Двое в тиши аллей

– Кажется, теперь уже некуда спешить. Какая же тогда Маринка была сладкая, – мельтешили в голове обрывки мыслей, – а теперь-то что изменилось? Вот она – сидит, ждёт, когда я вновь стану прежним, когда сделаю как тогда, и забуду про Еву. Но ведь это невозможно! Потому, что юная любовница гораздо слаще.

Любовный нектар прозрачно стекал по раскрывшейся раковине, которая бессовестно манила обманчивой беззащитностью.

Антон припал к влажной расселине губами, вырвав у жены длинный-длинный сдавленный стон.

– Женщина, готовая уйти, не позволила бы дотронуться языком до заветной горошины, – ободрял себя он, – вот что значит эротическая дипломатия. Ещё немного и Маринка забудет обо всём на свете, кроме… кроме меня!

Он понимал, что торопиться нельзя, что с наскока можно всё испортить, – пусть расчувствуется, раскроется до предела, почувствует себя королевой.

– Скажи, предатель, – неожиданно спокойно спросила Марина, – как дальше жить будем?

– Счастливо, любимая. Не гони волну, расслабься. Всё будет хо-ро-шо!

– А она… трое в койке, не считая собаки? Выбирай, пока я добрая.

Жена с силой соединила колени, заставила посмотреть себе в глаза. Антону пришлось отстраниться, прервать дегустацию нектара

– Марин, а ведь ты так и не ответила… изменяла или нет.

Она соскочила со стола, одёрнула юбку, – Отвези меня к маме. Срок – неделя. Или – или.

– Пропадёшь ведь без меня.

– Поживём – увидим. О себе подумай. Условия развода обговорим позже.

Днём Антон исступлённо работал, старательно загружал мозг, чтобы не думать о своих женщинах, что временами почти удавалось. А вечера и ночи изнуряли изрядно.

Прежде необходимости загружать возбуждённые мысли в облачное пространство, озвучивать и оживлять виртуальные диалоги, не было, особенно в последний год, заполненный до предела трогательными моментами и чувственной лихорадкой, томительным предвкушением неизбежно счастливого будущего.

Ева неожиданно исчезла. Испарилась, оставив облако восхитительных воспоминаний и голограмму самой себя, с которой можно было флиртовать, спорить.

Если бы не горькое послевкусии, не полное отсутствие хоть какой-нибудь перспективы поправить отношения, можно было бы переселиться в мир грёз, где заманчиво мерцали лунные блики, сливающиеся в экстазе с танцующими тенями, где свидания с Евой полны сладострастия и неги.

С Мариной в виртуальных феериях Антон встречался гораздо реже. Интимные страсти с женой в цветных иллюзиях больше походили на поединок непримиримых соперников, на некую разновидность мести.

Он входил в неё быстро, безжалостно, мощно, тогда как воображаемую Еву любил целомудренно, нежно, очень-очень долго, старательно и чутко добиваясь взаимности.

Женщины-призраки были полной противоположностью, но удивительно дополняли одна другую.

Выбрать единственную женщину было невозможно по сумме причин.

Антон постоянно был напряжён, взволнован, потерял аппетит и сон. Фантомные свидания превратили его в неврастеника.

Неделя, назначенная Мариной, подходила к концу.

– Будь что будет, – выдохнул Антон, – вычеркиваю Еву из памяти: удаляю, стираю безвозвратно, без возможности восстановления образа.

Довольно с меня душевных мук, внутреннего беспокойства. В конце концов, я отец, муж. Живут же люди без страстей и романов на стороне. Решено. Утром за Маринкой еду. И баста… потому что очень хочется…

Попытки изгнать из снов Еву проваливались раз за разом. Стоило настроиться на свидание с женой, пробудить и настроить её милый образ, как откуда-то из темноты принималась манить тонкая, порывистая, почти невесомая девушка-тень. Нагая, невесомая, она кружилась в медленном танце и манила, манила.

Антон просыпался, залпом выпивал стакан холодной воды, долго держал голову под холодной струёй.

Стоило закрыть глаза – навязчивое видение повторялось.

Вновь призывно взлетали над узкими плечами и россыпью волос порхающие весенними бабочками руки Евы, и звали, звали.

– Недорого же ты меня ценишь, – с изрядной долей скепсиса в голосе заметила жена, – целую неделю таки думал. Приехал поговорить? Я вся внимание.

– Я полностью твой, клянусь. Возвращайся – не пожалеешь.

– Договорились. Попытка номер два. Я делаю вид, что ничего не было, ты – что у тебя не было никого. До особого случая. Собирай ребятишек.

Антон был возбуждён, словоохотлив, необыкновенно счастлив. В голове у него роились тысячи грандиозных планов.

– Какое же счастье – освободиться от дурмана: просто жить, просто любить.

Да-да, он вспомнил, руки вспомнили, губы: Мариночка, это же с ней он впервые познал прелесть поцелуя, с ней учился любить, жить в гармонии с собой, с ней, со всем миром. Взбрыкивал иногда, поддавался порой на провокации привлекательных чаровниц, но, ни разу не переступил черту. Кроме единственного исключительного случая.

Ева – наваждение, испытание, морок. Таким увлечением переболеть нужно.

Что ж. придётся лечиться, как же иначе!

До дома оставалось проехать самую малость – три квартала.

Из переулка с папкой для эскизов и мольбертом выплыл до боли знакомый силуэт.

Это была она – Ева.

Сердце Антона подпрыгнуло, ёкнуло, и остановилось. Больно-больно дёрнулось, пропустило несколько ударов и встало колом.

Жилин не мог оторвать взгляд от сказочного видения, едва не въехал в столб.

– Лучше бы врезался, – прошептал он, – насмерть. Ева… моя Ева!

Он только подумал мельком, оказалось – вслух.

Марина вздрогнула, побледнела, – разворачивайся. Возвращаемся к маме.

Тили-тили тесто

Спасибо тем, кто вместе был и врозь,

За то, что здесь сбылось и не сбылось.

Уходит ночь – и мне пора за нею…

И если не хватала с неба звёзд,