Хижина ведуньи стояла на небольшой полянке. Окруженная со всех сторон огромными дубами, она опускала свою крышу чуть ли не до самой земли, и два небольших окошка темнели под этой крышей, точно два глаза под длинной шевелюрой. Живой казалась хижина Хамусы. Живой и страшной. Как и сам лес, в котором она находилась.
Нагнувшись, Нок прошла в темнеющий дверной проем и словно провалилась в жаркую, душную яму. Хамуса уже суетилась у очага: цепляла на крючок котелок с водой, разводила огонь. И все время что-то приговаривала. То ругала шептунов за то, что крепко напугали «ее девочку», то жаловалась на жару и желала поскорее дождя. То вообще начинала вещать что-то странное о мертвых костях, о погребении, о химаях, караулящих у границ, и о злобных драконах надхегах, что прилетели с севера и не дают покоя людям, работающим на плантациях.
О надхегах Нок и сама немало слышала. Откуда такая напасть на соседние холмы – люди не знали. Но заказывали служения в храме духов Днагао и поговаривали, что пора вызывать охотника на драконов. Только ему под силу прогнать тварей с облюбованных ими холмов. Надхеги – это не зменграхи, съедят человека в один присест. Морды у них огромные, и владельцы рисовых плантаций уже не раз жаловались старейшинам Линна на свои потери. Рабы гибнут, а это деньги. Деньги, которые владельцы плантаций теряют.
Наконец, когда весело затрещал огонь под котелком, а ягоды смородины оказались в кипящей воде, Хамуса установила на щербатом дубовом столе медную треногу. Каждая медная нога представляла собой узкое тело змеи и заканчивалась змеиной головой с высунутым раздвоенным языком. Посередине треноги, в глубокой испачканной золой чаше, Хамуса развела небольшой огонь, подбрасывая на тонкие прутики мелкий серый порошок. Языки огня от порошка тихо вспыхивали и потрескивали, точно живые.
– Ну-ка, девочка, закрой дверь, – велела Хамуса и добавила: – и не прячь от меня глаза. Сейчас можно, сейчас, когда я буду бросать для тебя кости, мне надо видеть твои глаза. Твои славные, синие глаза… где такие еще увидишь? Подобных глазок еще пойти и поискать в наших землях…
Хамуса нагнулась над столом, сдвинула немного треногу с полыхающим на ней крошечным пламенем и развернула кожаный свиток. Расстелила его на столешнице и провела по нему несколько раз смуглыми ладонями, разглаживая.
Внутри свитка, в самом центре, желтел нарисованный круг солнца с расходящимися во все стороны лучами. Лучи делили свиток на восемь одинаковых частей. В каждой части, выделенной тонкими штрихами, лежали города, леса, холмы и деревни. У самого солнца располагался Линн и еще три города Свободных Побережий, а от него расходились желтыми линиями дороги, разбегались тропки-ниточки. Леса, холмы, реки. Деревни, плантации, города. Кажется, весь мир развернулся на столе перед Нок.
Хамуса пробормотала еще какое-то заклинание и кинула что-то в огонь на треноге. Запахло резко и горько, тонкий дымок пополз к почерневшим балкам крыши.
Нок почувствовала, как ее начала бить крупная дрожь, застучало бешено в висках и разом вспотели обе ладони. Едкий запах наполнял ноздри, в горле першило. Хотелось кашлять, но Нок только осторожно хмыкала. Дымок над треногой становился гуще и темнее, а ведунья все бормотала и бормотала. На карту она бросила кожаный черный мешочек, откуда попросила Нок достать одну кость.
– Один кубик, девочка. Своей рукой достань один кубик, – низким голосом проговорила Хамуса, не глядя на Нок.
Просовывая руку в узкое отверстие мешочка, Нок поняла, что пальцы у нее дрожат, и она еле-еле удерживает теплую гладкую кость с твердыми гранями. Она вытащила ее и несмело подняла глаза на ведунью. Та, пробормотав еще одно заклинание – или молитву духам, кто знает? – взяла кость и кинула на карту.
Кубик покатился, бесшумно и легко пробежал через разделяющие лучи и лег ровно у города Линна.
– Что ты видишь на нем? – спросила Хамуса, не глядя на карту.
– Солнышко улыбается… – едва слышно пробормотала Нок.
На верхней грани кубика действительно красовался знак улыбающегося солнца.
Огонь на треножнике снова вспыхнул, черный дым повалил сильнее.
– Удача улыбается тебе. Первая кость – кость Судьбы. Она говорит о том, что твоя судьба – это улыбка солнца, что дает свою любовь каждому, несмотря на возраст и положение. Доставай вторую кость.
Нок еще раз опустила руку в мешочек. Теперь ей показалось, что кости нагрелись, стали теплыми, точно ожили. Не сразу, но ей удалось ухватить еще один кубик. Сама судьба наливалась теплом в ее пальцах, готовая раскрыть свои секреты прямо сейчас.
– Бросай… Узнаем, будет ли здоровье и долголетие в твоей жизни. Не подхватишь ли ты болезнь жриц Набары, от которой красота их вянет, а срок жизни уменьшается. Кидай, девочка, – голос Хамусы стал еще более низким и хриплым.
Нок чувствовала, что голова у нее идет кругом, а от нехватки свежего воздуха перед глазами пляшут черные точки. Дрожащими руками она осторожно кинула кубик на карту. Тот подпрыгнул, пару раз перевернулся и замер.
– Что ты видишь на нем? – тут же спросила Хамуса.
Почему она сама не смотрит на кубики? Почему именно Нок должна отвечать?
– Я вижу солнце… – послушно ответила Нок.
– Два солнца подряд – давненько я не встречала такой удачи в жизни человека. Доставай третью кость. Мы знаем, что тебя ждет храм Набары. Но все равно бросай. Это будет на место, где ты найдешь свой дом.
Нок вытащила кубик, ставший горячим и немного светящимся, и снова кинула его на карту. В этот раз Хамуса не задавала вопроса, а сама напряженно всматривалась в прыгающую костяшку. Поворот, еще один поворот, еще. Кубик укатился далеко от Линна, от холма Набары, от Свободных Побережий, поближе к Одиноким королевствам. У Каньона Дождей он замер, улыбнувшись еще раз знаком солнца.
– Третье солнце! – воскликнула Хамуса и отпрянула от столешницы. – Третье солнце! Только у одного может быть три солнца, только у одного… Дим-Хаар знает, знает… Он это сделал, да? Нок, отвечай, ты знаешь, кто ты?
Нок попятилась назад, опустила глаза, торопливо сложила ладони у груди и три раза поклонилась. Страх сковал язык и затуманил мысли… Это ее вина, что выпали три солнца подряд? Что она сделал не так? В чем провинилась?
– Три солнца… у этой девочки три солнца… – без остановки причитала Хамуса.
Ее голос вновь стал обычным, она сгорбилась. Суетливым движением ведунья кинула в огонь на треноге еще горсть каких-то сухих трав и зло велела:
– Бери еще кость! Ну, давай, раз огонь горит, карта тебе еще предскажет. Бери кость на первого мужчину. Кто даст тебе имя? Кому ты первому подаришь свою любовь и девственность?
Нок несмело просунула руку в мешочек и тихо вскрикнула. Камни обжигали, но ослушаться ведунью она не посмела. Закусила губу и вытянула горячий, светящийся кубик.
– Кидай! – громко велела Хамуса.
Кубик покатился по карте. На мгновение он замер, повернувшись гранью с изображением птицы в полете, после вдруг подпрыгнул, еще раз, еще. Каждый его прыжок становился все выше и выше. Кубик ударил в треногу, пылающую огнем, и та перевернулась, рассыпав горячие языки пламени на карту.
Хамуса вдруг вскрикнула и запричитала:
– Я его вижу… я вижу человека… он уже пришел за тобой, девочка! Это он, я знаю его… сильный, очень сильный… очень страшный… от него приходит беда… он приходит туда, где беда…
Кубик, все еще прыгающий по пылающей карте, подскочил и ударил ведунью прямо в лоб. Она закрыла лицо руками и заорала:
– Уходи! Уходи отсюда! Спасайся, пока не поздно…
Нок кинулась к двери. Уже на пороге она оглянулась и увидела, как Хамуса заливает водой из ведра пылающий стол, треногу и скамейки.
#8. Нок
Покрытая прошлогодними прелыми листьями земля убегала из-под ног и с предательски тихим шорохом съезжала вниз. Нок хваталась руками за стволы молодых дубов, что поднимались рядом с многолетними великанами. Корни вьющихся растений, выгибаясь, бесшумными змеями цеплялись за ее ноги, хватали за край юбки и требовательно замедляли движение.
Девушка понимала, что от ужаса она теряет здравомыслие, что надо остановиться и хотя бы оглядеться, но сил собраться и прогнать страх у нее не осталось. Поэтому деревья мелькали в бешеном беге, ветки хлестали по плечам, и думалось только об одном – поскорее бы оказаться на побережье. Подальше от зловещих деревьев, трескучего пламени в хижине Хамусы и… страшного предсказания.
Об этом Нок будет думать потом. Когда окажется в безопасности, переведет дух и успокоится. Тогда можно будет разобраться, что ждет ее в будущем. Хорошее или плохое… Доброе или злое… а пока – вперед! Сквозь деревья, через ямы и бурелом. Вперед, к плещущемуся прибою. Туда, где спокойно…
По узкой, едва заметной тропинке Нок сбежала с холма и только оказавшись в неглубоком и чистом овражке остановилась и перевела дыхание. Поправила юбку, долго и безуспешно отряхивая ее от листьев и мелких веточек. Убрала лесной мусор из растрепавшихся кос. Еще раз зачем-то отряхнула юбку. Выпрямилась, подняла глаза и… остолбенела.
Этот миг показался ей бесконечным и до странности безмолвным. Неслышно, совсем неслышно спускался с соседнего холма вчерашний Незнакомец. Черная шляпа с широкими полями надвинута на глаза, кафтан распахнут. Белая рубашка местами порвана и в ярких бурых пятнах крови. Он смотрел на Нок. В упор, не отрывая взора. И глаза его сверкали из-под полей шляпы, точно горящие угли в печи.
Страшные глаза страшного человека… Нок почувствовала, как в горле встал ком, и перехватило дыхание. Ей надо бежать, бежать от Незнакомца, но его пристальный взгляд завораживал, притягивал, и не было никаких сил сдвинуться с места. Что надо этому человеку? Что, дери его зменграхи, ему надо?!
Незнакомец остановился. Нок внезапно поняла, что уставилась на него, как глупая девчонка, а делать этого не следует. Она рабыня, а глядит на свободного во все глаза! Опустив взор, девушка медленно выдохнула. Сложила ладони вместе, три раза поклонилась. После, на всякий случай, поклонилась еще раз.
Хорошо, что поднимать глаза не обязательно, что можно не смотреть на Незнакомца.
– Проходи, девушка, – прозвучал низкий голос.
Краем глаз Нок с ужасом заметила, что мужчина ответил на поклон. Он слегка наклонил голову и вытянул руку в кожаной перчатке, показывая, что путь свободен. Девушка сдвинулась с места и глянула мельком на него. Перчатка в крови… Или ей показалось?
Огромный мешок в другой руке Незнакомца обтягивал что-то большое, круглое. Что-то, с чего капала кровь…