Злое дыхание древней гробницы

– Свет.

Удивительно, но в русском языке такое слово тоже было, и оно означало именно то, о чем подумал Суриков, заглянув в бездонные глаза нового знакомого. Он утонул в них, словно купаясь в небе в лучах солнечного света, так удивительно похожих на волосы героя, сейчас ласково обдуваемых ветерком.

Командир повернулся к товарищам, и первым представил бортинженера.

– Володья, – мягко повторил за ним Свет; а потом – за Кондуровой – еще мягче, с придыханием, – Аньюта.

Сурикова даже кольнула иголка ревности, но в речи, и взгляде Света не было ничего интимного; он искренне любовался русской красавицей – и не более того. Михаилу даже показалось, что в его взгляде промелькнула грусть; словно он вспомнил кого-то близкого. Однако это промелькнуло, и исчезло – как только свою ладонь протянул комиссар. Михаил чуть поморщился – понял, что непобедимый Кассиус сейчас продемонстрирует фирменный трюк – растирание костей руки стоящего против него человека. И неприятный скрип действительно раздался! Быстрый взгляд на улыбающегося по прежнему Света показал – с его ладонью все было в порядке. А комиссар посерел – казалось он сейчас грохнется в обморок.

– Бонго, – словно выплюнул Свет, и разжал ладонь.

Комиссар отошел, растирая руку, и шепча что-то под нос. Это наверняка были проклятия – на неизвестном Михаилу языке. А вот Свет насторожился. Казалось, он понял негра! Но это длилось неуловимое мгновение; вот что-то другое привлекло его внимание и его ноздри смешно зашевелились. А Суриков и сам ощутил божественный аромат мяса. Экипаж обедал еще на земле. Бутерброды на скорую руку в полете лишь раззадорили аппетит, и сейчас он взывал – обратите на меня внимание.

Свет махнул всем рукой, и повел их к другому холму; там их встретил огромный пес неизвестной породы, который «улыбнулся» им страшной улыбкой. Сурикову показалось, что в сторону комиссара, так и державшегося поодаль, улыбка эта была совсем уж свирепой. А Свет уже отодвигал в сторону едва тлевшие угли, и разгребал слой земли, которой были засыпаны под костром два внушительных размера бурдюка. Непонятно откуда в руке хозяина этих мест оказался нож, и вот один бурдюк вспорот. Вырвавшийся из него аромат был настолько сильным и аппетитным, что его содержимое уже исчезло в желудках пяти человек, когда Мыльников, поглаживая себя по животу, вдруг вспомнил:

– Вообще-то надо было проверить анализатором…

Увы – анализатор, как и все остальные приборы, был «мертв». А Володька, махнув рукой, подхватил медный котелок, и отправился к луже, которую недавно выплеснул на берег тонущий космолет. Суриков заметил, как весело сверкнули глаза охотника, и приготовился наблюдать цирковое представление.

Мыльников ограничился громкими проклятиями – вода, как уже понял Михаил, была соленой. А толстый прозрачный пласт на озере – слой выпаренной жарким солнцем соли. Он тут же восхитился чудесному умению Света передвигаться неслышно, невидимо и стремительно. Охотник только что сидел, скармливая псу последние куски мяса – и вот он уже рядом с Володькой, и в руке у него котелок, полный соленой воды. А в другой – длинный меч, в первый раз показавший землянам свое хищное лезвие.

Кончик оружия окунулся в котелок, и та вдруг забурлила. А когда Свет вынул из него меч, кончик оружия был покрыт белыми кристаллами соли. Охотник протянул котелок Володе, и тот, отпив, с удивленным восхищением крикнул друзьям:

– Вода! Дистиллированная вода!

Теперь рядом с ними оказалась Анюта с Михаилом – не так стремительно, конечно. Суриков осторожно дотронулся до лезвия пальцем, защищенным перчаткой, и громко вскрикнул. Громко не от боли – умел терпеть – а от удивления. Прочнейший материал перчатки, который не пробила бы пуля, легко разрезал допотопный клинок. К Михаилу тут же подскочила Анюта – штатный врач экипажа. Она привычно достала из полевого рюкзачка все от же анализатор, который легким нажатием пальца превращался в компактного лекаря. Ее голова тут же поникла – у прибора не горела даже красная кнопка, показывающая на полную разрядку батареи.

Тогда в дело вступил Свет. Он осторожно снял перчатку с руки Михаила (и как только разобрался в хитром креплении?), и спрятал рану, сочащуюся кровью, в своих ладонях. Окрестности непонятным образом заполнили тягучие слова, который Свет вроде бы шептал себе под нос. Михаил и так не сильно страдал от раны, а тут боль стала уходить – с каждым словом. А когда охотник отнял руку от ладони командира, тот удивленно вскрикнул – вместе с товарищами. На ладони не было даже шрама от раны!

Суриков ошеломленно переводил глаза со своей ладони на улыбающегося Света, когда тот вдруг насторожился. Взгляд его стал серьезным и напряженным. Он вдруг потащил сразу всех под наклонившуюся рядом с костром скалу. Затолкав четверых землян и собаку под каменный козырек, он метнулся обратно, стремительно уничтожая следы трапезы. Под камнями скрылись и остатки обеда, и угли, и что-то еще, невидимое Михаилу.

Комиссар Бонго, очевидно возмущенный подобным обращением, выскочил наружу и открыл рот, готовый выплеснуть на охотника водопад проклятий. Свет вроде не глядя махнул рукой, и негр скорчился на камнях без сознания. Охотник зашвырнул его обратно под скалу и бросил несколько слов псу. Когда олимпийский чемпион очнулся, перед его лицом нависла оскалившаяся морда пса. Ничего доброго эти зубы комиссару не обещали, и он снова закрыл глаза, притворившись беспамятным. Однако обмануть Михаила – да и Света тоже – ему не удалось. Охотник как раз занял место рядом с землянами, когда на землю обрушился гром подлетавшего космолета. Вот «Стрелка» остановилась над озером и зависла, медленно совершив оборот на месте. Она словно пыталась разглядеть «Белку» под толстым слоем соли. Вот теперь командир корабля был рад, что его космолет недоступен. Правда, он не доступен и собственному экипажу, но Михаил почему-то был уверен – он еще возьмется за штурвал «Белки». А если не сможет достать ее сам, то поможет… Свет!

Охотник тем временем весь обратился во внимание. Вот он опять распростер руки, словно пытался обнять сразу всех – и действительно обнял. А за его спиной загорелось новое солнце – это «Стрелка» обрушила вниз, на ни в чем не повинные трупы львиного прайда, море огня. Космолетчики ошеломленно прижались к каменной стене. Михаил едва разглядел, как «Стрелка» рванулась прочь от озера, исчезая в голубой дали. Волк первым выскочил из под скалы, словно собираясь догнать противника. А Суриков успел заглянуть в глаза охотника. Он так и не определил, чего сейчас в них было больше – вызова, гнева, или ожидания близкой беды.

Глава 4. Замок барона Гардена

Горн счастливо захохотал, глядя, как внизу бушует пламя. Да – маленький раб не обманул. Если бы еще не упрямился второй!

Он велел Лазаренко лететь обратно – на Белый континент. Жаль, конечно, что не нашли вторую железную птицу, ну да ладно – хватит и одной. Анатолий бесстрастно кивнул и тронул «Стрелку» вперед. Он выполнял только прямые команды чародея. Поэтому не стал говорить, что маленькая шкала металлодетектора слегка дрогнула, показывая, где пряталась «Белка». Сердце космолетчика наполнилось теплом – он вдруг уверился, что помощь придет. Скорее всего из под той скалы, на которую показал детектор органики.

Космолет уже набрал приличную скорость, когда Горн вспомнил, что где-то рядом должен находиться носитель невиданной силы, к тому же сумевший оградить ее от взгляда чародея. Но не всю! Он послал свою мысль тонким крадущимся лучом; и не сдержался в изумлении: «Тагор!». Этот возглас нарушил что-то на дальнем краю магической связи. Чародей, не привыкший за века к сопротивлению, даже подпрыгнул в удобном кресле. Его лицо набрякло кровью и застыло – ненадолго. Вот он откинулся на спинку кресла в изнеможении и раздражении. Неведомый противник опять сумел отрезать его от источника силы, а главное – от знания. От древнего знания, которое было давно развеяно по континентам. Теперь он вновь было собрано воедино и принадлежало – не ему!

Горн настолько глубоко задумался, что забыл про кабель, который постоянно сжимал в руках – иначе двигатели «Стрелки» не работали. Вот и сейчас корабль камнем падал вниз под негромкие причитания побледневшего Такамуры. Чародей опомнился и схватился за оголенный провод. Двигатели снова загудели и «Стрелка» рванулась в сторону Великого океана.

А Горн злорадно усмехнулся, прошептав непонятную для спутников фразу:

– Значит, Весна…

Земляне вслед за охотником вышли из убежища, проводив за горизонт исчезающую в синеве неба точку. Охотник опять ощутил, как чья-то чужая воля овладевает его сознанием. Он метнулся под скалу, где ждал спасительный шлем. Теперь Свет был вооружен не хуже невидимого противника. Защищенный волшебной сталью, он осторожно нащупал источник воздействия, и поразился глубине злорадного предвкушения далекого чародея. Оглянувшись, он понял, что предвкушал противник. Четверо незнакомцев, прилетевших на стальной птице из неведомых далей, надели на лица маски холодного равнодушия. Владимир и Анюта опять упали на камни изломанными куклами. Невидимый кукловод очевидно оценил из бойцовские возможности и остался недоволен. А вот Михаил Суриков и комиссар Бонго были грозными бойцами. Причем оценив мягкие движения первого, охотник не стал бы сразу отдавать пальму первенства чернокожему бойцу. Суриков, несмотря на гораздо меньшие габариты, был опытным поединщиком. Чем-то его движения напоминали мастеров Дао. Но – лишь напоминали. Вряд ли у него был такой учитель, как мастер Ли. И вряд ли в его жилах текла кровь древнего героя. К тому же сейчас этим тренированным телом управлял явно не мастер боевых искусств. Поэтому Михаил даже не успел занять оборонительной стойки, когда Свет мягко скользнул к нему и нажал на точку под ухом. Обмякшее тело он бережно опустил на камни рядом с товарищами, и повернулся к другому поединщику.

А тот вдруг уподобился бойцовскому петуху. Заскакал в стойке с правой рукой, сжатой в кулак, впереди. Вторая прикрывала подбородок и часть груди. Но заскакал красиво, несмотря на камушки под ногами. И Свет не удержался. Он тихо рассмеялся, занял точно такую же стойку, и тоже заскакал. Он думал сейчас, как будет рассказывать об удивительной схватке друзьям – там, в замке Гардена.

Бонго был уже рядом. Подпрыгнув, отчего показался еще выше и массивнее, он обрушил на охотника удар мощного кулака. Свет легко уклонился от него, угадывая, что первый удар был ложным, прицелочным; подсел под следующий – еще более сильный. Сам охотник ударил не кулаком. Выпрямленная словно копье ладонь внешне несильно ткнулась в живот противнику, и тот отлетел на камни, успев защитить разве что голову.

Но Свет знал куда, и как бить. Еще он знал об удивительном материале, из которого был изготовлен костюм и Бонго, и других пришельцев. Этот костюм сейчас не позволил комиссару провалиться в забытье. Зато стряхнул с него чары. Вскочивший ловко на ноги человек встал в стойку теперь по собственной воле. И воля эта готова была сокрушить охотника. Навсегда.

– Посмотрим, – зло усмехнулся Свет; он уже понял, что мир, приславший сюда этих людей, тоже не свободен от зла.

Теперь стойку и прыжки охотника Бонго принял за издевательство. Его глаза вспыхнули недобрым огнем, а толстые губы ужались в прямую тонкую линию. Олимпийский чемпион наскочил на охотника, впервые увидевшего настоящую боксерскую стойку, и нанес серию молниеносных ударов. В финале Олимпиады такой серии хватило для нокаута. Здесь удары провалились мимо противника, а черный подбородок встретил единственный встречный прямой удар правой. Не сдержи Свет холодной ярости, и на землю упал бы бездыханный труп. У охотника мелькнула мысль, отдать волю силе, которая сама должна была решить – жить этому человеку, или нет. Но он решил не уподобляться противнику. Потому удар хоть и выглядел всесокрушающим, на самом деле был точно дозированным – даже не сломал Бонго челюсть.

Комиссар упал на камни словно мешок. А Свет даже не стал дуть на кулак, весь превратившись в одно большое ухо, которое разобрало удаляющееся:

– А этот Свет очень даже неплох! И силой владеет немалой. Что там еще было в его памяти?..

Чародей словно перебирал сейчас липкими пальцами книгу, в которой каждая страница была отдельным заклятьем, а каждая буква пылала колдовской силой. Даже через огромное расстояние Свет ощутил безмерное изумление чародея, когда тот «перелистнул» очередную страницу:

– Великое Небо! Это же заклятие Тагора! Этот парень или ничего не знает о даре бессмертия, или глупец почище самого Тагора! Тот прожил тысячу лет не старея, и умер от собственной руки – а больше от скуки. Лишь один человек может пользоваться этим заклятием. Этот Свет знает тайну Тагора, и не пользуется ей!

Как там: «Мене, тэке…". Проклятое небо! Никогда не мог запомнить сразу больше десяти слов. Может, вернуться? Нет! Свет сам приползет ко мне на коленях со своей тайной…

– Как же, жди.., – прервал его чей-то суровый голос.

Горн похолодел и скривил лицо в жуткой гримасе – впервые кто-то перебирал пальцами его мысли помимо воли самого чародея. Он торопливо зашептал слова заклятия, прерывая невидимую нить, и злорадно усмехнулся, уже неслышимый Светом:

– Значит, Весна…

Весна как раз вышла вслед за Гарденом на высокое крыльцо замка, когда к ним подбежал Мамудин – младший из парсов, за долгую зиму вполне сносно овладевший франским языком. Но сейчас он, казалось, забыл все слова, кроме одного. Обратив испуганный взгляд на барона, а потом на молодую хозяйку, прижавшую к груди закутанного ребенка, он ткнул в сторону ворот:

– Там, там…

Гарден с Весной не стали ждать, когда парс заговорит понятней. Они сбежали с крыльца и поспешили туда, куда указывала трясущаяся рука Мамудина. Вслед за ними уже спешил Би Рослан. Волнение парса предалось барону; оно переросло в отчаяние, когда Гарден увидел, что щит Владимежа, всю зиму охранявший замок, валяется рядом со створкой. Сейчас он ничем не отличался от десятков таких же щитов, хранящихся в запасниках замка. На руках Весны заворочался маленький Владимеж. На удивление спокойный ребенок сейчас просился к свету. И молодая мать распахнула детское одеяние, подставляя весеннему солнышку дитя. А тот уже тянулся ручонками к щиту. Так – вместе с потерявшим силу доспехом предка ребенка унесли в теплые покои.

Уже там, разглядывая щит, Би Рослан спросил, не подумав:

– Может со Светом что случилось?

– Нет, – побледнела Весна, тщетно пытаясь нащупать на шее Камень души.

Сейчас камень хранился в платке в виде серого песка. Там же лежала платиновая цепочка. А грудь молодой матери украшало ожерелье Предводительницы парсов. Его Нажуддин торжественно вручил новой главе маленькой общины парсов – в день рождения сына. Он тоже стоял сейчас здесь; и его лицо тоже покрыла бледность. Она тем более была заметна на его обветренном лице, что оттенялась густой черной бородой, в которой блестели многочисленные серебряные нити.

Он дотронулся до руки Весны, но та упрямо поджала губы:

– Нет, Свет жив! Это кто-то другой…

– И очень могущественный, – добавил смутившийся было историк, – потому что я не знаю силы, которая могла сорвать этот щит… кроме самого Света, конечно.

Весна подняла глаза к потолку, к небу, которое только несколько дней назад очистилось от темных туч и изматывающего душу ветра. Она и сама поняла, что упавший наземь щит несет с собой что-то недоброе. Ребенок на руках, стиснутый сильнее обычного, недовольно закряхтел. Он словно хотел сообщить матери, что она, обратив у ворот все внимание на щит, пропустила еще одно событие. У края леса, который стараниями слуг Гардена отодвинулся от замка на добрую сотню шагов, всегда дежурил чужой воин. Сейчас его не было – надев на ноги широкие лыжи, подбитые мехом, он заскользил в направлении вотчины Великого герцога франов…