Ольга Николаевна с маху упала на тахту, роскошный розовый халат расползся в стороны. Каукалов, глядя на обнажившееся тело, сглотнул слюну и медленно, будто во сне, прямо в форме повалился рядом…
А потом Ольга Николаевна давала наставления: в форме дома не появляться; исходной базой на первых порах считать гараж старика Арнаутова. А потом… потом надо будет подобрать специальное помещение – скорее всего квартиру, в которой Каукалову с напарником надлежит обосноваться, там они уже могут ходить в форме, поскольку для всех, кто будет их встречать, для соседей, знакомых из ближайших «точек». Словом «точки» Ольга Николаевна определила магазины, ларьки, скамейки, на которых бессменно дежурят бабульки с кульками семечек, – они будут сотрудниками милиции. Точнее, какого-нибудь ее подразделения: отряда быстрого реагирования, отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, такие тоже созданы в милиции, либо, что самое лучшее, – дорожно-патрульной службы ГАИ.
– Теперь вот что, – Ольга Николаевна нервным движением выдернула из кожаной сигаретницы длинную темную сигарету с золотым ободком. Каукалов отметил, что этой сигаретницы у нее в прошлый раз не было, – резко щелкнув зажигалкой, прикурила, – надо экспроприировать «шестерку». «Семерку» вам придется оставить.
– Нет проблем, – сказал Каукалов, – хоть «мерседес» шестисотой модели. Нам, татарам, все равно…
– Дурак, – выругалась Ольга Николаевна, добавив несколько матерных слов. Каукалов вновь подумал о том, что мат ей здорово идет. – С «мерсом» тебя загребут в десять минут. Если не наши, то чужие, из какой-нибудь солнцевской или коптевской группировки. Все шестисотые «мерседесы» расписаны по Москве – либо за президентской структурой числятся, либо за группировками.
– А банки? – спросил Каукалов и в тот же миг – жаль, что запоздало, – понял: он задал нелепый вопрос. – У банков же полно шестисотых «мерседесов».
– Банки и группировки – это одно и то же. Банки под группировками ходят. Думаешь, что экспроприировал «мерседес» у банка, а на деле оказывается – у воровского авторитета Петьки Золотые Зубы либо у Редьки, Фофана или Капитана…
А машина, повторяю, должна быть обычная «шестерка». – Голос у Ольги Николаевны сделался незнакомым, каким-то сдавленным. Поманила к себе Женьку. Она действительно была неутомимой женщиной. – Мы ее перекрасим в «канарейку».
Каукалов понял, что все люди, на чьи шеи он накинул и еще накинет удавку, навсегда останутся у него в памяти, никогда не исчезнут, не сотрутся, они наверняка будут приходить к нему по ночам и спрашивать, за что же он их убил… Ведь если бы он просто потребовал у них машины – они бы отдали их без всякого сопротивления. Жизнь, какой бы ни была худой и нищей, все равно дороже машины, но Каукалов убивал их…
Так получилось и с владельцем «шестерки», которую Ольга Николаевна собиралась перекрасить под «канарейку». Каукалов долго выбирал машину: стоял на Тверской улице с поднятой рукой, голосовал, останавливал машины, окидывал их взглядом и отправлял дальше – то машина оказывалась старой, то двигатель стоял не тот, то еще что-нибудь было…
Наконец рядом тормознула зеленая, сочного чайного цвета «шестерка» с угрюмым плечистым парнем за рулем. Машина была та, что требовалось, – с третьим двигателем, хотя определить, какой движок стоит в машине, всегда бывает мудрено, но эта точно имела третий двигатель: сзади к крышке багажника была приклеена табличка с цифрой «1500». Каукалов разглядел ее, потому что «шестерка» проскочила чуть вперед.
Вид угрюмого здоровяка был внушительным, и Каукалов заколебался: а вдруг не справится с ним, вдруг это какой-нибудь каратист из рабочего района, мастер башкой ломать кирпичи, а зубами перегрызать стальные тросы?
Он, наверное, еще колебался бы некоторое время, пребывая в нерешительности, если бы не Аронов. Илья, не раздумывая ни секунды, спокойно открыл дверь «жигулей», сел рядом с водителем. Каукалову ничего не оставалось, как сесть сзади.
– Куда? – хрипло прорычал водитель, глядя в зеркальце заднего вида на Каукалова.
Каукалов раздраженно дернул одним плечом: и чего это все они наблюдают за ним? Ну будто сговорились! Всегда так: только он усядется сзади, так тут же натыкается на взгляд водителя.
– В Марьину Рощу, – поспешно отозвался Аронов, – в Седьмой проезд Марьиной Рощи, дом номер шесть.
Мрачный здоровяк, кивнув, глыбой навис над рулем и с места взял хорошую скорость. Машина оказалась резвой, мигом обогнала два «мерседеса» и непонятную модель с красным дипломатическим номером, прикрученным к бамперу.
– Платить чем будете, коллеги? – хрипло поинтересовался здоровяк, вновь цепко и колко глянул в зеркальце на Каукалова. Он был опытным водителем, этот массивный дядя, знал, кому из пассажиров задавать вопросы насчет денег, наверняка чувствовал, от кого может исходить опасность. – «Деревянными» или «зелеными»?
– Какими хочешь, теми и заплатим, – стараясь выглядеть ленивым, медлительным, этаким добродушным увальнем, дружелюбно ответил Каукалов. – Хочешь – «деревянными», хочешь – «железными».
– Двадцать пять долларов.
– Двадцать пять – так двадцать пять, – согласно проговорил Каукалов, пытаясь, в свою очередь, разглядеть водителя в подвесном зеркальце, понять, что за человек.
Водитель был похож на бывшего спортсмена, не то борца, не то каратиста – никакое другое сравнение в голову Каукалову не пришло.
А тот все поглядывал в зеркальце заднего вида и небрежно крутил баранку одной рукой – вторую держал на рычаге скорости, а рядом с рычагом тяжелым стальным черенком вверх лежал увесистый заморский замок «солекс», которым замыкают педали, – и думал о том, что неплохо бы тряхнуть пассажиров. Если они так легко выбрасывают двадцать пять долларов, то явно «зеленые» у них есть. Отобрать деньги у этих лохов ничего не стоит, в крайнем случае мазнуть «солексом» по морде того, сзади, и все будет в порядке.
Водитель действительно был когда-то спортсменом – только не борцом и не каратистом, как предполагал Каукалов, а неуклюжим тяжеловесом, толкал штангу и ломал прочными ногами деревянные помосты во Дворце культуры автозавода имени Лихачева. Часто выезжал на соревнования, легко выполнил норму мастера спорта, правда, выдающихся результатов не показывал, но команду никогда не подводил, за что и был премирован автомобилем, за рулем которого сейчас сидел.
Закончив со спортом, тяжелоатлет примкнул к банде «быков», трясущих рынок в Замоскворечье, другие примкнули к соседним группировкам, а оставшиеся вели себя тихо, не светились, поэтому милиция их не тронула. В числе последних оказался и спортсмен.
Так он стал «быком»-одиночкой. Подрабатывал извозом, но не гнушался и иных способов добывать деньги.
Машина миновала затемненную площадь около громоздкого, похожего на пантеон, где хоронят героев, Театра Российской армии, взяла чуть левее трассы, потом ушла еще левее и покатила по узкой гулкой улице, тесно заставленной старыми кирпичными домами с узкими окнами.
Водитель переместил руку с рычага скорости на тяжелую рубчатую рукоятку «солекса», словно бы проверяя, здесь ли «инструмент», затем снова ухватился за украшенный нарядной головкой рычажок скорости.
– А чего не прямо поехали? – спросил Каукалов.
Что-что, а этот маршрут был и ему и Илюшке известен хорошо – уже проезжали по нему.
– Там дорога сегодня разрыта, – с трудом разжав крепкий рот, пояснил водитель, – канализацию прорвало.
Он врал, этот крепкоплечий битюг-водитель. Каукалов почувствовал, как по спине пополз холодок, поежился.
– Знака вроде бы никакого не было, – сказал он, – объезд не обозначен.
– Не обозначен, – согласился водитель и переместил свои железные пальцы на рукоять «солекса», – не успели еще.
«Как бы дело не обернулось не в нашу пользу… Двадцати пяти долларов, судя по аппетитам этого бульдозера, может не хватить, – с тревогой подумал Каукалов, – по-моему, он решил распотрошить нас на большее». Ему сделалось не по себе, в голове тревожно зазвенело, и неожиданно заныли зубы. Каукалов поморщился, с шипением втянул в себя воздух.
Сейчас выиграет тот, кто выступит первым. Главное, чтобы Илюшка не отстал, сообразил и вовремя выдернул из кармана кастет. Каукалов нащупал в кармане стальку.
Водитель сжал рукоять «солекса».
В это время под колеса машины попал камень, «жигуленок» вильнул в сторону, и спортсмен, чертыхнувшись, схватился обеими руками за руль. Выровнял машину. Эти несколько секунд и сработали против него, он потерял Каукалова из вида, сосредоточившись на дороге. Он не заметил, как Каукалов выдернул из кармана стальку, ловким, почти неуловимым движением закинул ее спортсмену за голову.
Водитель засек только скользящее щекотное движение некой серебристой паутины, отшатнулся от нее, уходя назад, и схватился рукой за «солекс». Каукалов рванул стальку на себя, почувствовал, как острая тонкая струна врезалась тяжеловесу в горло, тот, захрипев, вскинулся на сиденье и со всего маху ударил «солексом» по Каукалову.
Если бы он угодил этой массивной штуковиной в голову – точно снес бы половину черепа, но Каукалов, словно бы предугадав, резко нырнул в сторону, уходя за левое плечо тяжеловеса, а тот бил правой рукой через правое плечо, и это спасло Каукалова. «Солекс», тяжело просвистев в воздухе, врезался торцом в заднее стекло машины, превратив его в брызги.
– Илюшка! – отчаянно выкрикнул Каукалов.
Аронов резко дернул вверх рукоять ручного тормоза, машину повело в сторону, будто она катилась по льду. Каукалов чуть отпустил тяжелоатлета, тот всей тушей устремился вперед. Каукалов добавил ему кулаком по массивному плотному затылку – бил что было силы, – и спортсмен, задавленно всхрипнув, всадился головой в переднее стекло машины.
Стекло лопнуло с пистолетным звуком, словно в него выстрелили.
– Тьфу! – Каукалов выругался, добавил к ругани что-то бессвязное, лишенное смысла и заорал что было силы: – Илья!
Аронов выдернул из кармана нож, – не кастет, как ожидал, Каукалов, а нож, – и, зажмурившись, отчаянно побелев лицом, – так, что оно засветилось в темноте, ударил водителя в бок.
Тяжелоатлет лежал на руле и хрипел. Чтобы его убить, требовалось много сил, – все-таки не рассчитал Каукалов, когда сел в эту «шестерку», – да и машина с выбитыми стеклами уже ни на что не годилась.
– Уходим! – скомандовал он Илье.
Тот дико глянул на Каукалова вытаращенными черными глазами, заморгал непонимающе и скорчился в судорожном конвульсивном движении. Сквозь пальцы, прижатые к губам, полезла пузырчатая розовая масса.
– Уходим! – повторил Каукалов, с силой надавил на дверцу «жигуленка» и вывалился наружу.
В глубине улицы показались тусклые, залепленные грязью фары, – к ним шла машина.