– Нельзя же так, – уже без обиды ответил он, – пойди убери, я уже несу.
Из всего, что валялось, Урна слепила большой ком и откатила его в угол.
Они чокнулись.
– Ну, рассказывай, – сказал Сокра.
Постель, на которой они сидели, была несвежей, с дряблой простыней в ногах. Подушки лежали, прижав уши, готовые к побоям. Сокра курил, и пепел иногда падал на пододеяльник. Урна протянула ему блюдце, в которое стряхивала сама. «Что?» – не понял он. «Возьми, – но на полпути ее рука остановилась. – Ничего, как хочешь».
Ничего не сказав, Сокра вышел из комнаты.
– Ты где, в туалете был? – спросил Урна, когда он вернулся.
– Нет, я высморкался.
– Я же слышала! Что, это теперь называется высморкаться?
– Короче, рассказывать ты не хочешь?
– Почему не хочу, между прочим, могли меня устроить на работу: раскрашивать книжки.
– Ну, все, хватит, – резко перебил ее Сокра.
– Не верит! Обводишь желтым – обозначает нервы. Но я не согласилась. Или придумывать образы.
– Урна, бедненькая, что ты несешь! Ложись, давай-ка ложись.
Резко, как будильник, зазвонил телефон. Он стоял рядом с кроватью, и Урна, вскочив, нечаянно вляпалась в него. Линия разъединилась, зато Урна, совершенно распустившись, стала выпаливать сквозь слезы:
– А ты как думал, тебе все игрушечки… а когда под тобой сдувается матрас, когда куклы, а брюками лес мыть, и еще… и еще неизвестно что, и когда я ничего-о-о о себе не знаю, да, ничего, с кем родилась, в чем? Нет, ты скажи, в чем главное, в чем родилась!
Само собой, через некоторое время она выдохлась и попросила воды. После первых торопливых глотков сказала:
– Поезд шел очень неровно и в тупике остановился, проехал немного назад, и тут я увидела чудовищную надпись на стене, ты не поверишь.
– Что именно? – спросил Сокра.
– Как ты думаешь?
– Дурак или что?
– Нет, не это, – сказала она.
– Дерьмо?
– Нет, там на стене висела табличка, представляешь, метро, туннель, рельсы и освещенная электрической лампой табличка: «женский туалет», это было так чудовищно.
– Там была дверь? – спросил Сокра.
– Никакой двери. Стена и на стене табличка.
– Я не хочу оставлять тебя здесь одну, давай вместе спустимся вниз, я должен выдать несколько книг.
– Иди один, я не пойду, – сказала Урна.
– Почему?
– У меня голова грязная.
– Нормальная голова.
– Говорю же, не пойду.
– Ты любишь меня? – спросил он.
– При чем тут это, – сказала она.
– Ответь, пожалуйста.
– Да.
– Что «да»?
– Отстань, а? – сказала Урна.
Помолчали, а потом Урна спросила:
– Как расшифровывается «метро»?
– Наверное, никак, зачем расшифровывать? – удивился Сокра. – Так можно все расшифровывать: стол, мыло, еще…
– Что ты ворчишь, я просто спросила; никак, так никак, – она легла поверх одеяла и чем-то захрустела.
– Чем это ты хрустишь?
– Я? – тут же проглотила. – Ничем. – И это ее развеселило.
Посмеялись.
– А здесь было что-нибудь такое без меня? – спросила она.
– Такого ничего не было. Два раза топили камин. Одна девушка мне принесла цветы.
– А дрова где брали?
– Соседний дом в лесах, там немного.
– Красивые цветы?