А где же Майя?

– Просто не пойду и всё. И это не я хотел, а ты меня уговорила, –буркнул Демьян и замолчал.

Мама так ничего и не поняла. А Демьян на секунду задумался и о том, почему докторица не накричала на него, когда мальчик сделал ей больно. Наверное, доктора не ощущают боли, они сами любят делать больно, решил он. Особенно, если они женщины.

С тех пор прошло четырнадцать лет. За это время новый зуб вырос. И немного подвёл Демьяна. Парень стал чувствовать, как в этом зубе гуляет пронизывающий холодок. Неприятно. Мерзко. Теперь опять к доктору.

Демьян стоял около двери стоматологического кабинета, откуда доносился нестерпимый рёв бормашины. Кому-то сверлили зубы. Парень смотрел в сторону длинного коридора, густо освещенного электрическим светом. Туда-сюда маячили пациенты, мелькали женщины в белых халатах, напоминающие призрачные тени. Такие с виду невозмутимо-безэмоциональные, быстрые. Демьян до сих пор не мог понять, есть ли у них хоть какие-нибудь чувства?

Умеют ли они веселиться, плакать или смеяться? И не только друг с дружкой, скрывшись в кабинетике с чайком и баранками, а с пациентами. Хотя бы простое человеческое общение на уровне «какая сегодня хорошая погода». Или они всегда прячут свои эмоции за маской холодного рабочего минимализма вроде «у вас стоит отличная пломба» или «будут жалобы – приходите»? А ведь именно такие Демьяну и попадались с того самого раза.

Парню надоело разглядывать коридор, и он обратил своё внимание на размалёванную девицу. Она сидела на скамейке и читала «В ожидании Годо»[9 - В ожидании Годо – известная пьеса французского драматурга Сэмюэля Беккета (13 апреля 1906 – 22 декабря 1989 г.). Жанр пьесы можно обозначить как трагикомедия. Главные герои этого произведения долгое время остаются на одном месте и не могут уйти только потому, что им необходимо дождаться человека по имени Годо. Ожидание оправдывается тем, что этот Годо придаст смысла их жизням.]. Молодой человек вспомнил своего друга, мечтающего познакомиться с девушкой, так же страстно любящей творчество Беккета, как и он сам. Но не будь она такой размалёванной, Демьян спросил бы у нее номер телефона. Для друга, естественно.

Рёв прекратился. Что-то разбилось, очевидно, стеклянное. Спустя несколько мгновений дверь кабинета распахнулась, и оттуда выбежала маленькая и пухлая, словно гном, девушка в очках. Вид у неё был заметно уставший; жидкие волосы растрёпаны, под глазами синяки, а очки и вовсе еле держались на носу. Наверняка, всю ночь решалась пойти лечить зубы. Сконфуженно поправив свои очки, она без оглядки устремилась в тот самый конец коридора, куда минуту назад смотрел Демьян. Непростое, видимо, было лечение. И к тому же долгое.

Перед Демьяном возникла женщина. Боже, это была самая настоящая сумоистка в медицинском халате! Ещё она заслонила собой весь проход. Да эта женщина одним ударом сделает кого угодно, а что уж говорить о худосочном Демьяне, которого одноклассники в былые времена мило нарекли «мальчиком-палкой».

Лицо женщины пылало, она гаркнула вслед убегающей девице:

– Вали отсюда! И чтобы я больше тебя не видела!

Сидящая с книгой пациентка обозналась страничкой, а Демьян сглотнул. Наверняка девица что-то разбила в кабинете докторши, что-то очень ценное, и та разъярилась. Причем не на шутку. А что же будет тогда с Демьяном, если он нечаянно прикусит ей палец? Молодой человек уже мысленно сверкал пятками, однако дамочка впилась в него своим острым взглядом.

– Молодой человек, вы ворон считаете? Проходите, – её голос прозвучал как-то не совсем буднично, а даже страшно.

Побег, даже если таковой и мог произойти, не удался. Демьян послушно вошел в кабинет, выложенный плиткой цвета апатичной стерильности, и осторожно сел в кресло, покарябанное и заклеенное скотчем в несколько слоёв в том месте, где обычно помещается пятая точка. «Обветшалый лежак», – подумал парень. А в начале двухтысячных годов вряд ли можно было увидеть нечто лучшее в поликлиниках, особенно в маленьком городе.

Возле прозрачного столика, заваленного всякими зубными лекарствами и принадлежностями, суетилась молоденькая медсестра, напоминающая тростинку. Она закрывала пачку с ампулами, смущенно косясь на пол. Там блестели осколки стекла, возле которой расплылась небольшая прозрачная лужица. Так вот, оказывается, из-за чего было столько шума. Из-за разбитой ампулы.

– Оставь это и приведи Клару, пусть здесь приберётся. Хоть из-под земли её достань, – выхватив из рук медсестры пачку ампул, сказала докторша. Её движения были судорожными, а голос какой-то глухой и далекий, словно думала она не о том, что на полу, а о чём-то другом.

Медсестра пулей выбежала из кабинета. Казалось, девушка даже рада была тому, что ампула разбилась, и была готова вырваться на волю. Что же тут произошло? В сторону Демьяна угрожающе косился бор. Словно наконечник стрелы, он готов был в любую секунду воткнуться в его зуб. Поежившись, молодой человек скрестил руки на груди.

Женщина-стоматолог взглянула на пациента, который так страдальчески готовился к лечению. С её лица сошла злобная гримаса.

– Это же поза покойника, – рассмеялась она, тем самым приведя Демьяна в замешательство. Тот быстро выпрямил руки. – Или вы представляете, что находитесь в морге?

За окном мягким покрывалом ложился ноябрьский вечер. Докторша аккуратно осмотрела ротовую полость Демьяна. Появилась уборщица, дама пенсионного возраста, упитанная, как откормленный поросёнок. В одной руке у неё была метёлка с совком, а в другой ведро. Столько приспособлений, чтобы убрать одну маленькую разбитую ампулу! Пока докторша занималась зубом Демьяна, уборщица неспешно смахивала метёлкой осколки в савок. Медсестры до сих пор не было. Однако про неё никто не вспоминал.

Демьян закрыл глаза. Он слышал только настойчивое и непрерывное жужжание бормашины. Затем оно смолкло, и Демьян ощутил пронзительную боль, будто в его десну всадили сотню иголок. От напряжения у парня на лбу выступили капельки пота. Его кулаки инстинктивно сжались, словно он хотел побороть эту боль в честном поединке; одна рука дрогнула и толкнула женщину в бок.

– У-у-у! Дерётесь, значит! – взвыл громовой голос, от которого у Демьяна по телу побежали холодные мурашки.

Он пугливо приоткрыл один глаз. Докторша поднялась с кресла и куда-то исчезла. А когда она вернулась, её пальцы сжимали широкий эластичный бинт. А это ещё для чего? Безо всяких объяснений женщина ловко связала Демьяну руки, будто тот был её заложником. Ее лицо раскраснелось, губы поджались.

Вытаращив глаза, уборщица медленно возила тряпку по полу на одном и том же месте. Заметив любопытную, докторша рявкнула:

– Ты до сих пор здесь?

– Я.…я почти закончила… – залепетала Клара, стоя над ведром и выжимая воду из тряпки.

Она с детства мечтала быть дантистом, но судьба распорядилась таким образом, что она стала нянечкой в детском саду и не упускала возможности проверить у каждого ребёнка зубы прежде, чем начать игру или воспитательный процесс. Ещё Клара поначалу собирала коллекцию из выпавших зубов своих детей, а потом и внуков, и хранила это бесценное богатство в спичечных коробках, которые аккуратно подписывала. И вот теперь её грёзы отчасти сбылись: она работала в стоматологическом кабинете. Пусть всего лишь мыла полы, но зато уже была намного близка к своей давней «зубной» мечте. Но кто бы мог подумать, что некоторые зубные врачи настолько не любят свою работу и своих пациентов, что связывают их во время лечения? Клара точно такого бы никогда не сделала.

– Бросай свою тряпку и садись ему на ноги! – скомандовала докторша.

Уборщица в ступоре чуть было не села в ведро. Демьян закашлял. Да эта Клара его раздавит!

Уборщица сначала засопротивлялась, но женщина-врач прикрикнула на неё, что пациент буйный, и тряпка полетела в мутную воду, а сама Клара кое-как уселась Демьяну на ноги. Бедный Демьян, связанный и полураздавленный, наверное, центнером, весь скукожился, словно урюк. У него разболелась голова, затекли ноги, а зуб стал похож на дупло в дереве: такой же пустой и безжизненный. Подобную трагикомедию он себе даже и представить не мог.

Когда всё подошло к концу, Демьяну развязали руки. Уборщица, наконец, слезла с его ног, а потом, схватив свои приспособления, выскочила за дверь, словно за ней гналась свора бешеных собак. А сам пациент облегченно вздохнул, будто прошёл семь кругов ада, и рукавом своей толстовки вытер выступивший на лбу пот.

– Теперь можете быть свободны, молодой человек. У вас стоит отличная пломба, – серьёзно отчеканила женщина-стоматолог, подводя итог совершенной ею работы.

Ну как же! Чего и следовало ожидать… После такого эмоционально-насыщенного спектакля выдать такую статично-безликую фразу.

Тихо поблагодарив женщину, Демьян еле сполз с кресла, и, чуть пошатываясь от усталости и разочарования и медленно побрёл к двери. Докторша взяла в руки коробку с ампулами и, механически поправляя прозрачные стеклянные колбочки, тихо и вкрадчиво произнесла:

– Уж простите, что связала вас… Злость на вас сорвала… А всё из-за дочки. Не ожидала от неё такого…

Она извинялась. До чего было странно. Дотронувшись до холодной ручки двери, Емельян застыл на месте.

– Та девушка, что вышла из кабинета, ваша дочь? – обернувшись, спросил он.

– Да, – с грустью ответила женщина. Её губы сжимались в трубочку, будто бы от напряжения. Она продолжила говорить: – Я ведь и впрямь думала, что она будет поступать в медицинский, станет стоматологом, как и я… как бабушка, и даже как прабабушка… Это у нас семейное, понимаешь? Мы же договорились, она поначалу была согласна. Она же в детстве зубы куклам чистила. Зубным порошком. Как учила бабушка. Чтобы эмаль не портить… А сейчас… она… она…

Докторша растерянно округлила глаза:

– Оголила свое пузо…

– Оголила пузо? Зачем?

– Чтобы показать мне татуировку.

Демьян широко распахнул глаза. Вот и он не ожидал ничего подобного от той маленькой и тихой с виду девочки. Теперь понятно, почему она так удирала. Всю ночь готовилась к собственному феерическому представлению с татуировкой, нервничала. А когда оно произошло, поняла, что слишком перегнула палку и теперь ей несдобровать.

– Представляешь? Шлёпнула на днях. И молчала. Засранка. А знаешь, что она шлепнула? Кулак! – Голос докторши почти пискнул. – Жирный такой кулак… Смотришь на него, а он тебе прямо в глаз летит. У меня рука дрогнула, и я ампулу уронила. А дочурка спокойно встаёт с кресла и говорит: «Мам, я каратисткой буду, а ты как-нибудь без меня с бормашиной играйся, хорошо?» Я хочу ей сказать в ответ, а слова будто глина, прилипли к языку. Я же понимаю, что никакой каратисткой она не станет. Она ведь мне назло испортила своё тело, чтобы показать, как я её истязаю. Но разве я её истязаю? Я просто хочу, чтобы она обрела хорошую профессию, как когда-то обрела её я. Но, если она передумала, почему просто мне не сказала? Почему устроила всё это?

Докторша вздохнула, устало присев на своё кресло. Пальцами она чуточку смяла коробку, боясь, что ампулы расколятся, и жидкость, находящаяся в них, растечётся по её ладони. Строгая маска, за которой эта женщина пряталась до сего момента, упала с её лица и разбилась, подобно бесследно исчезнувшей ампуле. Теперь докторша казалась такой бесцветной, ранимой и беспомощной, что Демьян словно прирос к полу, не зная, что ему говорить и как вообще вести себя с этими откровениями, которыми она делилась легко и свободно, как со старым приятелем. А ведь больше ей некому было выговориться, чтобы ослабить то самое напряжение, больно сжимавшее её душу, точно тугая верёвка. Все ведь считали её каменной, бесчувственной: пациенты, коллеги, просто знакомые. Даже собственная дочь.

А девушка тем временем, тихо читала книгу, ожидая своей очереди.

Рёбрышки

Обычно любой спор выскакивает подобно сорняку во время размеренного и вполне безобидного диалога. Причём этот сорняк может так разрастись, что тяни-не тяни, а толку ноль. Тогда общение принимает деструктивный характер и уже перестает быть размеренным и безобидным. Лев и Люций с удовольствием или же волею случая взращивали эти споры-сорняки по самую макушку. А с виду подавали чуть ли не идеальный образец лучших друзей.

Когда-то они вместе играли в одной песочнице, дружно швырялись в соседних мальчишек тухлой свёклой, которую обычно выбрасывала из окна соседка Люция, бабулька с вечно всклоченными волосами, и что удивительно, даже на юридический факультет их занесло одним ветром. Но…

Как-то раз у обоих выдались выходные, которые они решили провести на природе вместе со своими девушками. С вечера были упакованы палатки, коврики завёрнуты и перевязаны резинками, по рюкзакам сложена тёплая одежда. И всё это Эверестом лежало в комнате у стены и ждало своего предрассветного часа. А пока чёрная стрелка висящих на кухне часов медленно и верно подползала к часу ночи. Но спать никто не ложился.

Кухня была сплошь пропитана пряно-сырыми ароматами мяса, которое готовилось в двух глубоких блюдцах. Эти блюдца едва умещались на маленьком и слегка пошатывающимся столике. Здесь же стояла банка с мёдом, горчица, валялись луковые очистки, несколько пакетиков со специями и солью были прислонены к горшку с фиалкой. Один из пакетиков упал, из него на стол высыпалась горстка соли. Никто этого не заметил. Выпустив свои блестящие руки из горки лоснящихся от медово-горчичного блеска кусков свинины, Варвара повернулась к ребятам и произнесла с чувством собственного достоинства: