Рейх

Рейх
Ванко Грушев

«Вся эта система находится под защитой Атума, теперь он хозяин и владыка этого мира, ибо вы призвали нас, и мы ответили, и исполнили договор, что дали тысячелетия назад, война вскоре будет закончена, а враг падет».

Рейх

Ванко Грушев

© Ванко Грушев, 2017

ISBN 978-5-4490-1059-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Солнечная система. 2750 г.

Глава 1. Город в нигде

Летательный аппарат в форме вытянутой капли приближался к планете. Она была некогда обитаема, но теперь была пуста, в городах гулял ветер, в выбитых окнах домов обитали птицы, улицы были покрыты мхом и разросшимися деревьями. Этот мир мирно дремал, отдыхая от некогда бурной деятельности, что проходила на ее поверхности. Пройдя атмосферу, капля опустилась у огромной пирамидальной конструкции, созданной из сплава, схожего с составом летательного аппарата, у подножия пирамиды стояли робот и старик.

Старик поднял голову, посмотрел на спускающийся автоматический модуль и проговорил:

– Вот и настает наше будущее, как и было завещано ранее.

Город Плейс расположился в пустынном регионе, где температура круглый год почти не менялась, дождь и прохладный ветер были редкими гостями в этой части света, да и само его название говорило, что место здесь жаркое и пыльное. Но то, что представлял именно этот город, было несложно описать. Если встать и посмотреть на него с горы, которая была недалеко, то он выглядел как квадрат с настроенными домами, с фасадами давно выгоревшей краски, а местами разрушенными. В центре этого квадрата находились здания мэрии и еще около трех зданий администрации, ныне используемых как склад и школа, и они же были самыми высокими строениями в этой части мира. Через весь город шла одна дорога, которая уходила в пустыню к Большому каньону одним концом, а другим заканчивалась на окраине, как раз у этой самой горы, а на ней стоял развал Бобби, где некогда в былые времена еще молодой парень занимался ремонтом машин и держал заправку. Время неумолимо взяло верх над Бобби, да и случившееся в те незапамятные времена со всем миром происшествие не осталось в стороне. Он состарился, стал сильно пить и забросил все, чем когда-то дорожил – теперь гнал самогон, курил самокрутки да ругался с женой. В этот жаркий день к нему пришли два парня, один худой, высокий, с темными волосами и острым взглядом – сын Барбары, и вечно шмыгающий носом и дебильно улыбающийся беззубым ртом отпрыск Крузо Пика – Сэм.

– Эй, Бобби, выходи, надо поговорить, мы по делу, – прошепелявил Сэм.

Реакция на его довольно непонятную речь была нулевой, лишь когда он прокричал пять раз, дверь открылась, и на порог вывалился Бобби.

– Ты чего орешь, кретин беззубый? Тебя твой отец в дверь, что ли, стучать не учил? Так погоди, сейчас я тебе покажу, как это делать.

– Э-э-э, Бобби, ты нас извини, но мы к тебе по делу, – решил взять инициативу Бен от греха подальше. – Если ты помнишь, мы неделю назад приходили и просили у тебя литров десять твоего фирменного виски.

От этих слов Бобби передернуло. Нет, его самогон был хорош, но чтобы то, что он гнал, назвать виски… Эм-м, нет, даже у него язык не повернется, да и откуда, в конце-то концов, этому сопляку знать, какой у виски вкус. «Да помню я, пошли в сарай», – смягчился Бобби и спустился, скрипя ступеньками.

Цель находилась в перекосившейся пристройке его полуразвалившегося дома. Загрузив двадцать бутылок в телегу, Сэм и Бен направились в клуб. Так они называли место, где молодежь собиралась, чтобы отдохнуть, попить виски, курнуть дурман-травы из пустыни и, если повезет, зацепить девчонку, в общем, провести время. И как раз завтра будет вечеринка в честь того, что он и другие ребята закончили школу. Гремя бутылками, за разговорами они приехали на развалины. Развалины – это двухэтажное здание с широким двором и большим подвалом, куда ходили те, у кого были те самые девчонки, так как там была оборудована комната с диваном, столом и музыкой, в общем, всё для интима. Что за здание это было? Говорили, что бывший полицейский участок, но всем было плевать, да и полицейских у них в городе не было, так что и здания им не к чему.

Бутылки нужно было перенести в подвал, там было прохладно. Сэм много курил, что не позволяло ему быстро бегать и подниматься по лестнице, при этом не остановившись раз шесть.

– Сэм, ты когда бросишь курить? А то помрешь так от рака легких, сколько ты их выкуриваешь? Штук сто в день? – спросил, усмехаясь, Бен.

– А ты не суй свой нос куда не надо, Бенни, и нос будет цел, и умрешь позже, чем я, а то, я смотрю, слов умных нахватался из учебников школьных, теперь козыряешь.

Сэм не учился, и его это сильно задевало. Его мать умерла, а отец, разочаровавшись в жизни, часто бил сына, и Бену было жалко его.

– Да ладно ты, я пошутил, – сказал Бен.

– Ты умничай поменьше, и будет все нормально, – ответил Сэм.

Перенеся бутылки, они направились по домам. Сэм жил в двух милях на противоположной стороне от Бена, они переговорили, попрощались и разошлись в разные стороны. Город был маленький, и всех его жителей Бен знал в лицо. Идя по улице, он размышлял над тем, как люди жили в больших городах, которые строили до войны. Им всем рассказывали на уроках, как это было, о технологиях, с которыми поколение не расставалось, наполовину погрязнув в мире иллюзий. Как люди ходили каждый день на работу, выполняли ее и возвращались назад домой, чтобы завтра пойти на нее снова, и так каждый день, всю их жизнь. Бену было непонятно, почему то время более старое поколение вспоминает с ностальгией. Он помнит мир, но смутно, ему тогда было четыре года, и в основном места эвакуации, еще хуже помнится жизнь с отцом, который, к слову, был военным и погиб на той войне. Теперь вся его жизнь заключалась в этом городе, в нем нет работы и на нее ходить не нужно, нет денег, покупать здесь нечего. Технологии представляют собой ржавые автомобили, которые заводят очень редко – и то, когда военные из ущелья дадут бензин. И все друг друга любят и живут мирно, иногда ссоры бывают, конечно, но мелкие. Как говорит учитель истории, утопия социалистическая, что бы это ни значило. На улице, что он жил, было мало жилых домов, вообще, как он понял, город раньше был плотнее заселен. Куда делись люди? Неясно. И потом, все те, кто был помилован новыми хозяевами планеты, были расселены здесь. Самый старый из местных жителей, что тут жил, был Бобби. Он говорил по пьяни, что они куда-то ушли все, а куда ушли, он сказать не может. Бен считал, что он врет или ему привиделось всё это в пьяном бреду.

С холма город был как на ладони: облезлые, запыленные окна, много развалин и, местами, гуляющие люди. В городе никто никуда не спешил, потому что некуда было спешить, здесь либо пили дома, либо пили в кабаке «У Джона», но это для более старшего поколения. Другой бы задался вопросом: а откуда они берут еду и одежду, электричество? Нам еду и одежду привозят военные, что живут на базе в холмах, оттуда же и электричество, станция у них там атомная, а одежка со складов.

Подойдя к дому, он почувствовал запах с кухни, где тетя готовила оладьи из кукурузы, она была доброй души женщина, потерявшая всех своих близких и приютившая нас с мамой, когда нас определили в эту зону. Скрипучие половицы гостиной выдали Бена, тетя вытерла руки и поприветствовала его.

– Ты будешь кушать? – спросила она.

– Нет, спасибо, но чаю выпью, – он снял чайник с плиты и налил себя травяного чая. – А где мама?

– Она в церкви сегодня, ее очередь присматривать за стариками. А ты сам почему давно не посещал службу? – поинтересовалась она, пристально смотря.

Мать стала набожной после того, как они поселились в этом доме. Хотя Бен не верил, что она стала веровать в старика с бородой, который восседает на небе и смотрит, чем там людишки занимаются. Скорее всего, она просто хотела себя чем-то занять в этом новом для нее мире, а он ходил вместе с ней да тех пор, пока не понял, что это полная чушь. Петь песни хором и просить Бога о том, чтобы им стало жить лучше. Где!? В этом месте – лучше жить? Но тете он свои мысли высказывать не стал, не хотел обижать, а просто уклончиво ответил и пошел к себе в комнату. Так как здесь совсем делать было нечего, люди бездельничали в большей степени. А что еще делать, когда живешь на территории диаметром двадцать миль? Далее пути нет, все, что за этой невидимой чертой, – «запретные территории» и охраняется военными, наказание за нарушение границы суровое. Они говорят, что покинуть это место невозможно, что те, кто на это решится, обречен на безумие. Да и нарушение табу – действительно безумие. Бен видел, что становится с людьми, решившими нарушить это правильное, на его взгляд, решение. Не пускать туда зевак. За ними как раз ухаживает в церкви его мать, в основном по пятницам ее смена, слюнявые идиоты.

Он лег на кровать и задумался о своей жизни. Вот ему девятнадцать, вся его жизнь в этом городе. Да, он помнит жизнь до Плейса, но очень плохо, и тосковать, как более взрослое поколение, он не может. Да, ему мал этот мир, но другого мира у него нет, так что не стоит забивать голову тем, чего у него нет. Надо жить и надеяться на то, что над ними сжалятся и выпустят из этой клетки, и он увидит много нового. Ну а пока он здесь, и завтра будет вечеринка, он пойдет со своей подругой Лиззи, чтобы как следует гульнуть. Элизабет – хорошая девушка, и если все будет идти как сейчас, то она станет его женой, и они будут вместе жить-поживать и детишек рожать. Под эти мысли он уснул.

Ночь приходит в эти места очень быстро. Этот городок Плейс сводил Тома с ума, не давал ему вздохнуть полной грудью, лез во сны, мучил кошмарами, что-то просил в них и требовал. От таких видений не было покоя, и насколько он знал, страдали от них все, кто жил в этом пыльном месте. Он был мужчина в возрасте и помнил жизнь до того, как мир перестал быть нормальным миром, а стал клеткой-городом для тысяч человек. Скучал ли он по прежней жизни? Конечно, скучал. За то время, что он здесь прожил, он так и не смог привыкнуть, из-за этого переехал подальше к горам и завел свой маленький огород. И ждал время, когда он встретится со своей семьей, которая погибла из-за того, что война пришла в их дом. Так он жил, надеясь умереть, но жизнь не отпускала его, а смелости прикончить себя не было.

В эту темную ночь – а других здесь и не было, да будь он проклят, чтобы он хоть раз увидел хоть одну звездочку на небе!.. – Том сидел на крыльце своего трейлера, который уже давно был без колес и настолько стар, что с легкостью соревновался со стариком Томом. Он пил бурду, приготовленную Бобби, что местные называли виски, отрезать бы им за это языки. Пламя костра освещало большой круг во тьме и плясало, словно демоны в аду, прыгая и резвясь, зовя его к себе. Сегодня ему снилась тень человека, он сказал, что время пришло, что он может больше не страдать. Пламя костра догорало, и мирно посапывающий старик, заливший свою тоску самогоном, не заметил, как со стороны ущелья промелькнул силуэт и остановился у догорающих остатков костра. Тому снился старый мир и его семья. Они все вместе были на южном пляже, и были рады этому. Когда силуэт покидал место у старого трейлера, голова, что болталась в руках уходящего, продолжала улыбаться.

Утро было прекрасным, солнце светило в окно, и его лучи приятно согревали открытую ногу, что торчала из-под одеяла. За окном шумел листьями клен, когда между его веток проносился ветер. Лиззи потянулась, зевнула, у нее сегодня приподнятое настроение. Она резко встала с кровати и подошла к зеркалу, которое висело на стене: из него на нее смотрела юная девушка среднего роста, с правильными чертами лица, узким носом и русыми волосами, хорошей юной фигурой, молодая грудь торчала сосками вверх, потрогав их, она томно вздохнула. Завалившись снова на кровать, она стала воображать в своей голове, как будет проходить вечеринка, которая намечена на сегодня. Там будет ее любимый Бен, от этих мыслей у нее возникло напряжение. Вечером, Лиззи, вечером, одернула она себя и сказала сама себе, что ее жизнь просто потрясающая.

Бен спустился вниз, на кухню, где встретил мать, которая пила чай. Его мама была женщиной, о которой говорят, что ее потрепала жизнь, выглядела она старше своих лет, хотя он был уверен, что на нее посматривали мужчины. Она была невысокого роста и худой – это черта передалась и Бену, – строгое миловидное лицо, усталые глаза. Она всю жизнь любила отца, который был военным и погиб, защищая родину, и оставалась ему верной до конца. Она ненавидела этот город, но вслух этого не говорила.

– Доброе утро, мам, как дела?

– Привет и тебе, Бен, дела у меня хорошо, садись чай пить с тётиными оладьями, – она улыбнулась. – Как тебе спалось? – поинтересовалась она.

– Да, как всегда, нормально. – Хотя он немного солгал, его мучил кошмар. В городе странные сны снились всем, но об этом старались не говорить.

– А как дела в храме? – решил поинтересоваться он чисто для поддержания разговора.

– А как там могут быть дела, там редко что-то меняется. Ты сегодня на вечеринку идешь?

– Да, пойдем с Сэмом и Лиззи, потанцуем да так у костра посидим, – уклончиво ответил он.

– Ну да, а та вонючая жижа, что варит Бобби, наверное, для розжига того самого костра?

Блин, как неприятно, когда твоя мать тебя называет алкашом, пусть даже это и не так и тебе уже девятнадцать.

– Мама, если что, то мне уже довольно много лет и я могу себе что-то позволить покрепче травяного чая, тем более раз в год.

– О нет, мой сын вырос? Да не может быть! А я-то и не заметила. Ты, мой сынок, взрослый, спору нет, но смотри не налегай на то, что этот болван делает из мочи своей женушки, а то ослепнешь. – Она говорила это спокойно и довольно холодным тоном, она просто предупреждает, чтобы он был осторожнее.

– Ладно, я тебя понял, буду смотреть, что пью и сколько.

Он встал, помыл кружку, уже хотел уходить, как в спину услышал:

– Бенни, ты не забыл, что тете надо помочь прополоть фасоль? Ты вроде обещал.