Поветрие

Остановившись на минуту, чтобы перевести дух и отереть потный лоб, учитель принялся за переодеванье: облегчив шею от ярма галстука, он сюртук и сапоги заменил легкой визиткой и гостинодворскими туфлями; потом, набив трубку и закурив ее, взял со стола новый номер газеты, поставил свечу на круглый столик около дивана и растянулся на последнем. То щурясь и с остервенением вздувая кверху густые клубы дыма, то усмехаясь и пуская чисто-очерченные колечки, он углубился всецело в руководящую статью.

Снаружи постучались тихонько в дверь.

– Войдите, – проговорил он, не отрывая глаз от чтенья.

В комнату глянуло сморщенное, добродушное лицо старушки-хозяйки.

– Лев Ильич?

– Что скажете, Анна Никитишна?

– Вас, кажись, спрашивают.

– Почему же «кажись»?

– Да по-немецкому, не разберешь.

– Попросите войти.

Место старой хозяйки в дверях заняла фигура молодой девушки.

– Мари! – вскрикнул Ластов и поспешно поднялся с дивана. – Вы какими судьбами? С порученьем от Липецких?

– Да… то есть нет…

Ластов с заботливым видом приблизился к неожиданной гостье, попросил ее в комнату и плотно притворил за нею дверь.

– Вы имеете что сообщить мне?

– Да-с… я… я…

Сделав два шага вперед, она остановилась в смущении, не зная, куда девать глаза и руки. Молодой человек подвел оробевшую к дивану и почти силою усадил ее; потом выдвинул у стола ящик, достал оттуда два туго набитых бумажных мешка, и содержание их высыпал на диван перед швейцаркой.

– Прошу не побрезгать; чем богат, тем и рад.

Девушка мельком взглянула на предлагаемое угощенье: перед нею аппетитно громоздились две горки лакомств: одна – французского изюма, другая – миндалю в шелухе.

– Studentenfutter[26 - Корм студентов (нем.)], – объяснил молодой хозяин и, для поощрения гостьи, сам первый взял пригоршню миндалю и принялся щелкать его.

Мари, еще не оправясь, ни к чему не прикасалась и шептала только:

– О, благодарю, благодарю…

– Но к делу, – сказал Ластов. – Что, собственно, привело вас ко мне?

– Вы дали мне свой адрес…

– Ну-с?

– С тем, что ежели я… ежели со мною что приключится…

Ластов перестал жевать.

– Вам не было житья у господ? Фрейлейн Липецкая выжила вас?

– Да! – подтвердила с живостью Мари, обрадованная, что покровитель так хорошо понял ее. – После того памятного вечера я просто не знала, куда деться. Не то, чтобы фрейлейн Липецкая жаловалась на меня родителям, о нет! Но она обходилась со мною с таким пренебреженьем, с таким… не знаю, право, как сказать… Да не могла же я и служить девушке, которая так же безумно влюблена в вас… Я потребовала паспорт, связала в узел свое имущество, взяла извозчика и поехала по адресу.

– Как? Так извозчик еще дожидается вас?

– Да, у него я оставила узел. Ластов встал и вышел в прихожую.

– Анна Никитишна!

– Чего изволите? – отозвалась из-за перегородки хозяйка.

– Сбегайте-ка вниз…

Хотя он говорил по-русски, Мари поняла его:

– Ах, г-н Ластов, вы насчет моих вещей?

– Да.

– Так что ж вы других беспокоите? Я сама.

И она уже скрылась в выходных дверях. Мину-ту-две спустя она вернулась назад, вся впопыхах, с грузною связкой, которую опустила на пол у дверей.

– Ну, и прекрасно, – говорил Ластов, прохаживаясь взад и вперед по кабинету. – Сядьте, пожалуйста, не стесняйтесь, я похожу.

Мари робко присела на край дивана.

– Вот я раздумываю, – продолжал Ластов, – кому бы отрекомендовать вас? Как назло, не знаю теперь никого, кому требовалась бы служанка. Не можете ли вы пристроиться снова у вашего энгадинца?

– Нет, он нанял уже другую на место меня. Г-н Ластов, – осмелилась девушка подать собственное мнение, – отчего бы вам не отпустить вашу кухарку? Я отлично заменила бы ее. Кушанья приготовлять я умею, могу сказать без хвастовства, на кухне в отеле нашей брала нарочно уроки. Комнату убирать знаю и подавно. Право, вы останетесь довольны мною!

– Милая, – вздохнул Ластов, – у меня нет кухарки. Дама, которую вы видели в прихожей, моя квартирная хозяйка, вдова-мещанка, у которой я снимаю эти две комнаты; обедаю же я в кухмистерской, по пути из должности.

Мари отвернулась и заморгала; за пушистыми ресницами ее закипали слезы.

– Что же мне делить? А я так надеялась…

Она пышным белым рукавом своим отерла глаза.

– Перестаньте, Мари, – сказал, остановившись перед нею, Ластов, – не печальтесь. Сколько будет в моей власти, я помогу вам. Вы наймете себе комнатку, светленькую, прехорошенькую, займетесь шитьем что ли и станете дожидать у моря погоды. Я тем временем обойду всех знакомых, переспрошу сослуживцев, не требуется ли им отличнейшая горничная, напечатаю в газетах…

– Г-н Ластов… – прервала его швейцарка и, потупившись, смолкла.

– Что вы хотели сказать?