Коллеги. Звездный билет

– Что вы имеете в виду?

– То, что вижу.

Она повернулась и ушла в сени. Вернувшись через минуту с миской малосольных огурчиков, присела возле Даши, погладила ее по голове:

– Боязно мне, дочка. Бабы болтают: обхаживает он тебя. А ведь в Москве у него вроде невеста. Чуть ли не каждый день по телефону с ней калякает. Зойка с почты говорила: надысь полсотни рублей отдал за пустяковый переговор.

Даша зарумянилась.

– Перестаньте, мама, это уж слишком! У нас с Александром Дмитриевичем чисто служебные отношения.

Она схватила пальто, портфельчик и выбежала на крыльцо.

«Вот, значит, как, – подумала она, глубоко вдыхая холодный воздух, – вот, значит, как: я стала соперницей. И кого – москвички!»

Ей захотелось пуститься бегом, но, помня о своем медицинском звании, Даша высоко подняла голову, степенно пошла по мосткам, быстро, не в такт размахивая портфельчиком.

«Я красивая. Да-да, не просто симпатичная, а красивая. А она, интересно, какая? Худенькая, должно быть, москвичка, они все худенькие, бегают по эскалаторам».

Мать, сама не ведая того, направила Дашины мысли в определенное русло. Ее недовольство мамиными разговорами было притворным. Наоборот, она испытывала безотчетную радость и непоседливое ожидание, как в кино перед новой картиной. Мать расставила все по своим местам. Доктор ее обхаживает, а в Москве имеется соперница. Ой, да ведь Даша совсем уже взрослая!

«Да что это я, – вдруг смутилась она, – ведь не влюбилась же я в него? Просто он работает с душой и, как видно, хороший общественник. Поэтому он мне и приятен. Ведь он же совершенно некрасивый, не то что Федор. А Федор красивый, но неприятен. Значит, я не люблю ни того, ни другого. Уж если я полюблю, то как Ванина Ванини. Кто же это будет? Но, уж конечно, не Александр Дмитриевич. Он мне просто приятен по служебной линии».

Погруженная в такие мысли, она дошла до больницы и, войдя в ворота, увидела, что через двор, на ходу что-то дожевывая, бежит Зеленин в одной рубашке.

«Сумасшедший! – мысленно вскрикнула она. – Простудишься. Какой же он смешной! Разве в такого можно влюбиться?»

Стеклянный мыс

Зеленин выбежал из дому, не накинув даже пиджака, потому что его позвали к телефону. «Неужели Инна в такую рань?» – подумал он. Они звонили друг другу теперь по очереди, чтобы расходы пришлись пополам.

В дежурке возле телефона сидел бухгалтер. Каждое утро он приносил Зеленину кипу бумаг, «присланных с центра» или сочиненных им самим. Зеленин вскрывал объемистые пакеты, читал длинные инструктивные указания, методические письма, запросы и с грустной покорностью засовывал их в ящик стола. С еще большей грустью он просматривал умопомрачительные вычисления бухгалтера.

– Подпишите, Александр Дмитриевич, расчеты по кредиторской задолженности, – говорил бухгалтер.

– Засадишь ты меня, Григорий Савельевич.

Тот посмеивался, довольный своей таинственной силой. Сейчас, когда на столе лежала телефонная трубка, в которой, возможно, был заключен голос Инны, Зеленину стало неприятно присутствие этого претенциозного сухаря с его нудными, как головная боль, бумажками.

– Кто звонит? – спросил он, ожидая увидеть в ответ многозначительную улыбочку.

– Вас спрашивает председатель поселкового со- вета.

Зеленин взял трубку:

– Я слушаю.

– Привет, товарищ Зеленин. Неприятные новости. На Стеклянном грипп людей косит, пятьдесят процентов бульдозерного парка из-за этого простаивает.

– Да-да, я знаю. Как раз сегодня туда собирался.

– Я тоже сегодня туда еду по вопросу жилищного строительства. Могу вас подбросить.

– Очень хорошо.

– Подходите сейчас к чайной.

Прогуливаясь по берегу возле чайной, Зеленин поднял воротник и потуже закрутил шарф. Он все еще ходил без шапки, вызывая удивление местных жителей. Здесь, на берегу, было видно, как близка зима. Тяжелый ход снеговых туч с севера, из Карелии, волнующаяся масса темной воды, голый, как проволочные заграждения, кустарник – одна эта картина вызывала неприятное познабливание. Зеленин обернулся к улице. Она была пустынна, только вдалеке по мосткам двигалась фигура какого-то инвалида с костылем. Над трубами домиков трепались сбиваемые к земле сивые клочья дыма. Инвалид в синем плаще энергично приближался. Увидев его красное широкое лицо, Александр вздрогнул. Два образа этого человека мгновенно соединились в памяти. Дворцовая набережная. Круглое лицо инвалида, затуманенные глазки… «Куда клонится индекс, точнее, индифферент ваших посягательств?»

«Вот мои коронные», – дружелюбно посмеивается человек в зеленом френче, сидящий за письменным столом.

«Поэтому он не привстал со стула, пожимая руку. Как это я сразу не догадался? Занятно. А может быть, это все-таки не тот? Как он нам тогда представился? Сергей Егоров, правильно. Ну, попробую».

– Привет, товарищ Егоров!

– Здравствуйте, доктор, еще раз. Машина на заправке, сейчас подойдет. Подышим пока свежим воздухом. – Он глубоко, будто выполняя процедуру, несколько раз вздохнул, посмотрел в сторону озера и сказал: – Полюбил я этот край, будто я родился здесь.

– Я думал, вы здешний, – отозвался Зеленин.

– Нет, я воронежский. После войны с женой приехал к себе на пепелище, даже могил родительских не отыскал. Ну, жена сюда меня сманила, на свою родину. Приехали, а здесь тоже одни трубы торчат. Сильные бои были, финны из минометов жарили. У них неподалеку подземный форт находился.

Подкатила машина, новенький ГАЗ?69, с брезентовым верхом. Они поместились рядом, на задних сиденьях. Егоров объяснил, что прямой дороги на Стеклянный мыс пока нет, ехать придется кружным путем, километров за двадцать.

Машина легко шла по размытой грунтовой дороге. Прозрачный осенний лес мелькал по сторонам. Проехали одну за другой три деревеньки. Ветхие избенки кособочились вдоль кюветов. В окошках, как бельма, торчали фанерные заплаты. Иные окна крест-накрест были заколочены досками. Раза два из-под колес порскнули поджарые, как щенки, поросята. Зеленин был поражен.

– Какое убожество! – прошептал он. – В чем дело?

Егоров сопнул натужливо, по-стариковски:

– Оскудели тут у нас колхозы. Что вы, не знаете?

Откуда ему было знать? В простоте душевной он считал сельской местностью дачный поселок Комарово. Два или три выезда на картошку не открыли ему лица деревни. Очень уж было на картошке весело и многолюдно, как на студии «Ленфильм» среди фанерных декораций. Мелькавшие в газетах статьи о тревожном положении в сельском хозяйстве он просматривал равнодушно: в ленинградских магазинах последние годы было изобилие продуктов. Сейчас Александр чувствовал неловкость, словно совершил бестактность. Ему казалось, что своим вопросом он затронул в соседе что-то наболевшее. Но Егоров уже смотрел по-прежнему весело и чуть насмешливо.

– Слышали, анекдот такой ходил? Собрались колхозники на совещание решать вопрос, как лучше помочь студентам в уборке урожая. Ха-ха-ха! А ведь почти так оно и было: не шефы помогали нам, а мы шефам, от худосочия своего. Народ весь по городам разбегался. Ну а сейчас возвращаться начинают, кое-кто строится даже.

Действительно, за первым рядом чахлых избушек кое-где желтели горбыли новостроек.

– Ишь ты, на дачный манер братья Ферапонтовы виллу себе грохают, – помолодевшим голосом сказал Егоров. – Погодите год-другой – пойдет у нас жизнь!

«Газик» напористо лез в гору. Вдруг открылась панорама строительства. Стеклянный мыс зеленым хвойным треугольником врезался в озеро. У самой воды под защитой лесистого горба притулились несколько бараков и десяток финских домиков. Тянулись встречные цепочки самосвалов. В котловане ворочались и будто раскланивались друг с другом два экскаватора.

Шофер развил на спуске бешеную скорость. Чуть не свалившись в кювет, он вильнул в сторону от буксующего на подъеме звероподобного МАЗа.

– Петька, очумел! – крикнул Егоров.

– Не трухай, Сергей Самсонович! – весело гаркнул шофер. – Финиш как-никак.

Возле одного из бараков машина остановилась. Егоров и Зеленин вошли в контору главного инженера. Здесь вдоль стен сидели люди в ватниках и брезентовых плащах. Из-за стола взглянул на вошедших человек с огромным желтым лбом. Узкий клинышек редких волос еще спасал его от причисления к лысым.