За полчаса до любви

Свадьбу сыграли без происшествий. Пришлось на торжество разрешить прийти матери. Лиза, как ни странно, вела себя исключительно порядочно, ни разу не нахамила, не задирала Настю, которая, несмотря на это, то и дело вздрагивала, стоило только маменьке направиться в её сторону.

Дальше потекла обычная размеренная жизнь. Настя каждый вечер приходила к папе с полным отчётом. В её рассказах всё было замечательно. Настоящая любовь. Антон улыбался, прижимал доченьку к груди, но не верил, ни единому слову. Интуиция не позволяла.

В справедливости своих предчувствий ему пришлось удостовериться, как только Настеньку положили в клинику на сохранение. Витька словно подменили. Он приходил домой заполночь, а то и под утро, что его родители пытались тщательно скрывать, но шила в мешке не утаить: нашлись охотники, поведали Антону.

Он расстраивался, однако, молчал. Но дочка и без него имела осведомителей. Приходить в больницу Витьку было некогда.

Животик вместе с плодом рос, молодая жена становилась всё более мрачной. Позднее её отпустили на время домой, где разразилась настоящая буря, если не ураган. Соболевы успокаивали девочку всей семьёй, но тщетно. Конфликт принял радикальную форму. Вечером Настя пришла жить к папе.

Антон рвал и метал. Молча. Он устал от шатающейся жены, теперь приобрёл ещё более неприглядную проблему.

– Всё, дочь, с меня довольно. Или ты живёшь со мной, тогда забываем про существование Витька, или иди обратно к мужу.

– Я к нему больше не пойду. Пока я в больнице лежала, он с Иркой Миковой спал, с Ленкой Антоновой и с Валькой Мельниченко.

– Предупреждал – наплачешься. Это порода такая – герой-любовник, альфа самец. Только не нужно давить на жалость. Конечно, ты дочь, но нельзя из меня делать палочку-выручалочку, на которую, то и дело плюют с высокой колокольни.

– Всё, папочка, развод. Не нужен мне такой муж.

– Завтра Витёк пальчиком поманит, ты к нему убежишь.

– Нет. С меня хватит.

– Последний раз иду у тебя на поводу. Ложись спать. Когда обратно в больницу?

– Как почувствую себя плохо.

– Как я об этом узнаю? Мне работу бросить?

– С Катей договорюсь, соседкой снизу. Она всегда дома и телефон у неё есть.

– Беда мне с тобой.

Через неделю Антон перехватил совершенно случайно послание от Витька. Люблю-целую. Вернись – всё прощу. На глаза навернулись слёзы. Он, как последний идиот, влез в интимные отношения двух незрелых особей, которые сами до конца не понимают – чего хотят.

– Это что, дочь?

– Письмо.

– Я предупреждал, что последний раз уступаю твоим капризам? Ты меня убеждала, что решение окончательное, обжалованию не подлежит. Зачем в этот бред втягиваешь меня? Вы помиритесь, я останусь виноват. Тебе всё равно, кто и что думает про отца?

– Витя на меня обиделся. Я тоже виновата. Он больше не будет.

– Будет, глупая. Будет. И тебя будет, и твоих подруг, и знакомых, и даже незнакомых тоже будет. Потому, что инстинкт самца неистребим. У мужчины, Настенька, две головы. У каждой из них свой мозг. Одновременно они никогда не включаются – питания не хватает. Витёк умеет мыслить только нижним мозгом. Неужели тебе это непонятно? За что мне всё это? Вот что значит – дочка без матери росла. Сколько таких писем получила?

– Три. Это четвёртое.

– Собирайся. Отправляйся к мужу. Сама страдаешь, меня мучаешь. Видно, чтобы понять, что есть что, нужно об это лбом хряпнуться. До крови. Главное, чтобы после этого мозги целыми остались. И душой не повредилась.

– Спасибо, папочка! Ты у меня самый лучший.

Две недели прошли спокойно. Две недели. Потом Настеньку увезла скорая помощь с родильными схватками. Вес у Настеньки был сорок килограммов. Девочка-тростиночка. Родила четырёхкилограммовую дочку. Сама родила. Как малютка в ней помещалась?

Витёк опять успел отличиться на ниве любовных похождений: несколько дней без перерыва в кампании друзей и подруг обмывал ножки. К тому времени школьные стены для него остались позади, работать не было желания. С такими же свободными мальчиками и девочками он мотался без дела на машинах друзей, ночуя, где придётся. Чем они занимались, кроме него никто не ведает.

Настенька нервничала, ревела не переставая. Всё же Витёк собрал силу воли в кулак, прикатил на свидание в родильный дом с другом и двумя подругами, одна из которых всё время висла на его шее. Наверно очень устала.

В тот раз молодожёны крупно повздорили. Девочка отказалась показать ему ребёнка, не подходила больше к окну.  Оскорблённый муж обиделся, больше не приходил.

Подошло время выписки. Настя требовала, чтобы Антон забрал её домой, не дожидаясь мужа, много плакала. У неё пропало молоко, которого и без того были капли. Пришлось увезти девочку тайно в дом отца. Конечно, были цветы, конфеты для медсестёр: не было папы ребёнка.

Машенька вела себя беспокойно, не спала ночами. Этого следовало ожидать. Груднички чувствуют состояние родительницы. Малюсенькая бледная девочка, ребёнок, которому время играть в куклы, надо же – мама, сидела, поджав ноги на кресле с большими наушниками, задумчиво грызла яблоко, неподвижно уставившись в одну точку. В кроватке потешно почмокивала соской Машенька. Дочки-матери. У одной нет отца, у другой матери.

Что делать со всем этим большим семейством? Настенька, Семён, Машенька. Работа, дом.

Антону приходилось вставать несколько раз ночью, готовить смесь, потому, что уставшая девочка не слышала своего ребёнка. Стирка, готовка, глажка, уборка: всем этим пришлось заниматься ночами.

Витёк осаждал квартиру, требовал предоставить ему право видеть дочку. Вёл себя нагло, агрессивно. Грозился подать заявление в суд.

Антон понимал, что создавшееся положение шаткое, рано или поздно нарыв созреет и прорвётся. Он был нормальным отцом, поэтому безоговорочно принимал сторону дочери.

Через две недели в очередной раз состоялось примирение сторон и очередной переезд. Естественно, виноватым и крайним во всех передрягах назначили Антона. Он был отлучён от внучки, подвергнут остракизму. Внутри что-то болезненное бурлило, готовое закипеть.

Возможно, сказалось нервное напряжение. В выходные Антон с самого утра садился в обнимку с бутылкой. Сын был предоставлен сам себе. На мужчину напала плаксивость. Он разговаривал сам с собой, принимал то одну сторону, то другую, совершенно не понимая, как жить дальше. В дополнение ко всем неприятностям, опять активизировалась Лиза, требуя денег.

Неужели эта карусель никогда не закончится, думал Антон? Явный перебор. В конце концов, нужно рубить этот узел, освобождаясь от негатива. Но как? Решения не было.

Очередное хождение к мужу закончилось вскоре, как только участковый педиатр перестала приходить на дом. Нужно было то и дело возить Машеньку в поликлинику. Кроме этого, Настенька требовала от новоявленного родителя помощь в уходе за ребёнком.

На претензии Витёк грозно рыкнул, объявив, что он мужчина, что не позволит превратить себя в подкаблучника. И ушёл на целую неделю. Свекровь уговаривала невестку не обращать внимания, убеждая, что это нормально для молодого мужика. Нагуляется, мол, и остепенится. Слишком рано мальчик стал папой.

Несколько раз Витёк устраивался в какие-то подозрительные фирмы: то экспедитором, то генеральным директором. Удивительным образом ему удавалось вовремя уносить ноги, чтобы не оказаться в тюрьме, потому, что это были однодневки, созданные только для того, чтобы украсть и исчезнуть.

Идти на нормальную работу муж и папа никак не хотел. От армии его отмазали. Денег в дом он так ни разу и не принёс. Зато, аппетит имел отменный, наев больше ста килограммов.

Вместе супруги смотрелись карикатурно: прыщавый юноша размером с гору, ростом под два метра и малюсенькая девочка, едва достающая до его подмышки. Антон не мог понять, что держит его дочь возле этого монстра.

К этому времени даже Татьяна Михайловна не сомневалась, что Витя реальный отец Машеньки. Спутать это дитя ни с кем было невозможно. Они перелистывали альбомы с фотографиями сына – одно с папой лицо.

Над Настенькой тряслись, боялись её окончательного ухода,  однако сделать с сыном, изменить его поведение, были не в силах. Он оказался слишком слаб по части интереса к представительницам слабой половины человечества. Все его заботы были сосредоточены в области девичьих трусиков и объёмных декольте.

Очередное стремительное переселение, затяжная беспощадная депрессия у Настеньки, мучительные истерики, обильные слёзы. Девочка без движения лежала в папиной квартире на диване лицом к стенке. Виктор Николаевич умолял девочку вернуться, обещал выгнать сына к чёртовой матери, иначе, если тот ещё раз посмеет…

Её опять сломали, наобещав сто бочек арестантов. Какие мысли роились в голове Настеньки, Антон не понимал. Неужели непонятно, что раз от раза становится только хуже?

Уговоры и аргументы не действовали. Витёк пришёл извиняться с сияющим всеми цветами радуги фингалом под глазом, однако принёс букет цветов. Скорее всего, подобным аргументом закончился разговор сына с папой, который исчерпал набор убеждений.

На этот раз мальчика хватило на неделю. Он опять заскучал. Ещё эта Машка. Она всё время орёт, как ненормальная. Неужели не может понять, что папа хочет спать?