Возрождение, или Граната в руках обезьяны

– Купол на месте, не пройдем.

С огромной силой тряхнуло нас, остановив на месте гравиплан, перейдя с бешеной скорости до нуля. Силовой барьер озарился фиолетовыми полосами с лиловыми круговыми волнами, вытянулся, словно паутина под натиском осы. Вдруг раздался хлопок, гравиплан рванул вперед, исполняя последнюю команду. Я вылетел из кресла через спинку и впечатался в заднюю стенку планера вверх тормашками, в дополнение трансфер врезал ниже пояса.

– Привет! – Софья возникла из-под моей юбки и помахала ручкой.

– Зачем так больно? – с перекошенной физиономией улыбнулся я.

– Хоть таким образом доберусь до тебя. Хи-хи-хи.

Вернул к действительности взрыв за окном. Аппарат бросило в сторону. Второй взрыв ввел нас в пике. Снова падение на кресло, дотянулся до штурвала, немного выровнял курс от вертикали, мы спланировали за гору. К счастью, угол снижения совпал с углом наклона скалы, кое-как погасив скорость, сели на камни.

– Мы спасены! Софьюшка, родненькая!

– Ура! – закружила в хороводе озорная девчонка, длинная в цветную полоску юбка развернулась зонтиком, гипнотизируя бегущей спиралью к стройным ногам.

– Архи, ты самый лучший! Возьми меня в жены!

– Надо подумать, может, лучшая найдется.

Софья продолжала кружить. Возникла музыка, и нежный голосок девчонки запел мою любимую песню.

«Мне б такую…»

Затем резко все оборвалось.

– Как тебе удалось снять защиту? – в голосе прозвучали нотки волнения.

– Сама говорила, что Управдом запитан от гравилета, разорвал цепь, ему пришлось перегружаться.

– Нет-нет. Защита на выходе из ангара не успела, но купол закрылся. Почему, остановив нас, последовало снятие?

– А почем мне знать? У нас такая мощь, а база не успела усилить экран.

– Смотри мне в глаза! В мешке остался квазимозг робота? Тема?!

– Да. На Родосе он предложил сделать особую копию, Тема словно предчувствовал ситуацию, полдня я нажимал кнопки, как обезьяна на сочный банан, чего там получилось, не знаю, может, и граната, которая теперь взорвалась в мозгу Уравдома. Поэтому и места для провизии у меня не хватало в мешке, – голос мой дрогнул, жалость от потери друга накатила в душе.

Софья упала мне на плечо, я почувствовал мокроту слез.

Как удивительно устроена жизнь. Вот она, девчонка, плачет на плече, секунду спустя исчезнет. Настоящие лучше. Чем? Своей похотью, и вся разница, нет, она сможет лучше. Тогда что? Одно огромное отличие ? рожать детей, стареть и умирать вместе с тобой.

Немного передохнув, Софья наладила цепи управления глайдером, и мы перемахнули горный хребет. Опустились в долину царствия мира и спокойствия под вечной опекой Будды. В небе еще издали, заприметив нас, подлетел наш знакомый, золотистый дракон. На груди чешуя имела мутный коричневый оттенок, следствие острых камней неприветливых гор. Сделал круг почета, с криком, полным радости, стрелой ушел вниз к площади пагод.

. . .

– Добра вам! – украл мое приветствие Далай-Лама.

– Добра вам! А где же «с возвращением»? – хитро подмигнул я, и оба рассмеялись.

Толпа расступилась.

– Эврика! – завопил я на всю площадь.

Не скрывая слез, обнял ее и поцеловал в лобик. Мальчишка в пеленках закряхтел от моих объятий.

– Кто здесь? А-у. Как назвала?

– Пока никак.

– Наверное, хотела Архимедом назвать, а я, дурак, живой приперся.

– Настоящий дурень, хоть и лучше всех.

– Тогда Далай-Лама подойдет.

По толпе прокатился смех.

К вечеру устроили пир, хотя какой пир с одним рисом и фруктами, без мяса и самогона?

Далай-Лама хлопнул в ладоши, и на стол поставили стеклянную бутыль и поднос вареного мяса.

– Это сакэ, дурманящий напиток, много не пей, от него разум мутнеет, и действия не контролиру… – начал было нравоучения старец.

– Вот это по-нашему, по-славянски! – перебил я. – Встретитесь со Светличем, он вас медовухой угостит, тогда и поговорите о пользе и вреда этого зелья.

Застолье набрало новый оборот, когда я приступил к обязанностям тамады, угощая всех сакэ, приставал и к монахам. Втихаря мы с Далай-Ламой кульнули по чарочке на брудершафт, как вдруг Софья нас сдала, запев песню.

«Чарка на пасашок,

У дарогу кажушок…»

– Софья, я давно хотел спросить, почему у тебя все песни на один мотив? Нет, не то, ритм, снова нет… Короче, ты меня понимаешь. «Гибель миров» звучала как-то не так.

– До двадцать первого века в большинстве песен преобладали лирические, вкладывающие смысл в каждое слово. Двадцать первый и двадцать второй – приятная чушь про любовь с бешеным ритмом, за столом не споешь, да и петь разучились, за человека пели техника, магнитофоны, музыкальные центры, галотрансьеры… С двадцать четвертого слова совсем исчезли, осталась музыка.

– Могла бы ты нам спеть по одной песенке, меняя периоды возвышения цивилизации? – попросил Далай-Лама.

– Не-ет! Только не это! Один уже спел Великую Симфонию, и человечеству каюк. Лучше лирику, – и сам запел застольную, которую откопал в древнем справочнике 1970 года «Пособие по ведению застолья»

«Самогоном позаставлены столы,

Возвратился председатель с Калымы…»

Далай-Лама перебил меня своим смехом, услышав про «возвращение».

Средь мерцающих звезд кружили драконы, их силуэты плавно по очереди закрывали их свет и снова зажигали.

– Софьюшка, милая, спой что ни будь из древнего Китая, ты хвасталась знанием всех песен мира.