В СССР геев не было!

Смогу в субботу в любое время.

Что значит Г.М.П.?»

«Привет, С!

В тебе умер великий шифровальщик. Я никому не показываю твои записки (по твоему поведению очевидно, что ты не в восторге от письменного общения. Хотя и от общения личного тебе некомфортно, правда?). Но даже если бы кто-то прочитал твои письма, то ничего бы не понял. Наверное, мне стоит у тебя этому поучиться.

Сегодня ты выглядел расстроенным. У тебя все в порядке? Почему не едешь к семье? Если это личное, можешь не отвечать.

Но я рад, что ты можешь в эти выходные сыграть со мной в футбол. Обычно матч вечером, часов в 18. Можем прийти туда пораньше. Давай встретимся в 16:30 у входа в техникум?

У меня снова спрашивал наш декан, планирую ли я сразу поступать в ВУЗ? Я пока не уверен. У меня нет конкретных планов на ближайшие пару лет. Еще ничего не ясно с армией, например… Ну, ты, наверное, можешь себе представить. Пока даже думать о ВУЗе как-то странно. Так что, возможно, мне сначала придется идти работать, а продолжу учебу как-нибудь потом. Возможно, заочно. Не то, чтобы тебе это было важно, но я хотел поделиться информацией.

Г.М.П. – это мои инициалы. Гайдук Михаил Петрович. Я думал, ты знаешь.»

«Привет.

Я не разбираюсь в методах шифрования, просто не умею писать развернуто. Сочинения мне не даются. Не понимаю, о чем можно рассуждать на нескольких листах.

Семья – это личное. Но если ты хочешь, я могу рассказать при встрече, не письменно. Письменно у меня просто не получится, а в разговоре ты умеешь задавать нужные вопросы.

Жаль, если ты не пойдешь учиться. Мне кажется, что у тебя большой потенциал.

Да, встретимся в 16:30.

Я знал твою фамилию, но не знал отчество.

С.Я.А. – Смирнитский Ярослав Александрович.»

Ярослав чувствовал себя неловко, если Михаил с ним здоровался и дружески разговаривал при его или своих одногруппниках. У него было ощущение, что правилами запрещено общение между новичком и выпускником, хотя, конечно, такого не было. Поэтому даже передавать записки Славе не нравилось, да и писать длинные тексты было не его сильной стороной. Он по сотне раз раздумывал над тем, как правильно пишется слово или правильно ли он составил предложение. Не потому что был необразованным или безграмотным, а потому что боялся показаться дремучей деревенщиной для Михаила, если допустит какую-нибудь глупую ошибку. А это с ним происходило очень часто, если он увлекался мыслью и не контролировал свои руки.

Но как бы Смирнитский не скрывал своей дружбы с выпускником, Влад и Вова, его соседи по комнате, все равно заметили, что он общается с Михаилом. И, конечно, начались вопросы: когда, почему и зачем? Когда вы познакомились? Почему он с тобой общается? Зачем тебе с ним дружить? После того, как Ярославу удалось отмазаться от вопросов любопытных друзей какими-то шаблонными ответами, они начали приставать к нему с просьбами личного характера. И если желание получить помощь в учебе Слава расценивал, как логичное и оправданное, то ждать советов в соблазнении девушек – это было чересчур. Слава долго отнекивался, утверждая, что это не этично, не по дружески, да и просто ему стыдно о таком писать старшему товарищу. Но после пары недель постоянного жужжания на эту тему, сдался. Записка, которую он передал Михаилу в понедельник, была, как обычно, весьма короткой:

«Ты можешь обучить меня, как заинтересовать девушку? Я помню, что ты рассказал при нашем первом разговоре. Но у тебя все равно много поклонниц. Мне было бы интересно узнать о твоих приемах и способах. Возможно, есть какой-то универсальный метод?

Буду очень благодарен. С.Я.А.»

Ответ Михаила, к удивлению Ярослава, не заставил себя ждать. Обычно на написание записки Миша тратил два-три дня. Но в этот раз он передал ответ после последней пары. Точнее даже не передал, а всунул в руку Славы смятый лист бумаги, неровно вырванный из тетради.

«Я не ЗАИНТЕРЕСОВАН обучать тебя этому.»

Слово «заинтересован» было обведено несколько раз, отчего было жирнее, чем остальной текст, а буквы немного плясали по строчке. Ярослав пару минут смотрел на записку, пытаясь понять, что произошло. Ни «привет», ни подписи, ничего, что показывало бы, что записка от Михаила. Кроме его почерка и того, что он сам передал этот клочок бумаги.

Почувствовав внезапный и необъяснимый приступ злости и раздражения, Ярослав выбросил записку в ближайшую урну. Почему Михаил вдруг повел себя так грубо? Почему не мог объяснить все нормально? Неужели, он считает, что Славе не поможет ничего, чтобы в него кто-то влюбился? Вопросы стучали в голове, вытесняя другие мысли. И лишь придя в комнату в общежитии, Ярослав пожалел о том, что избавился от записки: она была бы хорошим способом навсегда заткнуть неиссякаемый родник из просьб от Влада и Вовы. Но сделанного не воротишь. И соседям пришлось поверить на слово в отказ Михаила помогать им знакомиться с девушками.

Следующие недели только подтверждали, что Михаил «не заинтересован» – он ничего не писал и не передавал Славе. Они не здоровались и вообще практически не пересекались в коридорах техникума, словно Миша его избегал, словно они и не были друзьями. Справедливо рассудив, что теперь очередь всё-таки Миши писать (ведь та записка – это вовсе не привычное ответное письмо), Ярослав ждал.

А когда терпение закончилось, то он на свой страх и риск решил проявить инициативу. Он написал самую длинную записку, стараясь подражать стилю Михаила:

«Привет, Миша. Или лучше здравствуй?

Я тебя обидел той просьбой? Точнее даже сказать, разозлил. Верно?

Я могу, конечно, сказать, что это Влад и Вова меня достали своим нытьем: «Пусть Михаил нам покажет-расскажет, как можно заинтересовать девушку? Ну что, тебе жалко что ли написать ему? Если он делится своими конспектами лекций, то не сможет поделиться знаниями о девчонках?». И прочее разное, но все в том же духе. И поэтому я сдался, хотя считал эту просьбу аморальной. Только почему-то это звучит, как оправдание. А я не хочу оправдываться, потому что чувствую, что виноват, но не до конца понимаю, в чем именно.

Мне очень нравится общаться с тобой. Да ты и сам это знаешь. Ведь знаешь? Я в первую нашу встречу (разговор) назвал тебя другом. И хочу им быть и дальше, и вернуть наше общение. Правда, намного комфортнее мне общаться с тобой вне техникума, где я могу ощущать нас на равных. В клубе, например. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Наверное, мне стоит извиниться не только за последнее письмо с просьбой. Ты писал такие длинные записки, даже когда был занят с учебой. Подсказывал, у каких преподов как лучше сдавать экзамен. Дал свой конспект с первого курса. Отвел меня в клуб, со всеми познакомил. Интересовался моей семьей… А я лишь отвечал на твои вопросы. Наверное, это и называют «пользоваться человеком».

Вообще-то, я не такой. Поэтому. Извини. Больше не будет игры в одни ворота. Я приложу больше усилий, чтобы и тебе наша дружба была полезной и приятной!

Итак. Мы еще друзья?

С.Я.А.

Я очень жду ответа. Если ты не напишешь, мне придется наплевать на свой страх показаться идиотом и поговорить с тобой вживую, при твоих сокурсниках! Срок – неделя.»

Чтобы передать записку, Ярославу пришлось побегать по всему главному корпусу техникума. Михаил, словно призрак, испарялся после своей пары, как только Слава прибегал к его аудитории из своей. Очевидно, что он его избегал, и от осознания этого неприятно крутило в животе.

– Эй, Миша, твой поклонник снова пришел, – хохотнул какой-то четверокурсник, когда Слава, забив на свои занятия, пришел к аудитории, где у Михаила должна была быть лекция. – Я же говорил тебе, что какой-то рыжик ищет с тобой встречи. Хе-хе, солнечный зайчик, прыг-скок!

Комментарий незнакомого парня заставил бы Ярослава покраснеть, если бы он и так не был красным от быстрого подъема по лестнице. Поэтому Слава остался стоять в дверном проеме, контролируя свое дыхание, как научили на уроках физкультуру еще в школе: вдох через нос на четыре счета, медленный выдох через приоткрытые губы на восемь.

– Замолчи, – недовольно буркнул Михаил, встав со скамьи, и направился к выходу из кабинета. – Он не поклонник, а, скорее, подопечный. Видишь, конспект вернуть пришел человек…

«Хорошо, что я заранее убрал письмо в его тетрадь», – подумал Ярослав и протянул ее Михаилу.

– Спасибо, – сухо ответил Гайдук, без толики прежнего дружеского отношения.

– Да, но это тебе спасибо, – как-то растерянно пробормотал Ярослав. – Я… Там… Прочтешь, ладно?..

Противный звук звонка не дал Михаилу ответить, он лишь пожал плечами и вернулся к своему месту. Ярослав пошел прочь от аудитории. Через неделю он вернется сюда, если Миша не передаст ему свой ответ в записке.

Во время учебы у Славы получилось отвлечься от невеселых мыслей о том, что он обидел и, возможно, потерял хорошего друга из-за собственной глупости и бесхребетности. А вот на выходных паника и отчаяние захлестнули его с головой. Михаил не написал ответ, а это значит, что в понедельник Ярославу придется разговаривать с ним при его однокурсниках, в том числе и при том язвительном парне. Он ходил по своей комнате, продумывая речь, хотя, вообще-то, все сказал в записке. Наверное, стоит еще раз извиниться? Сказать, что хочет дружить? Но им же не по пять лет, и они не в песочнице для таких заявлений.

Понедельник навалился на Ярослава неподъемным ощущением беспомощности. Холодные пальцы страха сжимали горло. Слава был не любителем публичных выступлений, даже в детском саду на утренниках не читал стихов. А еще он был уверен, что ляпнет Михаилу что-то не то, потому что так всегда происходило, когда он говорил в больших компаниях.

На ватных ногах он подошел к нужной аудитории, но заходить внутрь не стал. Через открытую дверь он высмотрел Михаила, а затем и того острого на язык парня, продумывая, как ему лучше пройти, чтобы не попасться второму на глаза. Однако ему не пришлось играть в партизана, так как Михаил поднял голову от книги (или что он читал?), увидел его и вышел в коридор с какой-то тетрадью в руках.

– Привет, – он протянул Славе, как оказалось, конспект. – Вот, это записи с моего второго семестра, и не только. Я не уверен, что ты все поймешь. И я не про учебу.

– Я умнее, чем кажусь, – Ярослав хотел скрестить руки на груди, но вместо этого просто взял тетрадь. – Так мы друзья? Или я только твой подопечный?

Прозвучало обиженно, хотя Славе наоборот следовало извиняться. Но он не стал ничего комментировать и объяснять сказанное.

– Друзья мы или нет – от тебя зависит, – сказал Миша и, увидев, что Ярослав собирается кивнуть, покачал головой и сделал полшага назад, сохраняя между ними дистанцию. – Ответ дашь, после того, как прочтешь. И, пожалуйста, не показывай никому, тем более своим соседям-сорокам.

И Михаил, не дожидаясь в этот раз звонка, вернулся в класс. Ярослав же пошел вместо пары в библиотеку, чтобы прочесть письмо. Он не мог гарантировать, что в комнате у него получится его прочитать без любопытных глаз. Записка была написана от руки, но печатными буквами.