Любовь – игра, в которой всё серьёзно

Игорь стал для Линды всем: печалью и радостью, мечтой, судьбой, эликсиром жизни.

С ним Линда чувствовала себя, как бы это сказать… нет, не принцессой, скорее единственной, самой счастливой на небосклоне судьбы, самой яркой звездой, которую Игорь нежно и трепетно держит в сильных ладонях и целует, целует, целует.

Линда растворилась в мистическом очаровании юного обаяния юноши, родного и близкого, превратившись в малюсенькую частичку его души, поселившуюся в пылающем сердце, которое щедро делилось теплотой и радостью.

А потом он просто замолчал, потемнев лицом, и трусливо спрятался в своём дворе за спинами влиятельных родителей. Папа Линды тоже был человеком авторитетным, но за дочку не вступился, даже не объяснил ей, почему.

Родители долго шептались на закрытой кухне, периодически срывались на крик, но невинному малышу, требовательно заявляющему о себе в чреве девушки, вынесли однозначный, злой и жестокий приговор.

Сердце Линды остановилось, окаменело, стало холодным, потом с хрустальным звоном разлетелось на мелкие кусочки. Острые осколки больно впились в тело души и терзали.

Долго, очень долго, несколько мучительных лет прожила девочка в дурмане меланхолии, уныния и скорби.

Ночная бессонница приносила страдания. Она не могла забыть минуты счастья, казавшиеся теперь вечностью.

Линде снилось, как Игорь просит прощение, как дарит охапки ярких цветов. Девочка представляла миллионы свиданий, проживала в грёзах ненастоящую волшебную жизнь, нянчила малюсенькую дочку.

Потом просыпалась и горько плакала.

Поначалу Линда ждала, что Игорь одумается, поймёт, что так, как она никто не сможет его полюбить. Девочка всё ещё верила возлюбленному. Она жила и бредила ожиданием чуда.

Время томительно тянулось, мираж рассеялся, но боль не унималась. Теперь Линде было страшно, что кошмар затянулся и может никогда не закончиться.

Леденящие душу видения, сопровождающие их панические страхи, перемежались депрессиями, затяжными приступами чёрной меланхолии и сентиментальной грусти.

Слёзы лились рекой безо всякой причины, лишь оттого, что ассоциации с чем-то из прежней жизни напомнили о нём.

Линда разговаривала сама с собой, всерьёз обдумывала способы уйти из жизни, вполне могла бы воплотить один из таких проектов, но то, как некрасиво она будет выглядеть мёртвой, вызывало отторжение.

Ей стало интересно записывать переживания и видения. Эта творческая деятельность поглотила со временем, превратилась в единственную причину жить дальше.

Родители показывали Линду психиатру, невропатологу, но те не находили патологий.

– Это не болезнь, – говорили они, – всё указывает на утрату желаний, на летаргический сон души. Её можно разбудить, но сделать это может только тот или то, что ввело девочку в эмоциональный ступор.

Теперь родители шептались и кричали на кухне каждый вечер. Папа пытался поговорить с Игорем, просил его хотя бы сделать вид, что всё ещё любит Линду.

Повзрослевший юноша наговорил папе грубостей и сказал, что Линда сумасшедшая, что она попросту б***дь, за что разгневанный родитель сломал ему переносицу.

Несколько месяцев между папами Линды и Игоря с переменным успехом длился поединок возможностей высокого социального статуса.  Победителей не оказалось, а нос Игоря зажил.

Для того, чтобы у сыночка не было в дальнейшем соблазнов, его решили женить на дочке директора овощной базы, которая наставила ему рога с лучшим другом жениха, Антоном Аверченко, сыном начальника милиции, прямо на свадьбе.

Мальчики серьёзно повздорили, творчески разукрасили друг другу лица, потом долго с чувством мирились, выпив ради сохранения мужского братства по бутылке коньяка.

Для закрепления дружбы, поднятия настроения и просто потому, что подвернулась под руку, грубо отымели по очереди в подсобке хорошенькую свидетельницу невесты, Анечку Феклистову, которая неожиданно для друзей оказалась девственницей.

Останавливаться было поздно, вернуть невинность на место нельзя, поэтому решили идти до конца. Чтобы дама окончательно поняла, с кем имеет дело, запугали девчонку до полусмерти и заставили воплощать в жизнь извращённые фантазии.

Чтобы не орала и не брыкалась, связали руки. Когда насытились и устали, закрыли в холодильной камере, обещая отпустить, когда разойдутся гости.

Позже окончательно окосевший Игорь воспылал любовью к жене, потребовал от неё немедленного выполнения супружеского долга.

Возражение жены взбесило его. Раздосадованный её поведением супруг на глазах у гостей с треском оборвал подол подвенечного платья до самого лифа, рывком сдёрнул ажурные трусики, завалил на праздничный стол, даже успел пристроиться.

Молодуха верещала, отчаянно отбивалась ногами, за что чувствительно получила в глаз, моментально налившийся синевой.

На выручку ей ринулся папочка, затем в драку вязались родственники жениха и начальник милиции.

Трещали чубы, переворачивались столы, жалобно звенела разбитая посуда и окна, закусками декорировали костюмы и причёски.

В пылу молодецкого гулянья оппоненты отчаянно рвали друг на друге одежду, ломали пальцы, выворачивали руки и ноги, разбивали лица и головы. Кому-то воткнули в мягкие ткани приличного размера осколки бутылок  и тарелок.

Вызванный кем-то наряд милиции лихо расправился со всеми участниками баталии, запихивали их в автобус и везли в отделение милиции.

Родители жениха и невесты вместе с начальником милиции по завершении баталии были похожи на бойцов без правил после проигранного боя.

Вскоре все заинтересованные лица сидели в отдельном накуренном кабинете ночного бара,  разрабатывали стратегию умиротворения.

В намеченном заранее сценарии медового месяца для молодожёнов ничего не изменилось, кроме того, что круиз по средиземноморью перенесли на месяц, до полного заживления слишком заметных следов разудалого хмельного гулянья, для чего новоявленным супругам сняли элитный номер в престижном загородном пансионате.

Наутро близкие родственники и друзья продолжили ярмарку тщеславия в честь новобрачных в другом ресторане. Молодые, как ни в чём не бывало, целовались, старательно изображая любящую пару.

Последствия праздника ловко разрулили, практически без последствий, на радость всем: помещение кафе отремонтировали, купили новую мебель и посуду взамен испорченной, арестованных выпустили, гостям компенсировали стоимость нарядов, от кого нужно откупились.

Изнасилованной, едва не замёрзшей в холодильнике насмерть свидетельнице подарили небольшой меблированный домик с участком почти в центре города по согласию сторон. Возражать она не решилась.

Новости в маленьких городах распространяются стремительно, утаить и скрыть происшествия невозможно. Линда днём уже знала подробности в деталях.

Предшествующую свадьбе любимого ночь девушка не могла уснуть, до утра просидела на подоконнике и горько плакала, окончательно прощаясь с мечтой.

Едва забрезжил рассвет, она упала на колени перед образами и исступлённо молилась, хотя в Бога не верила и в церковь не ходила.

Неожиданно ей захотелось излить растревоженные чувства на бумагу. Поначалу она представила, что пишет последнее послание, чтобы Игорь прочитал его и понял…

“ Знаешь, любимый… не поверишь, но я всё ещё не могу тебя забыть. Не могу передать, как жила и что чувствовала, когда ты меня предал. Дни и ночи без тебя вместили столько страданий и горя, сколько невозможно вместить в одну человеческую жизнь

Я не сержусь, ты не виноват. Причина, скорее всего во мне.

Всю ночь, предшествующую твоей свадьбе с Юлей Котовой, я просидела на подоконнике и ревела. Я смотрела в звёздное небо и ничегошеньки не видела, кроме размытых слезами сверкающих искорок. Искала ответы на вопросы, как и почему, но не нашла.

Самые глубокие, саднящие раны, изуродовавшие мою чувствительную душу, почти зажили, но остались фантомные боли, усиливающиеся, стоит только памяти соприкоснуться с чем-то, напоминающим о тебе и о не рождённом ребёночке.

Меня до тошноты и истерики выворачивает наизнанку, когда слышу похожие на твой голоса. Меня возбуждают обрывки милых сердцу фраз, которыми ты так красиво выражал чувства, люди, которые принимали участие, были рядом, когда рождалась наша любовь.

Запахи и звуки, напоминающие события тех дней, предметы, которые окружали нас, места, где мы были счастливы или просто были, всё это напоминает о тебе.

А ты, ты чего-нибудь помнишь, чувствуешь?