Петросян быстро вышел из комнаты. Старков обернулся к Маркову и, встретив его тревожно спрашивающий взгляд, спокойно сказал:
– Допрашивать буду я… Весь разговор – по-немецки. Вы ведете протокол – для виду. Схема допроса такая: если он хочет жить, пусть не только нас торопит, но поторопится и сам. Нам же торопиться некуда: на его расстрел нам достаточно пяти минут, мы все знаем и без его показаний. Так сказать, не допрос, а чистая проформа перед тем, как расстрелять. И вы уже оформляете протокол расстрела. Бандиты, как правило, обожают жизнь. Ставим на это…
– Ясно, – отозвался Марков.
Вернулся Петросян, и вслед за ним конвойные ввели немца. Старков мельком взглянул на него и показал на стул:
– Сядьте сюда.
– Благодарю вас, – четко произнес немец, сел, посмотрел на настенные часы, которые показывали двадцать минут второго, и улыбнулся.
– Ваши имя и фамилия? – небрежно спросил Старков.
Немец не отвечал и, продолжая улыбаться, смотрел то на Старкова, то на Маркова, то на Петросяна.
– Можете, если хотите, назвать вымышленное имя, – сказал Старков.
– Адольф Гитлер! – выкрикнул немец, перестав улыбаться.
– Это имя не подойдет, – поморщился Старков. – Его неудобно вносить в протокол вашего расстрела. Сами понимаете. Пожалуйста, какое-нибудь другое.
В голубых глазах немца мелькнула растерянность. Он внимательно посмотрел на Старкова, на Маркова, занесшего ручку над листом бумаги, на стоявшего у стены Петросяна и, видимо, понял, что с ним не шутят.
– Все равно вы ничего от меня не узнаете, – заученно проговорил он. – И я очень советую вам поторопиться.
– Нам торопиться некуда, – лениво сказал Старков, и стал закуривать папиросу. – На расстрел хватит пяти минут.
– Вы же не знаете, что вас ждет! – воскликнул немец.
– Вы имеете в виду войну? Знаем, – сказал Старков, наблюдая за дымом от папиросы.
Немец явно оторопел. Несколько секунд он молчал, а потом угрожающе произнес:
– Вы ответите за это.
– За что? – искренне удивился Старков. – На протоколе расстрела мы поставим дату позднее, и, таким образом, вы будете расстреляны по законам военного времени, как шпион и диверсант. – Старков показал глазами на лежащие на столе вещи. – Ну, ну, давайте какое-нибудь имя. Не записывать же нам в протокол «господин икс»?!!
На лбу у немца проступила испарина. Он что-то обдумывал.
– А если я буду говорить? – вдруг спросил он уже без всякой амбиции.
– Вы отсрочите свою смерть, а может быть, избежите расстрела, – спокойно ответил Старков. – Мы из контрразведки, и, естественно, нам важно получить от вас сведения. Впрочем, поскольку вы явно не генерал, вряд ли мы услышим от вас что-нибудь действительно важное.
– Я давал присягу, – снова заученно выпалил немец.
– Мы тоже, – тихо сказал Старков. – Такова уж военная служба…
Немец молчал, напряженно глядя прямо перед собой.
– Вы член гитлеровской партии? – лениво спросил Старков.
– К сожалению, нет.
– Почему?
– Я жил не в Германии, – удивленно смотря на Старкова, ответил немец.
– Но после вашего возвращения из Прибалтики в фатерланд прошло время?
– Увы, недостаточное для того, чтобы я успел заслужить такое доверие.
В это время Марков нетерпеливо пошевелился, Старков посмотрел на него и обратился к немцу:
– Да, я забыл, назовите все же какую-нибудь фамилию… – Старков улыбнулся. – А то мой протоколист нервничает.
– Гельмут Шикерт, – чуть подумав, ответил немец. Старков подождал, пока Марков записал фамилию, и сказал ему:
– Сходите к начальнику конвоя, спросите, достаточно ли ему наших подписей. И у меня нет с собой печати.
Немец проводил Маркова испуганным взглядом.
– Еще несколько вопросов… не для протокола, а так, просто из чистого любопытства… – сказал Старков. – Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
– Не дотянули годика до круглой даты. С парашютом прыгали впервые?
– Да.
– Без тренировки? – удивился Старков.
– Считается, что новичок первый прыжок делает более уверенно и храбро, чем второй и третий, – ответил немец механически, думая, очевидно, совсем о другом.
– А что? Пожалуй, это верно, – обратился Старков к Петросяну. – Все же нужно быть храбрым, чтобы ночью прыгнуть в полную неизвестность…
Немец молчал. Эти домашние рассуждения Старкова доконали его: кроме всего прочего, такой допрос исключал для него возможность прибегнуть к заученной браваде.
Вернулся Марков и, не садясь больше за стол, сказал по-немецки:
– Протокол он принял, но просил не забыть поставить потом печать.
– Хорошо. Господин Шикерт, вы сами хотите что-нибудь сказать?
– Может, вы думаете, что я из службы безопасности? – тревожно спросил немец. – Я от армии.
– Абвер? – быстро спросил Старков.
– Да, да, – почти обрадованно подтвердил немец.