След на мокром асфальте

– Билеты сохранились?

– Разумеется, нет.

– С кем вы были?

А вот и нужный результат, наконец. Она вспыхнула:

– Я была одна.

– Куда вы потом отправились, после кино?

– Я поехала к подруге.

– Вы же сказали, что у вас нет подруг в Москве.

– Я преувеличила.

– Когда домой вернулись?

– Я провела у нее ночь.

– Не беспокоясь о том, что подумает муж?

– Он ее терпеть не может, я не хотела его расстраивать.

– Удивительно, – чистосердечно признался Сорокин. – Ну а фамилию, имя, адрес назвать можете?

Мурочка взорвалась грязевой бомбой:

– Что за вопросы? У нас что, полиция нравов? Мой супруг не задает мне подобные вопросы, а тут вы! Евгений Петрович, в конце концов, почему ты молчишь?

Тихонов так и не сказал ни слова. Сорокин же, отведя взгляд, протянул полковнику лист бумаги, придвинул чернильницу, прибор.

– Прошу вас, товарищ потерпевший, в подробностях описать день, когда был угнан ваш автомобиль. Уделите, пожалуйста, особое внимание приметам, по которым его можно опознать, – укажите все, которые помните. Укажите причины, по которым вы сразу не обратились с заявлением о пропаже.

Тихонов замялся:

– Простите. А это вот, последнее, обязательно указывать?

– К сожалению, да, – с пониманием и сочувствием, но твердо заверил Сорокин, – теперь вы, гражданка Тихонова.

– Я не стану ничего писать!

С ней Сорокин церемониться не собирался.

– В этом случае напоминаю вам вполне официально о том, что вы являетесь по делу свидетелем и давать показания обязаны. В противном случае объясняться с вами буду уже не я и уже не в таком дружелюбном тоне.

Тихонов наконец включился в разговор:

– Мурочка, надо просто написать все, что известно о случившемся. В этом ничего сложного…

Выдержав драматическую паузу, она оскорбленно сказала: «Хорошо», подсела к столу и принялась за чистописание с таким видом, как будто добровольно соглашалась на изощренные пытки.

…После того как эта странная чета, наконец, покинула отделение милиции, Сорокин некоторое время стоял, изучая с кровью вырванную бумагу: «Автомобиль марки “Победа”, государственный номер ЭЗ 35–87, год выпуска 1947, серая… Да. Сколько раз приходилось попотеть, чтобы убедить дать чистосердечное признание, но чтобы заявление от потерпевших надо было клещами тянуть… Да, все когда-то случается впервые».

Разумеется, он позвонил в отдел регистрации заявлений и без удивления узнал, что это единственное заявление о пропаже машины, и никаких иных заявлений от Е. П. Тихонова ни по этому, ни по иному поводу не поступало.

Глава 4

Дома у Пожарских, как завелось по пятницам, царила суматоха: на выходные едет папа. И, как давно уж получалось, Оля Гладкова принимала в суете самое активное участие. Однако обычно ее помощь сводилась к тому, что она путалась под ногами у Антонины Михайловны, но теперь ее помощь и присутствие были кстати.

Наташка, Колькина сестрица, где-то варежкой расторговалась и в итоге умудрилась застудить зуб. Или до времени коренной полез, а молочный стоял насмерть. В общем, и зуб, и девчонка ноют ужасно, а из-за чего – неясно. Пришлось маме в спешном порядке собираться и мчаться с ней к зубному врачу, а это не ближний свет, шесть остановок на электричке.

Так что, когда Оля заявилась и задала стандартный вопрос, не помочь ли чем, Антонина Михайловна с чистой совестью поручила ей накрыть на стол.

Оля было запаниковала, но ее успокоили – ничего, справишься. Никакой изысканной сервировки тут не было и быть не могло, не «Метрополь», и не Олег Емельянович командует, но все, что нужно, имеется. Картошка, капуста, огурцы, студень, добытого цыпленка отправили в духовку. Гладкова, раздувшись от важности полученного задания, суетилась так, точно ей поручили накрыть стол на прием ударников производства. То металась на кухню и обратно, то поправляла скатерть, то принималась переставлять тарелки-вилки-ножи. Гоняла Кольку:

– Ты хлеб нарезал?

– Нет еще.

Ольга тотчас переполошилась:

– Почему?!

Колька авторитетно заявил, жуя варварски оторванную горбушку:

– Рано, засохнет.

– Много ты понимаешь! Скоро папа придет, вот и будешь бегать туда-сюда!

– Не-а, не буду. У тебя все хорошо получается.

Смотреть на нее – одно удовольствие. Разгоряченная, в косынке, в переднике, расхозяйничалась, точно всю жизнь тут ошивается. Колька, отловив ее, принялся целовать, приговаривая:

– Да не суетись так-то.

– Отстань, пластырь! – отбивалась она без особого рвения. – Человек приедет с семьей повидаться – а тут ничегошеньки не готово!

– Семья в наличии – это главное.

– Ничего, ничего не готово, буханка подсохла, мама с Наташкой наверняка опоздают!

И, вырвавшись на этот раз, усвистала на кухню. Это, надо думать, у девчат так принято: просто позарез им нужно бегать, косички в стороны, глаза навыкате, суетиться, нос во все углы совать – лишь тогда они будут в полном душевном здравии и уверенности в том, что все у них идет так, как надо.

Колька глянул на стол – полный порядок, аж слюнки текут. Оторвал еще корочку, стащил со стола огурец. Посмотрел на часы: с минуту на минуту прибудет электричка из центра.

Так, а что там на улице? Фью, а там нехорошо. Потемнело-то как, и ветер усиливается. Весь ясный день шевелил листочки да травку-муравку, игрался фантиками да обрывками газет, а теперь завывает, точно в трубу. Фу-ух – распахнул порыв окно, зашуршал листьями неведомой пальмы в горшке.