Троечник

– Теперь я понял, отец, почему она у нас такая умная, деловая и по-хорошему агрессивная.

Мать хлопнула по столу.

– О’кей, ждём ещё десять минут. Согласны?

– Притом заметь, – обратился Алексей Захарович к сыну, – она всегда находит выход из щекотливого положения.

– В которое сама же угодила, – дополнил Антон.

Галина Павловна вздохнула.

– Десять минут. Разве я многого прошу?

Повисло короткое молчание. Затем отец спросил сына:

– Что читаешь художественного?

– «Гроздья гнева» перечитываю. А ты?

– Паоло Коэльо, эту… как её… «Ведьму с Портобелло».

– И каково впечатление?

– Кружевная муть.

Беседуя в таком духе, они отсидели назначенные десять минут и, поскольку «кандидатка» не явилась, приступили к ужину. Съели по куриной грудке с овощами, выпили по чашечке кофе – остальные разносолы, соответственно, оказались не востребованы. После ужина, поговорив с родителями о том о сём, Антон засобирался домой.

В прихожей мать обняла его.

– Достала я тебя, да?

Антон поцеловал её в макушку.

– Свои возможности ты знаешь.

Закрыв за сыном дверь, Алексей Захарович простонал:

– Умоляю, Галка: оставь его в покое!

Галина Павловна прислонилась к плечу мужа.

– Лёш, не могу. Вот представь: возвращается он сейчас в свою каморку и медитирует, медитирует…

– Он счастливый человек, Галь. Усвой это.

– Угу, из космоса энергию черпает, дурачок. И поговорить может только с можжевельником Джеймсом. От такого счастья, Лёш, мне больно.

Обняв мужа, Галина Павловна разрыдалась.

Глава 7

Следующим утром, в пятницу, фальшиво насвистывая «Сан-Луи блюз», Антон Климов, как обычно, отправился врачевать тех, кто желал и не желал лечиться. На плече Антона привычно покачивалась сумка, и погода, опять же, стояла изумительная. У подъезда, на тротуаре, глуби с воробьями азартно потрошили хлебную корку. Четыре вороны, сидя на ветке липы, со скучающим видом наблюдали за происходящим.

– Девушки! – обратился к ним Антон. – Вы не в курсе, куда Клеопатра подевалась?

Вороны, вроде, переглянулись. Одна из них, трепыхнув крылом, издала ехидное «кар-р!». Из-за угла меж тем выскочила немецкая овчарка и, радостно тявкая, принялась наскакивать на Антона.

– Уймись, Степанида! – отбивался Антон. – Контролируй свои порывы… Сядь, а то поссоримся!

Собака покорно села, лишь движением хвоста выражая восторг. С поводком в руке, поступью Командора, к ним приближался Сева. В чёрных брюках и белой рубахе, без наплечной кобуры.

– Привет, Антох! – пробасил он. – Дело такое…

– Клеопатру не видел? – перебил Антон. – Плачу? за информацию.

Сева с высоты богатырского роста воззрился на него в недоумении.

– Какую Клеопатру?… А-а, эту… ворону твою? Для меня, Антох, они все на одно рыло. Тут знаешь…

– Сам ты рыло. Клеопатра умней многих людишек. Если ты этого не сечёшь, тебе никогда не встроиться в Экосистему. Прощай, Сева, ухожу разочарованный.

– Ладно, я не прав. Антон, осмотрел бы ты дочь Ирины Петровны, а? Уж она не поскупится.

Из улыбки Антона веснушки осыпались, как осенние листья.

– Значит так, – отчеканил он, – условимся на будущее. Если я говорю, что частной практикой не занимаюсь, понимай слова мои буквально – иначе поссоримся.

Сева стушевался, как школьник в кабинете директора.

– Антон, бывают ведь исключения. Ирина Петровна тебя отблагодарила бы…

– Сева, я неприметный участковый терапевт. Твоя Медная Леди, конечно же, имеет возможность залучить легион светочей медицины, в которую, как ты знаешь, я не верю. Более того, скажу по секрету, медицина, в современном её состоянии, вредна, ибо способствует деградации человечества. Но, само собой, всё это лишь придурь районного эскулапа. А Медная Леди за свои деньжищи имеет право на сервис по высшему разряду. Улавливаешь? – Изобразив воздушный поцелуй, Антон зашагал прочь.

Вслед ему не раздалось ни воркотни, ни гласа возмущения. Даже овчарка Альма-Степанида не выразила поскуливанием грусти при расставании. За спиной Антона было тихо, и тишина эта звучала как упрёк. Надо заметить, упрёк этот портил Антону настроение, но что поделаешь…

В поликлинике, в родном 23-м кабинете, медсестра Надежда Фёдоровна, распахнув форточку, смотрела на облака в небе.

– Погода – хоть помидоры сажай, – изрекла она после обмена приветствиями. Притом лицо её, симметрично разделённое прямым пробором, выражало непреклонное благочестие. – На дачу бы сейчас. Навозом конским запастись – и в грядку.

С этим Антон легко согласился. В белом халате, откинувшись на спинку стула, размышлял он о Севиной просьбе. Отказ её выполнить оставлял неприятное послевкусие, но альтернативы Антон не видел: по собственным ощущениям, он был ещё не готов любой трудный случай излечивать наверняка.

Пациентов, ждущих приёма, с утра не было.

– Пятница, – прокомментировала медсестра. – Открывать больничный лучше с понедельника. Народ у нас смекалистый.

Антон согласился с этим.

Далее Надежда Фёдоровна завела речь о своих внучатах. Трудно, мол, воспитать детей умными и здоровыми, когда родители их (сын медсестры и дочь) ни особым умом, ни здоровьем не отличаются.