Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

– В перевернутом пледе, – ответил Аллен так же тихо и прерывисто.

– Так знай же, – сказал Ранальд, – что твоя рука, и ничья иная, совершит то дело, которого предвестие ты сам видел.

– Сто раз то же предчувствовала и моя смущенная душа! – сказал Аллен. – Но это невозможно! Если бы я сам прочел это предсказание в книге судеб, я сказал бы, что это невозможно… Нас связывают узы крови и еще сотни других уз, еще более тесных… Мы рядом сражались на поле битвы, и наши мечи обагрялись кровью общих врагов… Нет, не может быть, чтобы я поднял на него руку!

– Что ты поднимешь ее, это несомненно, – сказал Ранальд, – хотя повод к тому еще скрыт во мраке будущего. Ты говоришь, – продолжал он, с трудом подавляя собственное волнение, – что вы рядом преследовали свою добычу, подобно охотничьим псам… А разве тебе не случалось видеть, как псы внезапно кидаются друг на друга, оскалив зубы, над трупом распростертого оленя?

– Это ложь, – сказал Аллен, вскакивая, – это не предчувствие неизбежной судьбы, а искушение какого-то злого духа, возникшего из ада!

Сказав это, он крупными шагами вышел из хижины.

– Попал! – прошептал Сын Тумана, с хищной радостью глядя ему вслед. – Запустил тебе в тело зубчатую стрелу!.. Духи убиенных, возвеселитесь! Скоро, скоро мечи ваших убийц обагрятся их же кровью.

На другое утро все было готово. Монтроз быстрыми переходами провел армию вверх по течению реки Тай и рассеял свои нескладные дружины по романтической долине и по берегам озера Тай, у истоков реки того же имени. Местность населена была Кэмпбелами, но не вассалами Аргайла, а другой ветвью того же дома, тогда носившей имя Глен-Орк, а ныне известного под именем Брэдалбен. Нападение было так неожиданно, что они и не пытались сопротивляться, а сложа руки смотрели, как грабили их имущество и уводили стада. Придя таким образом в долину озера Дохарт и разоряя на пути всю страну, Монтроз достиг того пункта, с которого начинались самые серьезные трудности его предприятия.

Переход через эти обширные горные пустыни даже и теперь показался бы очень затруднительным для нынешнего войска, хотя там проложена исправная военная дорога, ведущая мимо Тейндрума к истокам озера Лох-Оу. Но в те времена (и еще долго после) никаких дорог, ни даже тропинок там не было, и в довершение неудобств горы уже были покрыты снегом.

Великолепное зрелище представляли эти массы, громоздившиеся мощными уступами, из которых передние блистали неизъяснимой белизной, тогда как дальние вершины были подернуты алыми отблесками ясного зимнего заката. Самая высокая из вершин, Бен-Круахан, казавшаяся настоящей твердыней горного духа, сияла превыше всех, и ее сверкающий усеченный конус виднелся за многие мили.

Воины Монтроза были не такие люди, чтобы приходить в ужас или недоумение при виде этой величавой, но страшной картины. Многие из них принадлежали к числу тех исстари выносливых хайлендеров, которым казалось совершенно естественным ночевать на снегу, а сделать себе подушку из комьев снега считалось даже утонченной роскошью. Они знали, что мщение и богатая добыча лежат по ту сторону этих обледенелых гор, а потому нечего размышлять о трудностях пути. Монтроз и не давал им времени опомниться. Он приказал волынщикам идти впереди и наигрывать старинный пиброх «Хоггил намбо» («Идем за добычей»), пронзительные звуки которого так часто наводили страх на долины Леннокса. Дружины подвигались бодрым и ровным шагом, свойственным горцам, и вошли наконец в опасный проход, через который Ранальд взялся их провести. Он шел теперь впереди, с отрядом отборных людей, указывая дорогу.

Никогда человеческие силы не представляются более ничтожными, как в присутствии величавых и естественных преград, полагаемых самой природой. Победоносное войско Монтроза, потрясшее всю Шотландию слухами о своих ужасных подвигах, пробираясь теперь вверх по горам через этот страшный перевал, казалось не более как горстью каких-то жалких существ, которые вот-вот пропадут в пасти отвесных утесов, готовых их пожрать. Сам Монтроз не раз каялся в том, что затеял такое отважное предприятие, особенно когда с высоты первой вершины заглянул вниз и увидел, как далеко рассеялась его маленькая армия. Идти вперед было до такой степени тяжело, что в рядах воинов начали появляться все большие пробелы, и с каждой минутой увеличивалось расстояние между авангардом, центром и тылом: это было и неудобно, и в высшей степени невыгодно.

Монтроз с опасением и тревогой посматривал на каждый выступ, казавшийся ему удобным для засады, боясь, как бы притаившийся там неприятель не оказал ему сопротивления. И впоследствии он не раз говаривал, что, если бы сотни две решительных людей вздумали защищать Стрэтфилленский перевал, они не только остановили бы дальнейшее движение его армии, но могли бы уничтожить ее по кускам. Но беззаботность, погубившая столько сильных государств и крепких твердынь, и в этот раз предала аргайлское государство в жертву его врагам. Завоевателям пришлось считаться только с естественными преградами, то есть с крутыми тропинками да со снеговыми заносами, но, по счастью, снега еще было немного и кое-как пройти оказалось возможно. Как только армия достигла вершины горной цепи, отделяющей графство Аргайл от округа Брэдалбен, воины бросились в долины с такой яростью, которая ясно показывала, зачем они пришли и какие цели имели в виду, совершая этот трудный и опасный поход.

Монтроз разделил свое войско на три части, дабы захватить возможно более широкий район и поразить ужасом всю страну. Одним отрядом командовал Джон Мойдарт, начальник клана Ранальд, другой отряд поручен был предводительству Колкитто, третий Монтроз повел сам. Таким образом, они проникли в Аргайл в трех разных пунктах. Сопротивления не было. Пастухи, бежавшие с холмов, первые распространили в населенных местах вести о вторжении врагов, и всюду, где жители выходили на защиту своих пределов, их убивали или обезоруживали и гнали прочь, а неприятель заранее знал все их движения. Майор Дальгетти, посланный вперед на Инверэри, во главе маленькой конницы, которую сумели уберечь при переходе через горы, распорядился так удачно, что чуть не застиг Аргайла, как он выразился, inter pocula[41 - За стаканом вина (лат.).], и только быстрое бегство водой, через озеро, спасло его от плена и смерти. Но, хотя самому Аргайлу удалось бежать, его клан и все графство пострадали за его грехи, и Монтроз так жестоко отомстил им, что хотя излишества такого рода были в духе времени и страны, однако эти факты многократно и справедливо были поставлены ему на счет и остались на его памяти и славе несмываемым пятном.

Между тем Аргайл бежал в Эдинбург и подал жалобу Союзному совету. Чтобы удовлетворить потребностям минуты, собрали порядочное войско под начальством генерала Бэйли, способного и благонадежного пресвитерианца, и к нему прикомандировали знаменитого сэра Джона Эрри, такого же авантюриста, как Дальгетти, успевшего дважды переменить фронт с тех пор, как началась междоусобная война; но до ее окончания ему суждено было еще и в третий раз изменить своему знамени. Аргайл, со своей стороны, пылая негодованием, стал набирать свою собственную сильную армию, дабы отплатить своему исконному врагу. Он основал свою главную квартиру в Дунбартоне, куда вскоре собрались значительные силы, состоявшие главным образом из его единоплеменников и приверженцев. Туда же подоспели Бэйли и Эрри, во главе значительной регулярной армии, и все вместе собирались проникнуть в графство Аргайл и примерно наказать дерзновенного, занявшего его наследственную территорию.

Но в то время как эти две сильные армии спешили соединиться друг с другом, Монтроз ушел из разоренного им Аргайлского графства, потому что прослышал о приближении еще третьей армии, сформированной на севере графом Сифортом. После долгих колебаний Сифорт решил примкнуть к ковенантерам и теперь, с помощью опытных воинов Инвернисского гарнизона, собрал порядочное войско и угрожал Монтрозу со стороны Инверниса.

Очутившись таким образом среди разоренного и враждебного края, со всех сторон теснимый сильнейшими неприятельскими отрядами, Монтроз, по общему мнению, неминуемо должен был погибнуть. Но это были обстоятельства именно такого рода, чтобы пробудить чрезвычайную энергию и предприимчивость в пылкой душе Великого маркиза и подвигнуть его на такие дела, которые восхищали его преданных друзей, а врагов поражали изумлением и ужасом. Словно мановением волшебного жезла, он быстро собрал своих людей, рассеянных по всему краю с целью грабежа, и едва они собрались, как Аргайл и его союзники, правительственные генералы, узнали, что роялисты исчезли из Аргайлшира и углубились на север, в дикие и непроходимые Лохаберские горы.

Догадливые полководцы, противники Монтроза, сообразили, что он вознамерился идти навстречу Сифорту, сразиться с ним и разбить его, прежде чем они смогут подоспеть к нему на выручку. Поэтому и они изменили план кампании. Предоставляя Сифорту разделываться как знает, Эрри и Бэйли опять отделили свои силы от армии Аргайла, и, так как у них под начальством были преимущественно лоулендеры и конница, они пошли вдоль южной стороны Грампианского горного хребта, направляясь к востоку, в графство Ангус, а оттуда намерены были пройти в графство Абердин, наперерез Монтрозу, в случае если бы он попытался проскользнуть в эту сторону.

Аргайл со своим кланом и остальными приверженцами решил следовать за Монтрозом по пятам, так что, с кем бы ни встретился и ни сразился Монтроз, с Сифортом или с Бэйли и Эрри, он бы очутился меж двух огней, так как во всяком случае в тылу у него была бы третья армия – Аргайла.

Для этого Аргайл снова повернул на Инверэри, на каждом шагу видя печальные следы ярости, с какой враги опустошали его вотчину и разоряли его сторонников. Хайлендеры обладали многими доблестями и возвышенными качествами, но в числе таковых не было жалости или милосердия по отношению к побежденной стране. Зато вражеское разорение обеспечило Аргайлу значительное усиление войска. До сих пор существует у хайлендеров поговорка, гласящая, что «чей дом сожгли, тот поневоле становится солдатом». А в этих несчастных долинах оказались сотни жителей, лишенных крова и пропитания, так что им только и оставалось вымещать на других то, от чего они сами пострадали, и единственной отрадой, какую они могли ожидать в будущем, была надежда на жестокое мщение.

Таким образом, оказалось, что разорение страны послужило к усилению войск Аргайла, и вскоре у него набралось до трех тысяч человек, отличавшихся и мужеством, и решимостью, под начальством двух джентльменов его клана, никому не уступавших по части воинских доблестей. Оставляя за собой главенство, он призвал командовать своими дружинами сэра Дункана Кэмпбела из Арденвора и другого сэра Дункана Кэмпбела, из Аухенбрека, опытного воина, которого он нарочно для этого отозвал из Ирландии, где в то время воевал этот сэр Дункан Кэмпбел. Хладнокровие самого Аргайла умеряло боевую пылкость обоих его помощников: невзирая на усиление армии, было решено действовать по прежнему плану, то есть осторожно следовать за Монтрозом, куда бы он ни направился, но всячески избегать столкновения с ним и выжидать до тех пор, пока он не завяжет с кем-нибудь сражения с фронта, и тогда напасть на него с тыла.

Глава XVIII

Боевая песнь Дональда,
Черного Дональда клич,
Его дудки, его знамя
В Инверлохи[114 - Инверлохи – место в Аргайлшире в Шотландии, где Монтроз 2 февраля 1645 г. разбил Кэмпбелов. Эпиграф взят из баллады В. Скотта «Пиброх Доналда Дху». Эти четыре строки даны в оригинале и по-шотландски.] собрались.

Военная дорога, связующая линию крепостей и тянущаяся вдоль нынешнего Каледонского канала, в настоящее время окончательно обнажила ту длинную лощину, которая простирается поперек всего острова, а некогда была, несомненно, морским проливом. Она еще и теперь образует бассейны длинного ряда озер, посредством которых современное искусство соединило Немецкое море с Атлантическим океаном. Но зимой 1645/46 года тропинки и дороги, по которым местные жители шли через эту огромную долину, были в том самом виде и положении, как и сто лет спустя, когда какой-то ирландский инженер, взявшийся проложить там сносную военную дорогу, сложил следующее двустишие (мы переводим его в прозе), которым, кажется, и ограничилась его умеренная муза:

Кабы вы видели эти дороги, прежде чем их исправили,
Вы бы воздели руки к небу и благословили имя генерала Уэда.

Но как ни были плохи эти тропинки, Монтроз и их избегал, а повел свое войско, точно стадо диких оленей, прямиком с горы на гору, из одного леса в другой, так что неприятелю ничего не было известно касательно его движений, между тем как ему подробнейшим образом доносили о них дружественные кланы Камеронов и Мак-Доннелов, горными угодьями которых он пробирался. Им даны были строжайшие приказания следить за приближением Аргайла и о всяком малейшем его действии доводить до сведения самого генерала.

Ночь была лунная, и Монтроз, утомленный дневными трудами, лег спать в жалкой лачуге. Проспав часа два, он почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он очнулся и по величавой осанке и низкому голосу узнал в посетителе вождя Камеронов.

– Я с вестями, – молвил пришедший, – и вести такие, что стоит встать и послушать.

– От Мак-Илду иных и ждать нечего, – сказал Монтроз, назвав вождя его родовым титулом. – Добрые вести или плохие?

– Не знаю, как вам покажутся, – отвечал вождь.

– А верные они? – спросил Монтроз.

– Да, – отвечал Мак-Илду, – иначе не я бы принес их. Итак, узнайте, что мне наскучило сопровождать этого злополучного Дальгетти с его горстью конницы; они плелись до того медленно, точно какие-то хромые барсуки, и задерживали меня по целым часам… Вот я взял шестерых своих молодцов, и мы с ними прошли мили четыре дальше по направлению к Инверлохи, тут попался нам навстречу Ян из Гленроя, тоже ходивший на разведку… Аргайл идет на Инверлохи с тремя тысячами отборных людей, под начальством самых доблестных Сынов Диармида. Вот какие вести… Они достоверны. Решайте сами, что делать.

– Вести добрые, – молвил Монтроз оживленно и весело, – голос Мак-Илду всегда приятен для слуха Монтроза; а еще того приятнее, когда предрекает вскорости смелое предприятие… Много ли у нас народу?

Он приказал подать огня и удостоверился, что большая часть его людей, как обыкновенно, отлучилась припрятывать свою добычу и наличное войско состояло из тысячи двухсот или тысячи четырехсот человек.

– Около третьей доли армии Аргайла, – сказал Монтроз, призадумавшись, – и хайлендеры против хайлендеров… С Божьей помощью и во славу короля я бы решился дать сражение, если бы у меня было хоть по одному против двух…

– Так решайтесь теперь же, – сказал Камерон. – Как только вы затрубите атаку на Мак-Калемора, в наших местах ни один человек не останется глух к вашему призыву. Кланы Гленгарри, Кеппох, да и я сам своими руками огнем и мечом истребим того негодяя, который под каким бы ни было предлогом усидит дома… Завтра или послезавтра каждый человек, носящий имя Мак-Доннела или Камерона, будет так или иначе биться в ратном поле.

– Вот мужественная речь, благородный друг мой! – сказал Монтроз, пожимая ему руку. – И я был бы поистине трусом, если бы, невзирая на столь доблестных союзников, вздумал еще сомневаться в успехе… Вернемся и пойдем навстречу этому Мак-Калемору, который, как ворон, следит за нами, надеясь поживиться останками нашей армии в том случае, если бы другие храбрейшие противники сломили наши силы!.. Созовите как можно скорее всех вождей и начальников; а вы, первый принесший нам такую радостную весть, вы же, Мак-Илду, доведете ее до радостного конца, указав нам ближайший и наилучший путь навстречу врагу.

– С величайшей охотой! – отвечал Мак-Илду. – До сих пор я вам указывал пути, по которым вы отступали среди этих суровых пустынь, но мне гораздо приятнее вести вас вперед, навстречу неприятелю.

По всему лагерю поднялась возня: будили вождей и подымали их с жестких постелей, где они думали найти временный отдых.

– Вот никогда бы не думал, – говорил майор Дальгетти, вскакивая с охапки шероховатых вересковых корней, – никогда бы не думал, что так тяжко мне будет расставаться с постелью, которая ничуть не мягче конюшенной метлы… Но что делать, коли во всей армии только и есть один-единственный человек, опытный в военном деле; его превосходительство поневоле всех больше с него спрашивает!

Рассуждая таким образом, он явился на военный совет, где, невзирая на его педантизм, Монтроз всегда внимательно его выслушивал; это происходило частью оттого, что майор в самом деле обладал знаниями и опытностью и нередко подавал очень дельные советы, а частью и потому, что он избавлял главнокомандующего от необходимости во всем слушаться горных вождей и давал ему лишний предлог оспаривать их мнения, когда они не сходились с его собственным. В настоящем случае Дальгетти с радостью согласился повернуть назад и идти навстречу Аргайлу; он сравнил это решение с походом великого Густава Адольфа, когда тот напал на герцога Баварского и обогатил свое войско в этом плодородном краю, несмотря на то что в это время ему угрожала с севера громадная армия Валленштейна, набранная в Богемии.

Кланы Гленгарри, Кеппох и Лохил, храбростью и боевой славой не уступавшие ни одному из горных родов, занимали ту самую местность, где должны были произойти военные действия; их вожди разослали к своим вассалам воззвания, чтобы призвать к оружию всех до одного годных для войны мужчин, приказав им выходить навстречу королевскому наместнику, когда он выступит к Инверлохи, и на пути становиться под знамена своих вождей. Вассалы быстро и охотно повиновались этому призыву. Их врожденная склонность к войне, преданность королю (которого они рассматривали как своего вождя, покинутого некоторыми мятежными кланами), а также слепое доверие к слову их собственных патриархальных властителей были причиной, что к армии Монтроза присоединились не только все соседние хайлендеры, способные владеть оружием, но даже и такие, которым вследствие преклонного возраста можно было бы и не утруждать себя этой повинностью. На другой день похода, направленного прямиком через горы Лохабера, так что неприятель и не подозревал о их приближении, из всех лощин и ущелий выходили кучки людей, присоединявшихся к войску Монтроза, под знамена своих вождей. Такое постепенное нарастание армии ободряюще действовало на людей. Ко времени прихода их на место действия прибыль увеличилась значительно более чем на четвертую долю общей численности, что вполне оправдало предсказание храброго вождя Камеронов.

Пока Монтроз производил этот контрмарш, Аргайл во главе своей доблестной армии подвигался вдоль южного берега озера Лох-Ил к реке Лохи, соединяющей это озеро с озером Лох-Лохи. Древняя крепость Инверлохи, бывшая когда-то королевским замком, а в то время уже полуразрушенная, все-таки была еще настолько крепка и обширна, что представляла большие удобства для временной главной квартиры, а окружающая долина была не менее удобна для лагерной стоянки, и тут, у слияния реки Лохи с Лох-Илом, расположилось войско Аргайла. Несколько барок, нагруженных провиантом, следовало за армией, так что все для нее было во всех отношениях выстроено, как только можно желать.

Аргайл, беседуя с Аухенбреком и Арденвором, высказал мнение, что в настоящую минуту Монтроз на краю погибели, что войско его будет таять по мере следования на восток; должно, что, если он двинется на запад, его разобьют Эрри и Бэйли, а если на север, то он попадет в руки Сифорта; и где бы он ни остановился отдохнуть, он рискует, что на него нападут тремя армиями сразу.

– Все это нисколько меня не радует, милорд, – сказал Аухенбрек. – Что за удовольствие знать, что Джемс Грэм будет разбит без нашего содействия? В графстве Аргайл он оставил нам такой длинный счет, что мне бы хотелось своими руками отплатить ему за каждую каплю пролитой крови. Я не люблю вершить такие долги чужими руками.

– Вы уж слишком добросовестны, – сказал Аргайл. – Не все ли равно, чьими руками прольется кровь Грэмов? Важнее всего, чтобы перестала литься кровь Сынов Диармида… А вы что скажете, Арденвор?

– Я скажу, милорд, – молвил сэр Дункан Кэмпбел, – что Аухенбрек, вероятно, скоро дождется желаемого и будет иметь удовольствие лично сводить счеты с Монтрозом за все его хищения. На наших аванпостах поговаривают, будто Камероны поголовно собираются на окраине Бен-Невиса; вряд ли это делается с целью прикрыть отступление Монтроза, я думаю, что они хотят примкнуть к его передовым отрядам.

– Просто замышляют грабительский набег или устраивают нам какую-нибудь помеху, – сказал Аргайл, – это все штуки хитреца Мак-Илду, который злится на нас и воображает, что этим доказывает свою преданность королю. Вероятно, будут тревожить наши аванпосты или завтра намерены задержать нас на походе.