Интимная гравитация

Оспаривать, выгадывать по мелочам, он не стал, выторговал лишь выкуп Жанкиной доли в стоимости квартиры, расставаться с которой не захотел.

Адвокат попался разворотливый, ушлый: уговорил Жанну переселиться к себе, деньги пустить в оборот.

Бывшая оттаяла: постоянно названивала по пустякам, приходила в гости, вновь начала флиртовать, намекала на то, что любовь – не ломоть чёрствого хлеба, что чувства не остыли.

Генке хотелось верить в чудо, очень-очень хотелось. На эту приманку он и купился, оставив однажды ночевать, после чего Жанна вновь почувствовала себя хозяйкой.

Играть романтические роли, притворяться влюблённой, было привычно. Наверно это  увлекательно, интересно.

Жена-любовница правдоподобно изображала страсть, отдавалась ненасытно, изобретательно, пылко.

Генка был счастлив.

Вот и не верь после этого в судьбу, которая любит извилистые пути, запутанные лабиринты, причудливые виражи, кроссворды с картинками, замысловатые сюжеты, интриги, паутины с потайными капканами.

Съесть Генку с потрохами не удалось.

Совершенно случайно узнал он о том, что совместный с адвокатом бизнес прогорел, не без его в том участия, что на том их любовь и закончилась, что причина жить с ним вместе испарилась моментально, как жидкий азот.

Генка расстроился, но вида не подал. Любил он Жанну, беззаветно и преданно любил, однако всякое терпение имеет край.

Когда любимая в очередной раз обчистила его копилку, не оставив денег даже на повседневные нужды, он возмутился, призвал даму к ответу.

Жанна плюнула ему в лицо, дохнула перегаром и испарилась.

Генка переживал, страдал. Именно поэтому он отправился в то злополучное кафе. Нужно было хотя бы попытаться расстаться с прошлым.

Мальчик из сказки стоял на берегу, принцесса с глазами цвета кислого винограда плыла в лодке без вёсел, махала руками, звала, о чём-то молила. Ниточка, связывающая их сердца, вибрировала, переливаясь радужным разноцветьем, натягивалась, сохраняя из последних сил упругость, и вдруг лопнула.

Генка задохнулся, забылся, не имея возможности вдохнуть полной грудью, и впал в забытьё.

Он справился, отпустил, переболел, погрузился со временем в новую жизнь.

Жанна – не смогла.

По тонкому льду

Взмокшая, с замирающим сердцем и прерывистым дыханием, Вера вздрогнула и проснулась, то ли от внезапного грозового разряда за окном, то ли приснилось что-то нехорошее.

В стекло барабанили крупные дождевые капли, резвилась, выплёскивая накопленную силу и удаль молодецкую стихия, сверкая и гремя во всю мощь необузданного летнего характера.

Семён спал, отодвинувшись на пионерское расстояние, лицом к стеночке.

В том не было бы ничего странного. Вера всегда ложилась на краю, с тех пор как родилась Катенька, чтобы любимый, к тому же кормилец, мог выспаться перед изнурительным рабочим днём. Только прежде муж прижимался к ней всем корпусом, даже во сне нежно лаская чувствительную грудь, сопел, приятно уткнувшись холодным носом в шею, и закидывал на неё ногу.

Что-то в их отношениях изменилось внезапно, вдруг. Понять, что именно стало не так, было сложно.

Вера беззвучно встала, долго смотрела на мелькающий в грозовых отблесках силуэт такого близкого и в то же время далёкого мужчины, с которым сроднилась за долгие восемь лет совместной жизни, который был частью её существа.

Был…

Почему так случилось, какое могущественное явление вмешалось в их семейное счастье, заставляя просыпаться в поту среди ночи, разделять жизнь на “до”, и “после”? Отчего ей кажется, что любовь и благополучие остались в прошлом, лишая настоящего и будущего?

Впрочем, зачем кокетничать, скрывать от самой себя не просто сомнения, не банальные комплексы, а вполне материальные метки, несущие в себе угрозу?

Первой ласточкой в череде причин, выбивших Веру из устойчивого равновесия, был едва уловимый запах чужой женщины на вороте рубашки, брошенной Семёном в стирку.

Смутные сомнения терзали мозг как повторяющаяся музыкальная фраза на заезженной пластинке. Вера в  непорочность единственного и родного человечка стёрли неприятные ассоциации.

Но волосы, длинные вьющиеся ниточки рыжего цвета. Вера внимательно  рассмотрела их сквозь увеличительное стекло, уложив на мелованную бумагу. Сомнений быть не могло: волосы, на супружеской постели, явно женские волосы.

Спустя несколько дней Семён замкнулся, стал задерживаться на работе, без ужина ложился спать, отвернувшись к злополучной стенке, перестал не только ласкать, дотрагиваться.

В выходной день муж обложился книгами, что-то записывал.

И весь день молчал.

Это было невыносимо.

Вера не выдержала давления обстоятельств, собралась и ушла к единственной подруге, бывшей однокласснице, Люсеньке Роповой, с которой не виделась года два, впервые за время супружества оставив детей с отцом.

Семён что-то невразумительное буркнул, оставив действия жены без внимания. Равнодушие с его стороны, дополненное непонятным поведением и вполне реальными поводами для ревности, было вдвойне, втройне обиднее, чем обычная бытовая размолвка.

Несчастная, зарёванная, растерянная и оскорблённая Вера долго бродила, не разбирая дороги, смертельно усталая, обозлённая на горемычную судьбу и весь белый свет.

До Люсеньки она всё же добралась, прикупив попутно вина и сладостей. Подруга обрадовалась, накрыла стол, но близости, душевного родства, прежнего соприкосновения не возникло. Ностальгические темы разговоров быстро иссякли. В реалиях сегодняшних их пути разошлись кардинально.

Люсенька никогда не была замужем, семейные проблемы были ей чужды, по причине чего  делиться с ней горем было нелепо, бессмысленно. У подруги была своя, непонятная для Веры жизнь без обязательств перед кем бы то ни было.

Мало того, спустя пару часов на огонёк к одинокой подружке прилетел мужчина, нисколько не скрывающий цель визита. Плоские шутки и развратные действия страстного искусителя заставили женщину попрощаться, несмотря на договорённость остаться с ночёвкой.

Вера ещё немного погостила, чтобы не казаться неучтивой и вышла в ночь.

Полным диском ярко светила Луна, россыпь звёзд украшала небосвод, однако с северной стороны стремительно надвигались густые тучи, подгоняемые слабыми пока порывами ветра.

Женщина озябла. Одежда её не предполагала ночной прогулки.

Остановка со сломанной крышей и прогнившей скамейкой, да и вся местность, были пустынны, безжизненны. Часов у Веры не было. Впрочем, домохозяйке они были без надобности: размеренная, монотонно-однообразная жизнь была упорядочена привычными семейными ритмами.

Хоть и была она не робкого десятка, незнакомые звуки в ночной тишине, усиленные вконец испорченным настроением и грустными мыслями вызывали тревожные ассоциации, дурные предчувствия, неприятный холодок в недрах живота и суеверный страх, заставляющий прислушиваться.

Шумно пролетевшая мимо птица, шуршание ветвей, скрип стволов, маятниковое движение теней и прочие обыденные явления несли в себе жуткую опасность.

Ужасно хотелось закрыть глаза, оказаться дома, прижаться к тёплому родному телу.

Вместо привычного ощущения счастья мысли о муже вызвали поток слёз, которые Вера тут же осушила волевым усилием: необходимо сосредоточиться, победить предательски подкрадывающийся страх.

Звук шагов невдалеке испугал не на шутку.