– Да ладно ты, успокойся, – уже более дружественно промолвил Валерий, продолжая сохранять вид полной таинственности, – помнишь, когда мы убивали прежнего босса, я тогда ему предъявил, что он «закрысил» себе некие таинственные сокровища, секрет которых ему удалось раздобыть, когда мы разграбляли одну затерянную в лесах деревушку. Я тогда подумал, что он просто не хочет ни с кем делиться, и, если ты не забыл, подверг его очень жестким и просто нечеловеческим пыткам, пытаясь таким образом вырвать у него так ревностно хранимую тайну. Не думаю, что после стольких перенесенных страданий, он смог бы и дальше так стойко держать при себе свои мысли. Но знаешь, Буйвол, что он тогда мне сказал?
– Нет, – откровенно признался Копылин, своим звероподобным лицом выражая крайнее удивление, – это мне не известно. Ты тогда сам о чем-то с ним шептался, я же только помог его захватить и все время продолжения пытки находился на улице, – здесь как будто что-то вспомнив, мужчина воскликнул, – ты же сам никого к нему не подпускал: сказал, что только ты сможешь обойтись с ним согласно наших традиций и его высокого положения.
– Правильно, – согласился босс ивановской мафии, хитро прищуриваясь, – я тогда предположил, что при большом собрании «мерзавец» не посчитает нужным со мной откровенничать, – и более печально, – как же я ошибался, ведь, как оказалось, Елисеева Димку мы «убирали» именно за то, что он каким-то непостижимым образом смог уничтожить документ, указывающий на место, где спрятаны несметные древнерусские клады. И вот теперь я думаю, что мы тогда с тем убийством погорячились, а знаешь, почему?
– И тут я не в силах ответить, – не менее честно признался бандит, продолжая стоять перед своим давним товарищем с низко опущенной головой и удрученным видом.
– Теперь я уверен, – снова нахмурился Вацек, но на этот раз не испытывая гнева по отношению к Буйволу, а предаваясь исключительно мыслям, ведущим в далекое прошлое, – что Елисеев в то далекое время не просто уничтожил ту карту: он смог разгадать, где скрыто сокровище. Однако наш прежний босс не славился аналитическими способностями мыслить – за что, кстати, и поплатился – поэтому и не рассмотрел тогда такой перспективы, а велел попросту Димку убить. Хотя если бы на него в те времена как следует надавили, – а тогда мы это делать умели – то мы бы сейчас уже владели всем тем огромным богатством и ни в чем теперь не нуждались.
– Но мы итак вроде не бедствуем, – само-собой вырвалось у Копылина, тут же зажавшего себе рот ладонью.
– Я как раз не про это, – усмехнулся Вацек невольному движение огромного человека, – не без прикрас будет сказано – просто залоснившийся от того трепета, который внушал даже такому большому громиле, – я просто размышляю, – здесь он взял паузу, пристально поглядев на преданного товарища, – смогу ли я теперь, после того, что мне только-что стало известно, полностью доверить тебе свои мысли?
– Ну, – Иван виновато отвел в сторону взгляд, – ты же меня знаешь словно облупленного. За исключением девчонки, я тебя не подводил больше ни единого разу.
– Хорошо, – вдруг окончательно решившись, промолвил Валерий, – все равно у меня нет никого другого, кого бы я смог взять в подельники на такое важное дело. В общем слушай, какая меня посетила идея. Тогда наш дурак-босс, являясь человеком исключительно недальновидным, не разобрался досконально в сложившейся ситуации и велел «замочить» Елисеева, считая его предателем. Не спорю: он поступил справедливо. Однако, прежде чем приводить в исполнение приговор, необходимо было отступника как положено допросить, применив к нему не безосновательное пристрастие. Знай я в те далекие времена все обстоятельства этого сложного дела, я бы, безусловно, так бы и поступил. Но теперь чего причитать: момент упущен и достаточно основательно. Между тем мне кажется, что не все еще потеряно, ведь, скорее всего, Димка успел рассказать все своей маленькой дочке – я почему-то в этом просто уверен – и теперь она единственный человек, знающий тайну древнерусских сокровищ.
– В таком случае она давно ими воспользовалась, – неожиданно для себя высказал Копылин не лишенное логики замечание.
– Вот зачем ты сейчас мне это сказал? – чуть не поперхнулся предводитель преступного синдиката, одарив давнего товарища таким прожигающим взглядом, что тому вдруг сразу захотел провалиться на месте, – хотя, – сразу найдя решение, продолжил Валерий, – даже если такое случилось, мы попросту вырвем у «сучки» то, что принадлежит нам по первостепенному праву.
Глава V. Допрос с пристрастием и новая жертва
Денис хоть и считался человеком, подозреваемым в одном из самых жестоких и отвратительных преступлений, тем не менее официального обвинения ему предъявлять пока не решались, доставив же его в райотдел, каждый попросту занялся исполнением своих повседневных обязанностей. Единственный, кому больше все было надо, так это только Карелин, который ходил по кабинетам и, страшно нервничая, уговаривал вышестоящее руководство немедленно приступить к более активным действиям и основательно допросить негодяя. Те же, зная недалекий ум Германа Петровича, только отмахивались, словно он был какой-то назойливой мухой: они-то ведь прекрасно осознавали, что построить на пустом месте откровенный, признательный разговор – это вряд ли получится.
Так Градов и просидел в одном из кабинетов оперативного состава весь текущий день, а впоследствии остался в отделе на ночь. Начальнику поселкового отделения ничего не оставалось делать, как отправиться отдыхать домой, предполагаемый же допрос опаснейшего преступника было решено отложить до утра: ожидался приезд с Управления более сведущих в подобных делах оперативных сотрудников, которые, кроме всего прочего, должны были привести с собой полиграф, спокойно развязывающий языки даже самым отчаянным молчунам.
Вот и настал решающий день в судьбе молодого оперуполномоченного, когда от одного его неверного слова могла полностью поломаться вся его дальнейшая жизнь. Не стоит говорить, что он, уже немного знакомый с методами и правилами, применяемыми в органах внутренних дел, чувствовал себе неуютно, неуверенно, да и что там говорить, был подвержен такому отчаянному страху, что уже прощался и со своей карьерой, да впрочем, и со свободой. На протяжении всей ночи, как он не пытался, ему так и не довелось сомкнуть своих глаз, и к следующему утру юноша – мало того, что выглядел отчаянно перетрусившим! – был выжат, словно лимон, утратив всякую возможность достойно сопротивляться. Как сказал начальник местного райотдела: «От греха подальше…», молодого человека в добровольно-принудительном порядке на ночь перевели в одну из одноместных камер, предназначавшихся для преступников. Как ни негодовала душа юного полицейского, тем не менее, скрепя сердце, ему пришлось подчиниться.
Он думал, что им займутся с самого утра, но время шло, а к нему так никто и не соизволил спуститься. Страшно хотелось и есть и пить, однако про Градова словно забыли, лишив его даже самых необходимых потребностей, необходимых для нормальной жизнедеятельности человеческого организма. По его мнению, такое отношение было совершенно неудивительно, ведь все другие сотрудники теперь считали его не просто молодым и еще не укоренившемся в их коллективе неопытным юношей, но еще и по общему убеждению он оказался жестоким маньяком-убийцей, обманным путем затесавшимся в их полицейское братство.
Вот таким невеселым мыслям подвергал себя молодой человек, когда в половине одиннадцатого к нему в камеру вошел начальник уголовного розыска, сопровождаемый прибывшим с областного центра оперативником и, разумеется, господином Карелиным.
– Меня зовут Женов Михаил Александрович, – представился незнакомый мужчина, казавшийся над остальными главным как по чину, так и по званию, который без особых предисловий сразу взял инициативу в свои руки, – я, подполковник полиции, курирую все преступления, связанные с убийствами и жестокими изнасилованиями. Как ты понимаешь (офицер не церемонился), в ближайшее время нам предстоит с тобой плотно общаться, пока мы не сдвинемся с мертвой точки и не придем к устраивающему всех консенсусу. Первым делом спрошу, тебе не в чем перед нами открыться? Если есть в чем, то лучше это сделать сейчас, потому что тогда мы еще как-то сможем тебе помочь, потом же с этим будет гораздо труднее. Ну, так как: есть нечто такое, что тяготит твою душу?
Опытный офицер, он отлично знал свое дело, проведя на службе в органах внутренних дел лучшее годы своей еще достаточно молодой жизни. Достигнув тридцатисемилетнего возраста и выследив не одного считавшего себя хитроумным преступника, мужчина отлично разбирался в человеческой психике, почему и был назначен на такое ответственное направление служебной деятельности. Его внешние данные выдавали человека, следящего за своей фигурой и уделяющего не малое время спортивным занятиям. Высокий рост гармонично сочетался с натренированной крепкой фигурой; ухоженное лицо отдавало бронзовым оттенком смуглого цвета кожи; серые глаза по краям были карими и отчетливо могли поведать, что этот человек обладает огромным умом и развитыми мыслительными процессами; нос в основном был прямой, лишь к концу своему несколько вздернут, передавая некую капризность натуры; средние ушки, они чуть оттопырены и не скрываются за короткой прической густых черных волос; губы прикрыты аккуратно-подстриженными усами. Одежда областного сотрудника представлялась дорогим коричневым костюмом, одетым поверх ослепительно-белой рубашки, украшенной строгим, в небольшую крапинку, галстуком. Глядя на этого человека складывалось вполне оправданное впечатление, что перед тобой находится не человек, а скорее «механизм», отлично функционирующий и прекрасно знающий оперативное дело.
Такое же впечатление утвердилось и в мыслях молодого оперуполномоченного, и душа его загрустила от этого еще только больше. У него уже начинало складываться определенное мнение, что с помощью его непосредственного руководителя и начальника уголовного розыска этот оперативник сможет склонить его признаться в чем угодно, даже в том, что он некогда организовал потопление «Титаника» или в крайнем случае всего лишь убийство Кеннеди. Объятый страхом и колотящей его нервной дрожью молодой человек, прекрасно понимая, что помощи ему ожидать в данном случае неоткуда, тут же замкнулся в себе и приготовился выдерживать непередаваемый человеческими словами сокрушительный натиск. Именно поэтому, не в силах сдержать дребезжащей интонации голоса, на заданный подполковником вопрос, он, опустив книзу глаза и насупив лицо, словно загнанный в угол зверек, злобно ответил:
– Я ничего такого не делал и раскаиваться мне не в чем. Вы собрались «повесить» на меня очередное нераскрывающееся убийство, так что же, дерзайте – на то воля ваша.
– Ты давай здесь не умничай, – грубо оборвал его Герман Петрович, в присутствии областного оперативника не решившийся рыкнуть, по обыкновению грубо, – следы преступника ведут к твоему дому и там обрываются – это может означать только одно: ты и есть тот жестокий убийца.
Ивановский подполковник одарил неугомонного и не отличающегося большим умом начальника очень откровенным «остужающим» взглядом, явно говорящим о том, что тот значительно опережает события, да и попросту суется не в свое дело, а главное, что офицер уже очень пожалел, что позволил ему участвовать во время допроса, тем не менее вслух ничего не сказал, а обращаясь к Денису, промолвил:
– Согласишься ли ты, если к тому возникнет необходимость, пройти полиграф и ответить через него на интересующие нас вопросы?
– Конечно, – не задумываясь выпалил молодой человек, придавая своим словам как можно большей уверенности, – мне скрывать абсолютно нечего, и я готов на любые процедуры, лишь бы только доказать свою невиновность. Я сам не понимаю, как такое стало возможным, что следы маньяка-убийцы привели к моему жилищу. Очевидно, просто меня кто-то хочет подставить?
– Но зачем? – вмешался в разговор Бесстрашный, выгодно отличавшийся от Карелина своим более покладистым характером и непременным желанием докопаться именно до истины, а не «загрузить» на преступление первого попавшего под подозрение человека, – И главное – кому «Такое», вообще, могло прийти в голову?
– Я не знаю пока, – понуро опустив книзу голову, продолжал Денис подрагивать нервными нотками, – но непременно хочу это выяснить…
Договорить он не успел, так как Герман Петрович, никак не реагировавший на мимику ивановского сотрудника и считавший себя непревзойденным мастером развязывать языки, грубо оборвал его реплику и, придавая лицу звериное выражение, грозным голосом прорычал:
– Хватит нам уже здесь «Ваньку валять»! Мы всё уже знаем (что именно ему известно, он уточнять не потрудился, полагая, что одного этого утверждения будет достаточно), и все равно тебя, «мерзавца», засадим: доказательств хватает, давай уже сознавайся и сэкономь время нормальным людям! У нас и без тебя, «ублюдок», мороки хватает!
Ивановскому оперативнику, очевидно, было в диковинку видеть подобное проведение следственных действий, и он, выпучив от удивленья глаза, ошарашенно уставился на «Целого» начальника поселкового отделения, явно не понимая, как такой неотесанный человек мог дослужиться до столь высокого чина. Тем не менее, верный своему служебному долгу, он посчитал необходимым осадить зарвавшегося руководителя.
– Товарищ подполковник, – сведя к переносице брови, придал он своему голосу металлических ноток и, нарушая все допустимые инструкции, молвил, – что Вы себе позволяете? Еще достоверно не установлено, что этот молодой человек имеет какое-то отношение к совершенному преступлению, и мы пока еще не знаем, является ли он лицом, причастным к тому убийству. Мы пытаемся сейчас разрешить сомнения, возникшие касательно некоторых событий, а если Вы этого не понимаете, то прошу Вас покинуть место проведения допроса, либо отойдите в сторону и не мешайте, пожалуйста, устанавливать все обстоятельства этого и без того сложного дела.
Для более грамотного областного оперативника было дико и непривычно вести подобные разговоры в непосредственном присутствии лица, подозреваемого в совершении преступления. Вместе с тем он никак не мог допустить, чтобы какой-то своенравный, считающий себя мелким царьком начальник мешал ему соблюдать все принятые в таких случаях предписания. Поэтому-то неудивительно, что его терпение так быстро лопнуло, и он начал выговаривать само-дурящему начальнику о его мешающих общему делу неправильных действиях. Он не сомневался в его способностях выводить на откровенный разговор людей низких социальных прослоек, но здесь перед ними предстал совсем другой человек, сам являвшийся оперативным сотрудником, и с ним такие методы, каких обычно придерживался Карелин, были просто недопустимы. Герман Петрович же всего этого, конечно, не осознавал, несправедливо предполагая, что ивановский «хлыщ» хочет заграбастать себе всю его славу, непременно последующую после раскрытия этого необычного и ранее небывалого преступления, а его, прославленного и опытнейшего сотрудника, хотят обойти стороной в раздаче лавров победителей жестокого маньяка-убийцы. Именно основываясь этими побуждениями, он остался крайне недоволен пламенным изречением областного «начальниЧка», как он его про себя презрительно называл, и, придав своему лицу крайне недовольную и обиженную мину, не смотря на свой вздорный характер все же осознавая, что власти у его оппонента немного побольше, отошел в сторону и уселся на разложенные нары, предоставив тому возможность продемонстрировать, как же необходимо поступать в таких случаях.
Женов не заставил себя долго ждать и тут же высказал предложение, показавшееся ему самым здравомыслящим в сложившейся ситуации:
– В таком случае, когда все наговорились, – он недобрым взглядом окинул поселкового подполковника, – тогда уже можно пройти в комнату для допросов и продолжить нашу беседу там. В том месте установлены видеокамеры, ведется запись, и никому не придет в голову слишком уж своевольничать, – намек явно относился к Карелину, на что тот только презрительно фыркнул, а ивановский оперативник меж тем продолжал, уже обращаясь лично к Денису, – мы хотели дать тебе, Градов, шанс облегчить свою участь, поэтому и пытались поговорить именно здесь, но раз ты уверен, что за тобой никаких грехов не тянется, то мы начнем процедуру так, как это принято по установленным правилам.
– Не возражаю, – утвердительно кивнул головой попавший под подозрение молодой человек, готовый выполнить любые условия, лишь бы оправдаться в этой очень сложной для него ситуации, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы все наконец мне поверили – я никого не насиловал и тем более не убивал.
На этом разговор, проходивший в камере, был закончен, и все четверо полицейских направились в специальное помещение, надлежащим образом оборудованное для фиксации общей процедуры дознания, где каждое лишнее слово либо же действие могли стать роковыми как для одной стороны, так в той же мере и для другой.
Комната, в которой этим людям предстояло находиться ближайшее время, была небольших размеров, окрашена в серый, невзрачный, можно даже сказать, пугающий цвет, где в самом центре угрюмо стоял прикрученный к полу удлиненный железный стол, а с каждого торца прочно крепились две табуретки. Никакой другой мебели в помещении не было, а на единственном небольшом окошке нагнетала невеселые мысли прочная металлическая решетка. Прямо по середине стола красовался небольшой аппаратик, именуемый в простом обиходе попросту «полиграфом». Дениса усадили на тот табурет, что был ближе к выходу, а ивановский оперативник уселся под окошком, сделав это, соответственно, для того, чтобы свет падал на лицо допрашиваемого, не позволяя тому утаивать игру своей мимики, его же оппонент в это самое время имел выгодное преимущество, оставаясь в затененном пространстве. Остальные участники этого следственного действия расположились – кто где: Бесстрашный, сложив на груди руки, застыл посередине комнаты, сбоку от металлического стола, Карелин, скрестив за спиной ладони, отошел к окошку и сделал вид, что внимательно изучает голубое небо, видневшееся снаружи.
– Давай, Градов, первым делом поговорим без детектора лжи, – постепенно переходил Женов к активной части допроса, – попытайся нам все-таки объяснить: как так получилось, что следы преступника привели к твоему дому? Сразу поясню, что кроме собаки, там все внимательно изучил экспертный сотрудник и дал однозначное заключение, что следы, бывшие в месте совершения преступления и обнаруженные у твоего жилища, полностью идентичны. Кроме того, он утверждает, что они доходят до твоего дома и обрываются на территории приусадебного участка. Как ты понимаешь, это может означать только одно…
– Что преступник непременно побывал внутри помещений, – договорил за подполковника младший оперуполномоченный.
– Правильно, – согласился более опытный офицер, утвердительно кивнув своей головой, – именно поэтому с тобой и не стали разговаривать сразу, а ожидали его заключения, но теперь уже имеются полные доказательства, что убийца в совершенной точности был возле твоего дома.
– То есть, – ухватился Денис за последнее изречение, словно током прошедшее через все его тело, – Вы сказали, что преступник дошел до моего дома, но у Вас все-таким нет уверенности, что он заходил внутрь…
– А чему, собственно, ты удивляешься? – вдруг резко повернулся скучавший до этого момента Карелин, как то не покажется странным, высказавший хотя и отдающую деревенской простотой, но тем не менее вполне даже логичную мысль, – Ты «замочил» ту девчонку, поглумился над ней как следует и отправился домой, но зайти в помещения не успел, так как я тебе позвонил и потребовал немедленно выходить на работу.
Еще с вечера у Градова забрали его обувь на экспертизу, и теперь его вновь обуяли страшные подозрения: не окажется ли так, что специалист криминальной службы даст заключение, что она полностью совпадает? В таком случае он, действительно, будет полностью потерянным для общества человеком, ведь при вновь открывшихся обстоятельствах как-нибудь оправдаться и доказать свою непричастность не останется практически никакой возможности. Он снова помрачнел и, печально загрустив, опустил книзу наполнившиеся слезами глаза.
– Что говорит эксперт? – только и смог, что выдавить из себя молодой человек, начинавший еще больше поддаваться дрожжи, нервно теребившей все его тело, и ожидавший, что вот-вот окончательно будет поставлена точка в его печальной судьбе и несостоявшейся полицейской карьере.
– Он дает однозначное заключение, что подошвы не совпадают, – спокойным голосом промолвил оперативник, прибывший из Иваново.
– Вот видите, – словно сбросив с себя гнетущий груз, обрадованно выдохнул молодой человек, – я же говорил вам, что я здесь совсем ни причем.
– Это ничего не значит, – резко оборвал его радостное волнение Герман Петрович, не желавший рассматривать никаких других версий и уже в своей голове отчетливо различавший своего подчиненного, закованного в наручники и желающего признаваться в совершении преступления, – ты же не простой какой-нибудь парень, ты все заранее продумал и прихватил с собою пару запасных штиблет – только и всего. Дойдя до дома, переобулся, после чего зашел в дом и сжег преступную обувь в печке.
– Однако, – вмешался в становившийся перекрестным допрос молчавший до этого начальник уголовного розыска, – тогда это, Гера, – Бесстрашный допускал с этим человеком фамильярное обращение, – такое предположение очень серьезно разнится с твоими доводами, приведенными несколько ранее, где ты утверждал, что в дом парень не заходил, а сразу отправился по твоему вызову, да и избу мои ребята осмотрели внимательно, и, поверь, печка оказалась нетопленной. Как ты объяснишь такой поворот своих мыслей?
– Все очень просто, – не желал сдаваться упрямый поселковый начальник, считавший свое мнение единственно правильным, – он уничтожил ее каким-нибудь другим способом.
– Каким? – не унимался Алексей Николаевич, пытавшийся если не защитить предполагаемого преступника, то хотя бы вынудить Карелина не мешать проведению следственного мероприятия и не озвучивать свои нелепые версии.