Охота на охотников

Был вторник – тот день, когда в Москву шло больше всего фур.

Каукалов, щеголеватый, суровый, небрежно крутил руль одной рукой, а другой все время старался ухватить себя за пояс, где в новенькой, остро пахнущей кожей кобуре лежало «табельное оружие» – пистолет Макарова.

Ему нравилась роль, которую он играл. Илья сидел рядом – тоже важный, тоже суровый, тоже при пистолете, тяжело оттягивающем ремень, с автоматом, лежащим на коленях.

Ольга Николаевна хотела еще надеть на Илюшку бронежилет, чтобы все соответствовало экипировке современного милиционера, несущего дежурство, но Аронов засопротивлялся, – он и без того чувствовал себя не в своей тарелке, не привык еще, а в бронежилете ему будет совсем худо. Ольга Николаевна, подумав немного, согласилась. Но отсрочку дала лишь на один день.

– Завтра пусть наденет бронежилет, – сказала она Каукалову, не глядя на Аронова, – как весь рядовой и сержантский состав Московской областной милиции.

Машины шли кучно, караванами по три-четыре фуры, держались друг друга, словно бы что-то чувствовали. Каукалов выматерился, Илюшка успокоил его:

– Погоди, это долго не продлится. Будет в небесах дырка и нашу пользу, обязательно будет…

Езда на гаишной «канарейке» сильно отличается от езды на обычной машине. Обычно ни за что не дождешься, чтобы тебе уступили дорогу, а здесь – всегда пожалуйста. Как завидит водитель в зеркальце заднего вида желто-голубую легковушку, так сам с угодливой готовностью тут же перепархивает с одной полосы на другую, освобождая ряд.

Они провели на трассе весь день, до самой темноты. В вечерних сумерках пошел угрюмый, почти черный дождь, и сразу сделалось темно, будто ночью. Машины сбавили ход, сбились в одну общую колонну, растянувшуюся на несколько десятков километров – через всю Московскую область, и Каукалов, матерясь, вынужден был занять место в этой колонне, занимающей половину встречной полосы.

– Вот когда бы не помешала мигалочка! – воскликнул Аронов. – Ольга Николаевна не обещала нам мигалку на крышу?

– Да мигалки эти сейчас в каждом магазине продаются, – стараясь не выходить из себя, пробормотал Каукалов, – купим и без Ольги Николаевны.

Дождь сделался сильнее, он лупил по крыше с такой силой, что заглушал даже их голоса. Гигантский поток машин пошел еще медленнее. Каукалов передвинулся в крайний левый ряд, занял встречную полосу, обогнал несколько машин, в том числе одинокую заморскую фуру с надписью «TIR» на бортах и двумя знаками ограничения скорости: «70 километров» и «80 километров». Фура была то ли югославская, то ли итальянская – не разобрать. Иностранная, в общем. И одинокая. Но попробуй ее сейчас взять, эту одинокую фуру – все зубы повышибают.

– Первый раз вижу такие странные знаки, – сказал Аронов, – ограничение по двум скоростям. Обычно бывает что-нибудь одно: либо семьдесят километров в час, либо восемьдесят.

– Европа! Что хотят, то и делают, – процедил Каукалов сквозь зубы. Злость накапливалась в нем понемногу, по чуть-чуть, но ее уже было более чем достаточно, она обязательно должна была прорваться. Вот только на кого? То ли на напарника, то ли на Новеллу Петровну. Каукалов был недоволен прошедшим днем, неверным занятием этим – вольной охотой, пустыми поисками, дождем, огромной колонной ревущих, издающих своими колесами сырые чавкающие звуки машин, закупоривших длинное Минское шоссе, вообще недоволен тем, что живет в России, а не в Соединенных Штатах Америки или, скажем, во Франции.

– Жека, хочешь анекдот расскажу, – предложил Аронов, – малость развеселю… А?

– Не надо, – раздражаясь еще больше, буркнул Каукалов.

Аронов кивнул и прижал к губам пальцы: не буду, мол…

Наконец они приехали в Москву, загнали машину в гараж, оружие сложили в сейф, переоделись, к старику Арнаутову даже подниматься не стали, – у Каукалова были теперь свои ключи от гаража – и на метро уехали домой.

– Попадемся мы когда-нибудь в этом спичечном коробке, – Каукалов на прощание ткнул ногой в гофрированный бок гаража, со злорадным удовольствием отметил, что дюраль от удара примялся.

Аронов промолчал, уже знал, что во время таких выступлений напарника лучше не возникать и вообще держаться подальше от него. Слишком изменился характер у Каукалова в армии: из открытого, добродушного, веселого парня превратился в злобного, налитого темной угрюмой силой мужика. Метаморфоза, которую невозможно понять.

Из телефона-автомата, расположенного в подземном переходе около станции метро, Каукалов позвонил старику Арнаутову.

– День выдался сегодня неудачный, пришелся по нулям… Транспорт на месте.

– То, что транспорт на месте, – я уже понял, – сказал Арнаутов, – заходил в гараж. – Голос его был едва слышен, он пропадал, его забивали странные взвизгивания, хохот, треск, чье-то громкое бормотанье – телефонный эфир был полон странных, очень неожиданных звуков. – Где вы находитесь?

– Около метро.

– Чего ко мне не зашли?

– Было бы с чем заходить – зашли б, а так чего впустую глаза мозолить?

– Как «чего»? Чайку попили бы, о положении негров в Африке погутарили б… – странно старик говорил, никогда раньше не предлагал чаю. – Так ты это… В будущем, парень, не обходи меня. Ладно?

– Ладно, – пообещал Каукалов, угрюмо усмехнувшись, и повесил трубку.

– Чего это он? – спросил Аронов, засунув руки в карманы едва ли не по самые локти.

– Забеспокоился что-то хрыч. Раньше никогда не беспокоился, а сейчас забеспокоился…

– Может, ему перца кто-то под хвост сыпанул?

– Может.

Они были недалеки от истины. Через полтора часа к старику Арнаутову приехала Ольга Николаевна, появилась в его тесной, хотя и богато обставленной прихожей, будто царица, стянула с руки лайковую перчатку. Спросила коротко и презрительно:

– Ну?

– Мимо, Олечка Николаевна. Впустую ребята проездили.

– Впустую? – Ольга Николаевна стянула перчатку со второй руки, пошевелила пальцами. Лицо у нее было озабоченным. – Сегодня засыпалась группа на Новорижском шоссе. Взяли бойцов чистенькими, не придерешься. Едва они отжали фуру, как налетели собровцы…

– И-и-и, – выдавилось из старика Арнаутова испуганное. – И что, всех под корешок?

– Сидят в Тушино, в одном из отделений, в подвале. Если расколются и начнут сыпать – знаешь, какая лавина покатится?

Старик Арнаутов забегал, засуетился вокруг Ольги Николаевны, замахал руками. Ольга Николаевна холодно и брезгливо следила за ним.

– Но нас-то они не выдадут! – наконец вскричал старик Арнаутов.

– Выдадут, – хмуро пообещала Ольга Николаевна, – еще как выдадут! Только почувствуем, что кольцо сужается, устроим на отделение налет, чтобы этих… – она выразительным движением перечеркнула воздух. – Понятно?

– Так точно, Олечка Николаевна, – пробормотал Арнаутов, продолжая суетиться. – Если что, такой налет организуем – чертям станет тошно.

– Если же их решат перевезти на новое место до того, как они расколются – уберем во время перевозки.

– И это будет сделано в чистом виде, – пообещал Арнаутов.

– Займись этим сегодня же, старик! – Она натянула на одну руку перчатку. – А эти, что… впустую, значит, съездили?

– Пока впустую, Олечка Николаевна. Да и погода, сами видите, какая…

– Самый раз. Нам чем погода хуже – тем лучше.

– Совершенно верно, Олечка Николаевна, – подобострастно пробормотал Арнаутов. – А насчет тех, что прокололись, не беспокойтесь, Олечка Николаевна, уберем так, что даже картофельных очисток не останется. Наводочка только нужна. Адресочек, где сидят, будут ли перевозить на новое место. Если не будут – подготовим налет, а коли будут – нам большое облегчение… Надо знать только, когда…

– Это я сообщу, – Ольга Николаевна нервно щелкнула зажигалкой, закурила. – Впустую, значит, съездили, – вновь задумчиво произнесла она.

– Завтра снова отправляются на охоту, Олечка Николаевна, – старик Арнаутов, будто опытный лакей, отвесил поклон своей строгой гостье, – вы уж извиняйте за то, что они пролетели впустую… Ребята-то молодые.