Потратить Зойка могла… целых шестьдесят копеек. Больше нельзя. Да и не было больше. Она знала точно – чудес не бывает, но упорно пересчитывала наличность: несколько раз на улице, и который уже раз внутри забегаловки.
– Стакан сметаны, тефтели с картофельным пюре, блинчики. На запеканку не хватало четыре копейки.
– Можно мне половинку порции?
– Бери полную, позже занесёшь.
– Я не забуду. Честное слово. Обязательно принесу.
Сдобная румяная тётка за стойкой улыбнулась, подмигнула, плюхнула дополнительную ложку пюре, – приятного аппетита!
Зойка загрузила добычу на поднос, огляделась. Ни вилок, ни ложек нигде не было, зато пустовал столик у окна.
Отнесла поднос, вернулась к желанной трапезе.
Напротив, уселся мальчишка со странным выражением лица.
– Влюбился что ли, – подумала Зойка, – не зная с чего начать.
– Ага, с хлеба и сметаны. Так, горчички. Ещё хлебца.
Сосед по столу пристально вглядывался в Зойкины глаза. Она знала – парням нравятся её бездонные очи с удивительно ярким оттенком изумрудной зелени. Ей и самой приятно было разглядывать свою бархатистую кожу, кукольное личико, тугую грудь.
– За погляд денег не берут, – рассуждала она, не забывая щедро намазывать палочкой от мороженого на хлеб новую порцию горчички, – а он ничего, симпатичный, в такого и влюбиться не грех.
Приятно расползающаяся по внутренностям теплота располагала к благодушию. Захотелось помечтать.
Юноша был поджар, в меру строен, приятен наружно, опрятен.
– Года на три старше. Четвёртый курс, не меньше. Одежда ладно сидит. Интересно, о чём он думает, чего хочет?
Зойка выпрямила спинку, приосанилась, наклеила на лицо улыбку.
Тщательно вымакав хлебом сметану, Зойка задумалась. Ложки на раздаче так и не появились. Блины и запеканку можно есть руками, не привыкать: вытрет потом платочком и всё. А как есть картошку-размазню?
Юноша поедал девушку зачарованным взглядом, погружаясь все глубже в некое подобие гипнотического транса.
Услужливое воображение рисовало Зойке, утолившей первые, самые мучительные позывные голода, настроившейся на продолжение пиршества, стройный ряд живописных романтических картинок: она и он! Под ручку. Нет, в обнимку. И цветы, цветы. Много.
– Небось, на лёгкую победу рассчитывает. Я не какая-нибудь, у меня тоже есть самолюбие, достоинство. И гордость. Пусть сначала в любви признается, поухаживает! Любовь – дело серьёзное. Спешить никак нельзя.
Ждать, когда кто-то освободит ложку, не было сил. В конце концов, картошку с подливкой можно слизывать прямо с тарелки, а губы вытирать хлебным мякишем.
– Чего он сидит просто так, ничего не ест, – мелькнуло в голове, – зачем пришёл, неужели из-за меня? Хоть бы хлебушка пожевал, чтобы не смущать.
Зойка наклонилась над тарелкой, лизнула пюре, вгрызлась в тефтелину, исподлобья глядя на воздыхателя, открывшего в недоумении рот, представила, как неприглядно выглядит со стороны; выпрямилась, манерно возвысилась над действительностью, сделав серьёзное лицо, взяла двумя пальчиками с оттопыренным мизинцем ломтик хлеба и утёрлась, понимая, как комично выглядит подобный нарочитый аристократизм.
– Ха, не нравится – не смотри, – одними глазами выговорила она заинтригованному зрителю, которого успела, изобретательно фантазируя, повести под венец, уточняя по ходу сценария фасон нарядов, число приглашённых и множество сопутствующих деталей счастливой семейной жизни.
Юноша сделал глотающее движение.
– Не облизывайся! Меня ещё завоевать нужно, вот, – пеняла она безмолвному собеседнику, не догадывающемуся, какой откровенный диалог ведёт с сидящей напротив девицей.
Собеседник округлил глаза, когда Зойка подняла тарелку, запихивая остатки горячего блюда в бездонный рот.
Девушка блаженно улыбнулась, свернула блин, вытерла им губки. Она знала, их изящный изгиб великолепен. Даже мамка порой говорила, – Зоенька, какая ты у меня прелесть. Счастья своего не ведаешь. Не представляешь, какие у тебя изумительные поцелуйные губки. Завидую твоим женихам.
Следующий блин в два укуса исчез в ненасытном чреве. Плотоядно прищурившись, Зойка посмотрела на запеканку. Это лакомство она будет смаковать элегантно. Место в желудке есть. Когда ещё придётся вкусить шедевры кулинарии. На сегодня всё. Разве что чайку удастся у девчонок выпросить.
Созерцание творожной запеканки, щедро политой киселём, добавило позитива. Теперь спешить некуда. Учить перед самым экзаменом нет смысла. Нужно успокоиться, настроиться на успех. Что-то она всё-таки знает, остальное можно вычислить при помощи логики. Важно не завалить, чтобы не остаться без стипендии.
Зойка сыто икнула, опомнившись, что сидит не одна, закрыла изящной ладошкой рот, – извини-те, вырвалось. Меня Зоя зовут.
– Вадим. Нестеров. Простите, можно…
– Давайте я сначала закончу трапезу, потом поговорим.
– Но я… простите, ради бога… хотел попросить…
– Я девушка скромная, на свидания с первым встречным не хожу. Хотя, если честно, вы мне симпатичны. Но, нельзя же, так сразу, с места в карьер. Существуют приличия. Всё-таки я девушка.
– Видите ли, даже не знаю, как сказать. Не могли бы вы… разрешить мне доесть вашу запеканку!
– Запеканку?
– Именно. Я два дня ничего не ел.
– Перед вами целая тарелка хлеба. И горчица.
– Неудобно, я ведь ничего не приобрёл. Что обо мне подумают!
Зойка с вожделением посмотрела на десерт. Расставаться с мечтой ой как трудно. Но ведь она сама пятнадцать минут назад умирала от голода.
– Бери-те, мне совсем не жалко. Да я уже и наелась. Сама хотела предложить. А где вы учитесь?
– В политехе. Четвёртый курс. Меня степухи лишили. Не смотрите так. Пожалуйста. Мне и без того стыдно. Можно я вас после провожу? Хочу знать, как вас потом найти.
– Типа, дайте воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде?
– Я ведь не просто так к вам подсел. Давно хочу познакомиться.
– Не дурочка. Догадалась.
Мы всё исправим
Убежит молоко черёмухи,
и душа босиком убежит