кормилицы Ратыни, вверх по течению. На два поприща (поприще – 21,2км) от городища, где обитал народ племени Береговых Ласточек.
В каждом секрете – двое дозорных. Секретов на всем пути – полтора десятка. Ставили их, на две версты (верста – 1,06км) друг от друга и оставляли для наблюдения на одну седмицу (неделю). Дружинников в дозор назначали не самых быстрых и обученных, а верных слову, терпимых и семейных. Такие гридни (гридни – воины княжеской дружины) острее чувствовали ответственность за охрану рубежей. И не расслаблялись без надзора десятников.
Через седмицу – замена. На крайнем секрете от городища, встречались под вечер с дозором породненного народа Бобровников из племени Речных Бобров. Они, двигаясь навстречу, меняли свои посты. Гриден из княжеской дружины в их землях не было. Воинскую службу в караулах, у них несли подготовленные вои. Так назывались ополченцы из рода.
Свидание, всегда проходило одинаково. Слали скатерти, выставляли заранее привезенную с собой снедь. Пили хмельной мед, ячменное пиво и до полуночи делились новинами. По – утру прощались и разъезжались. Бобры – вверх по течению, в своё поселение под названием Бурта. Ласточки назад, в родную Игрицу. Через седмицу все повторялось снова.
Одновременно с Симаком, вниз по течению, под рукой сотника Вяхиря, отправлялся дозорный отряд левой руки. Для смены того же числа секретов и встречи с другим породнённым народом – Армяками. У них службу тоже несли вои – ополченцы из их рода. Возвращались в Игрецу оба отряда в одно время, с разницей в половину ночи.
Сегодня, дозорщики Вяхиря расседлали коней ещё перед закатом. Поделились новинами, раздали гостинцы от Армяков и разошлись на отдых. Кто к семьям, кто в пристройку, на полати.
Сотник Вяхирь, на отчете перед старшиной Михеем, поведал о тревоге Армяков. Тревоги необычной, а поэтому серьезной. Все, как один секреты по их берегу глаголют, что в прошлую седмицу, в третий день, перед рассветом, при ясном небе им явился Перун (Перун – бог громовержец). Громом без туч и ветра. Раскаты шли вроде со стороны земель Ласточек, а может и дальше, от Бобровников. И без молний и всполохов. Гром был какой-то странный, не такой как всегда. Как не Перунов. Но земля стонала. Это отмечали все вои.
– А что вещают наши гриди? – Михею стало интересно. Вяхирь наклонил голову:
– Ничего не слышали, не видели. Говорят, тем утром, не уютно, на душе у всех было. Земля вроде бы стонала в голос. Брови Михея поползли на лоб:
– Как так возможно? У них дюжина секретов слышала! А наши что, спали все? Или мякиной уши затыкали? – Вяхирь тяжело задышал:
– Не возможно! Никогда такого не было! Я своим всем верю. Тем более, что был час волка, а в это время глядят в три глаза! Понимают, что не только себя хранят. Берегут стариков, жен, детей малых. Не возможно! – Пальцы нервно вцепились в кожу боевого пояса.
– Всю обратную дорогу думал, но дума пустая. Надо ждать Симака с караулом. Что они поведают. В чудо, я давно не верю.
Вяхирю зимой пришел тридцать третий год, жизнь выдалась у него, не легкая. Не один раз был в сечи, шрамов на теле – больше чем родинок. В двадцать три, попал в полон к секуртам (секурты – степной кочевой народ). Через год бежал. Полгода добирался до родных становий, а дома его никто не признал. Лишь родная мать, по родимому пятну под коленом, смогла убедить соплеменников, что старик, напоминающий мертвеца – это её сын.
Всю осень и половину весны лекарили* его мудрые старухи. Отпаивали настоями и взварами, да и ел он сам в большую охотку. И встал, и окреп, и оттаял Вяхирь к лету. Вернулся в дружину, в воинском искусстве никому не уступая.
Михей очень любил и уважал, ныне статного, чернобородого, отчаянно смелого, мужа и отца троих отроков, – сотенного. Тем более, что женат Вяхирь был на его дочери, Агате. Но это не мешало старшему дружиннику спрашивать с родственника подчас строже, чем с других гридей:
– Добро, подождем Симака, авось, не долго, скучать. Но загадку ты мне принес диковинную. Почему, Перун Армякам явился, а от нас утаился? Что наше правое крыло и секреты Бобровников видали, слыхали? И у нас в Игрице, почему никто про грозу не сказывал? – Вяхирь в ответ только пожал в ответ плечами.
– Иди, отдыхай. Поклон матери, Агате и отрокам передай! Скажи, что на седмице, на вечеру загляну.
2
Михей отбросил покрывало, сел, нашаривая возле лежанки сапоги. Кто-то шумно пил из ковша воду в деревянной загородке.
– Не иначе Симак. Кроме него, некому меня будить. Значить ему есть, что сказать, на ночь глядя, прикинул он. И точно: под навес протиснулся второй сотник. Симак принес с собой запах лошадиного пота, пыли и свежих огурцов. Видать перекусил на скорую.
– Здрав будь, старшина!
– И тебе не хворать! Как дозор, как дружинники?
– Спокойно все в секретах. На реке тихо, чужой берег безлюдный, чистый. Гриди и лошади здравы. И у Бобровников спокойно. На Купалу к нам будут. Тебе и посаднику поклон передавали за приглашение. – Симак, как всегда, начал доклад не важных новин:
Три дня назад старая Нилина представилась, ведунья бобровнинская. До девяноста мало не добрав! У сотника Смира внучка родилась, Липой нарекли. Пожар был в Бурте: три семьи в погорельцах, всем миром будут заново отстраиваться. Вот и все от них новины!
Лица Симака под навесом видно не было, хотя ночь была лунная. А вот глаза, иногда посверкивали:
– Значит добро на рубежье. И это любо! Жаль Нилину, её сын, Симага, меня три года уму-разуму наставлял, когда я в дружину князя пришел. – Кряхтя, Михей надевал второй сапог.
– Ты вот, что мне растолкуй! Весточку мне Вяхирь привез необъяснимую. Армяки гром Перунов на третий день седмицы слышали перед утром, да какой-то не правильный, без огня и облаков. А наши, вяхиревские секреты – ни сном ни духом! Может твои дозорные, или Бобровницкие, с тобой какими видениями поделились? Вижу, что искришь очами, знать есть, что еще поведать?
Молодой еще Симак, двадцать пять только исполнилось. Кровь так и кипит, играет. Хочется ему уважаемого старшину Михея удивить. Не сразу все новины выкладывает. Но слишком опытный, да мудрый его наставник. Даже во тьме разглядел озорные глаза и догадался, что не все доложил ему сотник. – Прав ты как всегда старшина: если бы не эта новость, не стал будить тебя ночью.