Двое в тиши аллей

– Ещё как серьёзно. Я, например, клянусь, что никогда впредь до совершеннолетия не заставлю тебя краснеть за неловкое поведение, никогда-никогда не предам… и не передумаю выходить за тебя замуж.

– Даже так. Знаешь, малышка, это не очень правильно. Пять лет для тебя, это одно, для меня – совсем другое. Через год я получу диплом. Меня могут распределить… куда угодно, даже на самый-самый крайний край света. Ты здесь, я – там. Пойми, глупенькая – нельзя загадывать любовь и счастье на полжизни вперёд. Давай уже заканчивать нашу игру.

– Ни за что! Или ты возьмёшь меня в жёны, или я… или меня не будет. Совсем. Никогда. А ты будешь жить дальше, будешь целовать эту противную Лизку… или много-много других девочек. Но не меня.

– Это блажь! Детский лепет. Так не бывает, чтобы дети ставили условия взрослым.

– Тогда уходи… немедленно!

– После того, как перестанешь притворяться. Встала и пошла в отряд.

– Тебе меня совсем не жалко… нисколечко?

– Напротив, только за тебя и переживаю. Если действительно меня любишь, значит, поступишь как взрослая. Обещай, что никаких неожиданностей больше не будет.

– Клянусь! Но и ты тоже… обещай.

– В моём детстве подобное поведение называлось сказкой про белого бычка. Ты пытаешься мной манипулировать.

– Пять лет, Геннадий Васильевич, и увидишь, что я не капризничаю. Клянусь!

– А если нарушу клятву, тогда что?

– Тогда я докажу, что большая, и очень взрослая.

Юноша поклялся, но несерьёзно, в надежде и уверенности, что такое положение дел рассосётся само собой, что давая подобное обещание, абсолютно ничем не рискует.

А позже задумался.

Очень уж не хотелось стать клятвопреступником.

Наверно он ненормальный, неправильный, если допускает мысль, что такое возможно.

Все пять лет Ирочка жила рядом, пристально наблюдая за женихом, ведущим предельно активный образ жизни.

В его окружении было много девушек, но ни одна из них не вызвала у маленькой невесты такого приступа ревности, как Лиза, которая после того рокового разговора добровольно сошла с дистанции.

Интуиция подсказывала Ирочке, что нет повода для беспокойства, что сердце не обмануло предчувствием большой любви.

Конечно, ни свадьба, ни романтический круиз не дают уверенности в завтрашнем дне. Судьба – дама капризная, ветреная: её неустойчивая благосклонность может переменить направление следования в один миг… особенно если сам заблудился, если не знаешь, к чему на самом деле стремишься, чего хочешь.

Мечта – всего лишь плод впечатлительного воображение, даже не намерение, не говоря уже о способности добиваться, действовать, настойчиво и твёрдо идти к заветной цели.

Хочется верить, что у четы Марковых все мечты имеют реальный шанс когда-либо сбыться.

Про врачебный инцидент

над мыслями я не властен

я в них и горел и гас

когда меня спросят о счастье

я буду молчать

о нас               

Саша Мисанова

На улице было промозгло, ветрено, очень скользко, после ледяного дождя, а у Пал Палыча, участкового терапевта, как назло накопились двенадцать вызовов на дом.

Восемь пациентов он уже посетил, теперь шёл как на настоящую Голгофу к хронической больной – Марии Ивановне Прониной, удивительно пряничной старушке с манерами высокородной аристократки в сотом поколении, которая два раза в неделю обязательно оформляла срочный вызов на дом.

Павел знал, что болезни лишь повод – бабуле катастрофически не хватает общения.

В первый раз, когда пришёл её спасать, Мария Ивановна встретила доктора настороженно, выглядела так, словно не умирать собралась, а как минимум на спектакль в театр, на премьеру, и сразу повела в гостиную, где исходил паром цветастый, под хохлому, самовар.

Стол, накрытый вышитой скатертью, был заставлен сухарями да сушками, домашнего приготовления сладостями, свежеиспечёнными плюшками.

Старушка была жизнерадостна, бодра, словоохотлива и весьма активна: сходу пригласила за стол и потчевала, потчевала, потчевала. С шутками да прибаутками. Задавала тысячу вопросов, нисколько не относящихся к профессии озадаченного таким приёмом посетителя. Отказаться участвовать в священнодействии, было невозможно. Визит затянулся часа на полтора.

Теперь Пал Палыч заранее обдумывает, как избежать сладкоголосого плена, хотя раздражения и неприязни не испытывает: просто работы много, даже на себя времени не хватает.

Осмотрев бабушку для порядка, Павел выписал рецепт, детально проконсультировал на все случаи жизни, отпустил для соблюдения сложившегося протокола посещения с десяток заготовленных загодя комплиментов.

– Извините, Мария Ивановна, стемнело уже, а у меня ещё три вызова, один в вашем подъезде. Я ведь с утра на службе: шесть часов принимал больных на участке, два часа потратил на бюрократические отписки. Теперь на обходе задержался, а у меня маковой росинки во рту не было.

О сказанном Пал Палыч тут же пожалел, но было поздно. Пришлось пить чай с сочниками и рогаликами. И выслушивать с восторгом поведанные истории из её жизни в совсем другой, непохожей на нынешнюю, стране.

После второй чашки Павел запросил пощады.

– А кто у нас заболел, не Фёкла Степановна? Хворала она, это точно.

– Нет-нет, не она. С этой дамой я уже познакомился на той неделе. Нет, – Павел достал журнал вызовов, – Акимова. Люся Леонидовна. Ошиблись наверно, скорее всего Людмила.

– Всё правильно, Люсия она. Мама у неё из Словении, то ли сербка, то ли хорватка. Красивая девочка, премиленькая. Просто куколка. А какая умница! Что же с ней случилось, милок? Молодая ещё болеть-то!

– Простуда у неё. ОРЗ или грипп. Разберёмся.

– Ты ей от меня вареньице передай. От простуды первое средство – малина. И смотри там – не озорничай. Она девочка порядочная, одна теперь живёт. Надо будет завтра обязательно проведать.

Уходил Пал Палыч от больной постепенно, по одному шагу, после чего следовала ещё одна маленькая история из богатой событиями жизни, потом ещё одна. И ещё.

Павел беспокойно поглядывал на часы, открывал рот… и опять слушал. Неудобно было перебивать хозяйку на полуслове.

Время неумолимо приближалось к вечеру.

– Три вызова, три вызова, три вы-зо-ва. Ещё целых три, – назойливо вертелось в голове.